— Нет, — ответил я, — не могу, сейчас братва ждет. Как-нибудь в следующий раз забежим.

На прощание я предупредил, чтоб она была осторожнее, не всем доверялась, а то и загреметь недолго. Расстались мы как старые знакомые.

Я бежал от нее, как бегают спортсмены. У меня все карты были в руках. И мне хотелось побыстрее поделиться радостью с товарищами.

Распахнув дверь, я быстро вошел в кабинет.

К моему удивлению, посреди кабинета сидел Сулико и, как старый курильщик, разминал пальцами папиросу. У его ног лежали похищенные им вещи. Сулико еще пытался отпираться. И лишь когда в районный отдел был доставлен патефон и я передал Сулико привет от Марианны, он заговорил.

— Лохвицкого забрали! — сказал, обращаясь к Попову, Бударин.

— Не может быть, я его вчера видел на базаре!

— Так это вчера было, а сегодня он уже на Петровке. Да не один — с ним Степанов и Блоха. Теперь им крышка! Надо сматываться, пока они не раскололись!

— Не расколются, не такие ребята, — заметил Попов. — Сейчас они от нас будут ждать помощи. Ведь в лагере на даровом харче не прокормятся. А от кого им ждать? От нас же. Нет, не расскажут они. Так что не дрейфь! Ты лучше готовь машину на вечер. Есть деловой мужик, опять нашел дачника, понял?

Приятели сидели за бутылкой водки в неказистом домике на окраине Москвы, в квартире старой бандерши и скупщицы краденого Помелихи, и сговаривались об ограблении склада.

Сын вечно пьяного кустаря-одиночки, сапожника — Попов еще в детстве потерял мать. Предоставленный самому себе, почти всегда голодный и оборванный, мальчик питался где попало — либо у сердобольных соседей, либо с ребятами, совершившими удачный налет на корзинки базарных торговок. Он втянулся в воровскую жизнь.

Старый кадровый рабочий Петров, живший неподалеку от его дома, обратил внимание на вечно шатающегося Попова и предложил ему поступить на завод, на котором сам работал.

— И чего я там у вас заработаю, — рассмеялся Попов, — на баланду?

— Не на баланду, — рассердился Петров, — а на жизнь. Человеком станешь, а не пустышкой! Хватит, Сашка, Ваньку валять, пора за ум браться, а то так и в тюрьму угодить можно, — продолжал Петров. — Вот тебе мой совет! — Он подошел вплотную к Попову, взял его за руку и, скрывая волнение, тихо сказал: — У меня вот такой же сынок был. Да не доглядели мы со старухой за ним — теперь в лагере. — Он тяжело вздохнул и, еще раз сжав руку Попова, сказал: — Вот и все! А теперь как знаешь.

Напоминание о сыне Петрова, которого Попов знал, как-то на миг отрезвило его.

— Хорошо, дядя Миша! Попробую. Берите на завод, может, что и выйдет?

— Выйдет, обязательно выйдет, — сказал Петров, — заходи ко мне утром, пойдем на завод вместе.

Определили Попова в кузнечный цех — подручным молотобойца. Втянулся он в работу.

— А ну, Санька, давай, — весело покрикивал кузнец на Попова. — Из тебя, паря, выйдет толк, если и дальше будешь рубать, как сейчас.

И Попов в самом деле мало-помалу становился заправским молотобойцем. Даже секретарь комсомольской организации, вначале косившийся на приблудного пария, стал его похваливать.

На первую получку вместо водки были куплены добротные штиблеты и верхняя рубашка. Стал Попов и книги читать и в кино ходить.

— Санька завязал, — говорили о нем бывшие дружки. — Совсем оторвался.

А Попов тем временем увлекся занятиями в открывшемся на заводе кружке автомобилистов и в полгода овладел еще одной профессией — шофера.

Так бы и шла жизнь бывшего беспризорника Попова, если бы в один злополучный день не встретился он с Тосей Федосеевой. Это была та самая Тося, которая человеку в двадцать лет кажется самой красивой, самой умной и самой хорошей. Увы! Тося не была идеалом, а скорее, наоборот — типичной мещанкой, мелочной и завистливой, хотевшей жить легко и беззаботно.

