Мне встречались маленькие электрические машинки для заточки бритвенных лезвий. А не лучше ли было сделать острые лезвия, чтобы не было необходимости их точить? Фронтовики точили эти лезвия путем круговых движений лезвий по внутренней стороне стакана.

Современные бритвенные принадлежности мы увидели в начале восьмидесятых годов и то, если кому-то во время командировки в Москву «обламывалось» увидеть вброс импортного товара. Так и к двухлезвийным станкам не было запасных лезвий. Моряки-инженеры из морского отдела округа пробовали их точить токами высокой частоты, но результат был таким же, как и у специалистов с гранеными стаканами.

Ситуация с офицерскими кадрами в пограничных войсках была очень сложная. После событий на острове Даманский оказалось, что офицеров-пограничников катастрофически не хватает. Как в 1914–1917 гг. юнкерские училища досрочно выпускали прапорщиков военного времени, так и в начале семидесятых срочно были созданы курсы младших лейтенантов, которые в срок от трех до шести месяцев выпускали офицеров со средним военным образованием. Конечно, это не чета высшему образованию, качество не то, но большинство младших лейтенантов достойно показали себя в войсках и получили хорошее продвижение по службе. Была также использована и система партийного набора, то есть призыва офицеров запаса, находившихся на партийной, комсомольской и хозяйственной работе. Хочешь, не хочешь, а партия приказала, значит — надо. Нам, курсантам, дико было смотреть, когда офицеры в званиях старших лейтенантов ходят в строю по принципу «сено-солома» и вообще находятся на уровне курсантов первого курса. Партнабор себя, в общем-то, не оправдал и на границе мне редко встречались офицеры, которые по партнабору значительно продвинулись по службе.

Весна 1971 года была чрезвычайно насыщенной событиями, связанными с окончанием училища. Государственные экзамены и женитьба. Все бегом. Получение офицерской формы, которую специально шили в ателье. Вывоз всего офицерского «приданого» (в чехле для матраца, такой здоровый мешок) в город. Распределение. Остановился 27 мая в ЗАГСе. Молодой лейтенант в золотых погонах и рядом молодая девушка в белом подвенечном платье. Вместе с дипломом получил и свидетельство о регистрации брака. Начиналась самостоятельная жизнь. Не надо ждать подъема, команды построения на завтрак и другие мероприятия по распорядку. Надо самому устраивать свою жизнь и заботиться о пропитании собственной семьи.

С женитьбой все было по-нормальному и по-человечески. Встретились. Познакомились. Влюбились. Поедешь на границу? Поеду! Пошли в ЗАГС подавать заявление. Выбираем дату. 28 мая официальный выпуск в училище. 29 мая в Алма- А те остаются единицы выпускников. Значит, свадьба и регистрация 27 мая. За бланк свидетельства платила невеста, один рубль сорок семь копеек. Даже сейчас вспоминает, что купила меня за 1 руб. 47 коп. Ближе к выпуску кто-то из больших начальников решил, что выпуск будет не 28-го мая в День пограничника, а 27-го. Мне дают команду:

— Меняй день свадьбы!

Поехал в ЗАГС, а там огромная очередь и на мою просьбу следует ответ:

— Товарищ курсант, вы что, шутите, что ли, у нас дни по минутам расписаны.

Начальники снова командуют:

— Отменяй свадьбу!

— Нет, — говорю им, — отменять ничего не буду. То, что меня не будет на вручении диплома, не является основанием для того, чтобы мне не выдавать диплом. А отмена свадьбы может разрушить всю мою жизнь.

Однокашники говорят:

— Правильно, у нас твоя свадьба давно в планах, а на 28-е уже билеты взяты. Иди, регистрируйся и жди в ресторане.

Вот и времена были, когда лейтенант мог позволить себе арендовать банкетный зал и устроить свадьбу на тридцать человек.

