— Ну… вероятно, да… но, может быть, тебе стоило бы…

— Спасибо, папочка, — перебила его она, как бы не замечая, что отец пытается найти какой-то способ опровергнуть ее логику. — Я хочу позвонить Питу и попросить его купить джинсы и рубашки для Джексона, чтобы у него на первое время была хоть одна смена одежды.

Она взяла телефон и уже стала набирать номер Пита, но заметила, что отец, словно окаменев, продолжает стоять на прежнем месте.

— Папа?

— Что? — пробормотал Даниел, тщетно пытаясь вспомнить, зачем, собственно, приехал сюда.

— Пойди поищи выключатель и…

— Ах, да! Сейчас, сейчас…

Когда за ним захлопнулась дверь, Ребекка упала в кресло и закрыла лицо руками.

Конечно, она лгунья и трусиха. Но если она выложит все как есть, у отца, пожалуй, случится сердечный приступ. Разве она может сказать ему, что любит человека, которого он ненавидит?

Сознавая, что ничего тут не поделаешь, она встала, снова подошла к телефону и набрала номер Пита. Объясняя старику свою просьбу, Ребекка терзалась стыдом и сомнениями.

Потом она направилась к ванной, чтобы забрать одежду Джексона. Остановилась у двери, прислушиваясь к шуму бегущей воды, и тут же представила, как он стоит там — мокрый и обнаженный…

Ее нервы были на пределе. Ребекка попыталась отогнать запретные мысли, вздохнув, прислонилась головой к косяку и смущенно провела рукой по гладко оструганному дереву. Сегодня ей стало окончательно ясно: она любит Джексона Рула. В течение трех страшных часов ей казалось, что он погиб и они больше никогда не увидятся. А когда он появился в дверях и раскрыл объятия, ей вдруг стало совершенно наплевать, что скажут люди. Пришла пора прислушаться к голосу сердца.

— Не думаю, что это хорошая идея, — проворчал Пит, вручая Ребекке сумку с одеждой для Джексона.

— Вот и я то же самое говорю, — вставил Даниел, довольный тем, что хоть кто-то понимает, сколь неприлична эта ситуация.

Но Ребекка как будто не слышала их.

— Сколько я тебе должна? — спросила она, роясь в сумочке, где лежали деньги.

— Ты ничего мне не должна! — буркнул Пит. — А Джексон должен мне семьдесят три доллара сорок один цент.

— Тогда заходи в дом, он тебе заплатит, — предложила Ребекка, поразив и Пита, и отца своим безмятежным тоном.

Оказавшись в комнате, все трое застыли на месите, уставившись на Джексона широко раскрытыми глазами. А он, вконец обессиленный, лежал ничком на софе, завернувшись в одеяло, взятое с постели Ребекки, и крепко спал. Его густые черные волосы были еще слегка влажные после душа. Одна рука свесилась на пол, другой он прикрывал свои глаза, которые так пугали Даниела. Сейчас в его облике проступило что-то мальчишеское. Но это был бесспокойный сон: пальцы Джексона шевелились, ноги дергались под одеялом. Наверное, его преследовали кошмарные видения пожара, от которого удалось спастись только чудом.

— Да что же это…

— Тс-с!.. — прошипела Ребекка и махнула рукой Питу и отцу, чтобы те вышли. Убедившись, что их голоса не разбудили Джексона, она тоже тихонько выскользнула из комнаты.

— Спасибо, что помог мне, папа. И тебе спасибо. Пит. Джексон, конечно, тоже тебя поблагодарит — потом. По-моему, ему не мешает часов восемь хорошенько поспать.

— А что ты намерена делать? — поинтересовался Даниел.

— Ты имеешь в виду — после того как вы с Питом уедете?

Мужчины виновато переглянулись и отвели глаза.

— Я собираюсь поработать. А чем же еще, по-вашему, я должна заниматься?

Даниел и Пит промолчали.

— Спасибо, что навестили, — сказала Ребекка.

Эта фраза прозвучала как предложение откланяться, и они без промедления уехали.

Оставшись одна, Ребекка вернулась в дом и опустилась на колени рядом с Джексоном, внимательно разглядывая тонкий слой мази на его коже и темные круги под глазами.

Впервые в жизни ей так страстно хотелось коснуться мужского тела. Но вместо этого она лишь осторожно отвела волосы, упавшие ему на лоб.