Дочь дамского парикмахера, рано овдовевшего, она ни в чем не знала отказа от любящего отца. Бросив школу уже с шестого класса, Тося сначала пробовала у отца учиться прибыльной профессии, но вскоре ей и это занятие надоело, и она решила жить «просто так». Миловидная, всегда хорошо одетая, она привлекала внимание молодых людей.

Знакомство состоялось случайно — в кино, где их места были рядом. Был свободен и еще один стул рядом с девушкой. Очевидно, она собиралась пойти в кино с кем-то, но он не пришел. Когда прозвенел третий звонок, она стала нервничать.

— Не пришел, да? — вдруг спросил соседку Попов.

— А вам какое дело? — огрызнулась Тося и повернулась к нему боком.

— Да ничего, я просто так сказал, — заметил Попов, — всякое бывает! Может, заболел, а может, посадили. А то и с другой пошел в другое кино.

— Вы что — хотите, чтобы я ушла из зала? — воскликнула Тося так громко, что зрители тотчас зашипели: — Дома поговорите. Кончайте базар!

Тося замолчала и как-то вдруг присмирела. Попову на момент даже стало жалко ее.

— Извините, — сказал Попов, — если я что не так! Я пошутил, а вы в бутылку, давайте лучше не будем ссориться, а будем смотреть картину.

Американский боевик с неизменной стрельбой и дракой заставлял Тосю вздрагивать, а один раз она, испугавшись, схватила Попова за руку.

— Это ужасно, я не могу смотреть это, — прошептала она, обращаясь к Попову.

— Тогда уйдем, мне тоже не нравится эта белиберда, — ответил Попов.

Они поднялись и, пригибая головы, чтобы не мешать зрителям, вышли.

С этого дня и началась трагедия и для Попова и для многих других. Попов забыл свои книги, которые еще недавно были его друзьями. Поездки за город на такси, ужины в ресторанах требовали денег. А их не было. На свои сбережения Попов мог только прилично одеться. На выручку пришла касса взаимопомощи, дали взаймы и друзья. Но деньги таяли, и вскоре все источники иссякли, а привычка весело жить окрепла.

— Кем ты все-таки работаешь, Саня? — неоднократно допытывалась Тося.

— Как кем? — отшучивался Попов. — Директором!

— Я с тобой не шучу, — сердилась Тося. — Почему ты скрываешь?

— Ничего я не скрываю, — ответил Попов, — работаю начальником автоколонны, — соврал он, стыдясь своей рабочей профессии.

— Так почему же мы ездим на такси, а ее на твоей машине? — не унималась Тося.

— Нельзя, Тосенька, на казенной машине без надобности ездить. У нас за это строго наказывают.

Постоянные поиски денег, невозможность их больше достать уже тогда привели бы Попова в тюрьму, если бы не выручил случай.

Освобожденный ранее от призыва в армию, он после переосвидетельствования был все-таки призван.

Попов получил на заводе расчет и напоследок устроил Тосе прощальный ужин в ресторане.

«Волга» уже закрылась, а они все сидели в этом ресторане и не могли расстаться. Лишь частые напоминания официанта о том, что ресторан закрывается, заставили Попова рассчитаться и уйти. Они пошли по боковой аллее парка. Вечер был теплым, где-то еще играли на баяне.

— Вот и расстаемся, Тосенька, и бог его знает, когда мы еще встретимся?

— Ничего, — ответила она, — три года пролетят незаметно, а потом мы уже не расстанемся.

— Правда? — опросил Попов.

— Конечно, правда, глупыш.

— И ты меня будешь ждать? — переспросил Попов.

— Я ведь тебя люблю, а ты еще спрашиваешь. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

Вечер кончился, наступила ночь, а они все бродили и бродили по химкинскому парку.

— Что же мы, — вспомнила вдруг про время Тося, — пешком в Москву пойдем?

— Ну что ты, сейчас найдем какую-нибудь машину!

Но машины как назло не было, и они пошли пешком, пока впереди не увидели огни «Сокола». Но они не пошли в город, а свернули к реке.

Молотобоец стал солдатом. Его направили в автобатальон как шофера. Служил он далеко от родного города, но часто писал Тосе. Сначала и она отвечала на все его письма, потом ответы стали приходить реже. Попов, естественно, загрустил, тем более что он не мог поговорить с ней с глазу на глаз, и это его злило.