Со свадьбой связан еще один эпизод, касающейся моей фамилии. Вроде бы в нашей стране абсолютное большинство населения грамотные люди, но лишь единицы способны без ошибок написать фамилию, начало которой есть слово СЕВЕР. Как только не перевирают слово СЕВЕР высокообразованные люди, диву даешься. Так и я решил проверить, а правильно ли выписано свидетельство о регистрации брака. Со скандалом, но мне дали прочитать свидетельство. И что вы думаете? В начале моей фамилии написано СИВИР. Взяли заявление на регистрацию брака — фамилия написана правильно и печатными буквами, потому что сам писал и знал, что сделают ошибку. Бегом переделывали свидетельство. С тех пор все документы проверяю только на написание фамилии.

После окончания училища я сразу был командирован в Москву на высшие пограничные курсы для изучения основ работы с нарушителями границы.

В Москве я был вообще в первый раз. На курсах со мной учился сын Н.Карацупы, окончивший Московское пограничное училище в этот же год, и мне посчастливилось познакомиться с его отцом, прославленным пограничником, Героем Советского Союза, полковником Никитой Федоровичем Карацупой, рассказами о котором я зачитывался в детстве. А Ингусом мой дядя назвал свою овчарку, с которой я маленьким гулял по улицам областного центра.

Москва, конечно, произвела на меня огромное впечатление. Учеба не давала много времени на осмотр города, но кое-что увидеть удалось. Кремль, Красная площадь, Исторический музей, музей Вооруженных Сил, Третьяковская галерея, музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина.

Москва в то время готовилась стать городом коммунистического труда и быта. Это относилось и к военным. Не дай Бог военному в жару снять китель и нести его в руке. Сразу, несмотря на заслуги и возраст офицера, ему выписывался билет на строевую подготовку, чтобы не терял выносливости, чтобы обливался потом, но китель не снимал.

В то время Министр обороны Д.Ф. Устинов сфотографировался в кителе с портупеей, заправленной кое-как. Ретивые комендантские служаки начали всех гонять за «неправильное» ношение портупеи: Министр обороны знает, как надо носить портупею, если фотография растиражирована на все Вооруженные Силы, несмотря на то, что тем же Министром были подписаны Правила ношения военной формы одежды с другим описанием ношения портупеи.

Чуть позже, один военачальник из омских уроженцев, он потом Министром обороны был во время ГКЧП, будучи командующим войсками Дальневосточного военного округа, начал бороться с нарушениями формы одежды в Хабаровске. Стали вылавливать всех офицеров и прапорщиков, которые в сорокаградусный мороз носили теплые ботинки коричневого цвета, а не уставные уродливого образца башмаки на рыбьем меху или сапоги, пригодные для маршировки по утепленному плацу.

Говорю об этом не с чужих слов. Сам в звании майора и в должности офицера управления пограничного округа был посажен в «черный воронок» недалеко от своего дома, отправлен на гарнизонную гауптвахту рядом с управлением пограничного округа и посажен в камеру с младшими офицерами и прапорщиками. Уставы я знаю, вытребовал себе право свободного передвижения по гауптвахте, питание. Пользуясь воинским званием, согнал с нар младших по званию и стал подбивать сокамерников — старших офицеров писать жалобу военному прокурору. Армейцы на меня руками замахали, что ты, дай Бог небольшое взыскание получить. А я коменданту, личному другу командующего, пообещал не оставить это дело без последствий.

К вечеру за бутылку коньяка договорился с караульным начальником, майором, сделать один телефонный звонок (в фильме «Офицеры» — дежурный Витька за три компота выпустил позвонить) и не подставить его. Позвонил оперативному дежурному по пограничному округу, и через полчаса меня освободили.

Начальник штаба пограничного округа, генерал-майор, после совещания у которого меня арестовали, освидетельствовал меня на предмет трезвости, подтвердил, что я в нормальном состоянии и поддержал мою идею обращения к военному прокурору. Заявление я накатал по все правилам юридической науки со ссылками на Уставы и процессуальные документы.

Жалобу рассмотрели. Подтвердили, что я был незаконно задержан и помещен на гауптвахту, принесли официальные извинения. Наказали, конечно, не коменданта за самоуправство, а стрелочника, который был ни при чем (отличный парень, мы потом ближе с ним познакомились). Зато потом офицеров-пограничников патрули не трогали.