— Спи, любимый мой. У нас с тобой еще много времени впереди… Главное, чтобы ты пришел в себя.

Ребекка оставила записку на столе в кухне, положила на стул одежду, сняла телефонную трубку и прошла пешком четверть мили до оранжереи. Ей не хотелось, чтобы шум двигателя потревожил беспокойный сон Джексона.

Проснувшись, Джексон понял, что в доме больше никого нет. Он ощущал пустоту и вокруг себя… и в сердце. Где-то в коридоре часы пробили пять раз. За окнами было еще светло. Джексон приподнялся. Неужели он проспал весь день? Рядом, на стуле, лежала новая одежда, а на полу стояли ботинки. Он ошеломленно уставился на них. Значит, Ребекка приготовила ему одежду и даже почистила ботинки.

Джексон сердито провел рукой по глазам, убеждая себя, что это вовсе не слезы — просто он еще не совсем проснулся. Ему казалось, что не только его тело, но и нервы были обнажены. Ребекка лишила его всего, даже злобы, и осталась лишь непреодолимая потребность любить ее и вернуть хотя бы часть того, что дала она.

Джексон легко вскочил на ноги и стал осторожно натягивать трусы и джинсы. Когда шероховатая ткань коснулась обожженных ладоней, он поморщился от боли. А потом, взяв в руки носки и ботинки, направился к парадной двери: ему хотелось глотнуть свежего воздуха. Может, тогда и мысли придут в порядок.

Джексон вышел на крыльцо. Жара отступала, и в воздухе уже повеяло вечерней прохладой. Отбросив носки и ботинки, он с удовольствием прошелся босиком по грубым доскам настила.

И тут на дорожке появилась Ребекка. У Джексона от волнения перехватило дух. Она возвращается домой… к нему!

Джексон двинулся ей навстречу, шагая босыми ногами по теплой земле. Лучи заходящего солнца били прямо в спину Ребекке; в воздухе висела мошкара. Краем уха Джексон слышал громкое кваканье древесных лягушек, репетировавших перед ночным концертом.

Ребекка шла медленно и уверенно, гордо расправив плечи. Но едва увидев Джексона, чуть не рванулась бегом.

Кровь кипела в жилах Джексона, свежий ветерок холодил его разгоряченную кожу, и едва ли не впервые он чувствовал себя по-настоящему живым… И все это благодаря Ребекке.

А она спешила к нему. Он видел, как под блузкой слегка подрагивают ее груди, как с чисто женской непроизвольной грацией покачиваются ее бедра. Внешне она была сама сдержанность, и только буйные рыжие кудряшки выдавали истинную сущность Ребекки Хилл.

В груди Джексона уже разгорался огонь. Слишком долго он дожидался этой минуты… Что скажет сейчас Ребекка? Но она молча кинулась в его объятия.

— Я ждала весь день!..

Джексон закрыл глаза и потерся щекой о ее лицо.

— Ты не представляешь, что вытерпел я.

На мгновение они смолкли, словно набираясь Мрешимости перед последним шагом. Ребекка заговорила первой:

— Так что же, Джексон, мне придется сказать все самой?

Он приподнял ее подбородок, и их взгляды встретились. Джексон наклонил голову и сделал то, чего так жаждала Ребекка. Его губы были прохладными, но она уже пылала от страсти. Услышав тихий болезненный стон Джексона, Ребекка вздрогнула. Слишком уж сильны его чувства… сумеет ли она выдержать такой накал?

— Я хочу тебя, Ребекка! Хочу лежать с тобой рядом… сжимать тебя в объятиях… и чтобы между нами не было никакой лжи. Хочу заниматься с тобой любовью до потери сознания. Если ты сумеешь вынести это бремя… нашу любовь. Клянусь, я всегда буду оберегать тебя!.. Он смущенно замолчал, а потом снова впился в нее губами, и Ребекка задохнулась от счастья, так и не успев ответить.

Но слова Джексона, его клятва ошеломили ее.

— Любить тебя, Джексон Рул, — это вовсе не бремя. Мне будет больно, только если ты покинешь меня. Сегодня… на какой-то миг… мне показалось, что я тебя потеряла. Это было ужасно! Никто и ничто не заставит меня изменить нашей любви. Поверь в это — и тогда нам ничто не грозит.

Он приподнял ее — легко, словно пушинку, — и понес в дом.

— Тебе же больно, — прошептала Ребекка, с опозданием вспомнив о его обожженных руках.