Все эти контрреволюционные преступления врагов народа переплелись в троцкистско-фашистском подполье с прямыми уголовными преступлениями: кражами, грабежами, поджогами, подлогами и убийствами. Потерявшие всякий стыд и совесть, не имеющие никакой опоры в массах, обреченные на полную изоляцию, покрытые позором и всенародным презрением, эти наймиты иностранных разведок не брезгуют никакими методами и способами борьбы.
Вот почему среди «методов» борьбы этих фашистских негодяев одно из виднейших мест занимает испытанное в руках врагов социалистического государства и советской власти средство — вредительство.
Троцкистские бандиты изощряются в маскировке своей преступной, вредительской деятельности: Это нередко им удается, особенно там, где царит атмосфера парадных торжеств и взаимных приветствий.
«Неудивительно, — говорил товарищ Сталин, — что в этой одуряющей атмосфере зазнайства и самодовольства, атмосфере парадных манифестаций и шумливых самовосхвалений люди забывают о некоторых существенных фактах, имеющих первостепенное значение для судеб нашей страны, люди начинают не замечать таких неприятных фактов, как капиталистическое окружение, новые формы вредительства, опасности, связанные с нашими успехами и т. п.»[2].
Вредительство, как метод борьбы против социализма и советской власти, имеет свою историю. Эта история началась с первых дней Октябрьской революции — с саботажа государственных чиновников, отказавшихся подчиниться новому, рабоче-крестьянскому правительству и пытавшихся отказом от работы в государственных учреждениях сорвать организацию новой власти.
Эта попытка быстро и решительно была ликвидирована, саботажники были разгромлены, и жизнь государственных учреждений хотя и постепенно, но уверенно вошла в свою колею, пошла по новым рельсам. Разумеется, саботажнические настроения этой части служащих были изжиты не сразу. Эти настроения в течение еще длительного времени давали себя знать. Это в особенности надо сказать о верхушке тогдашней служилой интеллигенции и в частности о верхушке инженерно-технических работников, занятых на предприятиях, принадлежавших выброшенным в белую эмиграцию помещикам и капиталистам.
Не случайно, что именно из рядов этой старой, высоко оплачивавшейся капиталистами технической интеллигенции вышла шахтинская организация, положившая начало новому периоду в развитии борьбы буржуазной контрреволюции против советской власти.
Один из главарей шахтинского заговора — инженер Матов, осужденный по шахтинскому делу, вскрывая причины зарождения и развития вредительской шахтинской организации, говорил:
«Октябрьская революция была мною и рядом других лиц (Матов имеет в виду инженерно-техническую среду. — Л. В.) воспринята как нечто неожиданное, нечто непонятное… Я и многие другие инженеры, занимавшие аналогичное моему положение или уже достигшие известного материального благополучия, в сущности, были при старом строе совершенно обеспечены; наша будущность была тоже совершенно обеспечена. Будучи директором рудника или управляющим, или даже главным инженером, получая значительный оклад — я в 1916 г. получал 1 000 рублей жалования в месяц и мог рассчитывать на премии в несколько тысяч рублей, — мы были совершенно спокойны за наше будущее. Наше будущее было совершенно определенно.
…Октябрьская революция внесла в нашу жизнь нечто неясное и что-то такое, что, во всяком случае, было трудно учесть, к чему было трудно подойти, что было трудно осознать и понять, — во всяком случае, она внесла что-то, такое, что перевернуло вверх дном все наши привычки, весь наш уклад; жизни, который казался нам нормальным…».
Такие же показания о себе давали и другие подсудимые шахтинцы.
Так, на суде инженер Калганов сказал:
«Раньше мы принадлежали к категории работников, резко выделявшихся по уровню материального благополучия; наша служба давала нам покой и более или менее хорошее общественное положение, а после революции мы разделили общее положение со всеми; особых привилегий не давалось, а нужда, имевшая место в годы гражданской войны и в первый период восстановительной работы, не могла нас настроить к советской власти благоприятно. Влияние имело и следующее обстоятельство: техническая интеллигенция, по сравнению с другими группами интеллигенции, была гораздо ближе к промышленному капиталу по самому своему положению. Даже не имея собственных капиталов, мы все же как-то интенсивнее интересовались существом именно капиталистических отношений в тех предприятиях, в которых мы работали. При капиталистическом строе, мы являлись в известной степени обер-офицерами капитала, если можно так выразиться. Именно через нас капитал осуществлял свойственную и неизбежную при капитализме эксплоатацшо рабочих, а это, в свою очередь, порождало уже известную идеологию, которая резко отделяла нас от рабочих, противопоставляла нас им. Радикальное изменение этого порядка после революции многих из нас выбило из колеи; для многих из нас переменить свое мировоззрение и особенно проявить его на деле было очень трудно. Все эти причины и предпосылки создали для меня и других те побудительные мотивы, которые заставили нас стать на враждебный для пролетариата и советской власти путь».
«Одной из причин моей несимпатии к советской власти, — говорил подсудимый Братановский, — была боязнь, что эта власть способна только разрушать, а не созидать…»
«Мои настроения, — говорил о себе шахтинец инженер Горлецкий, работавший до революции директором-распорядителем Донецко-Грушевского акционерного общества, — не отличались от большинства остальных специалистов — я тоже не верил в то, что советская власть просуществует долго. Все мы думали, что советская власть (большевики) не сумеет восстановить и сельское хозяйство. Я считал, как и многие из интеллигенции того времени, что развалившуюся промышленность и хозяйство страны советская система и власть восстановить не смогут…».
Вот почва, на которой возникла в период 1919–1921 гг. и особенно широко развернулась в период 1924–1928 гг. шахтинская организация, представляющая собой классическую форму буржуазной контрреволюции того времени.
Известно, что в то время центром вредительской деятельности являлся Донбасс, но руководящую роль в деле организации вредительства играло к этому времени в Париже «Объединение бывших горнопромышленников юга России», во главе которого стояли руководители бывшего совета съездов горнопромышленников — Соколов, Прядкин, Буроз, Фения.
Кроме того, отдельные инженеры — члены вредительских организаций в Донбассе и в частности в городе Шахты находились в непосредственной связи с бывшими владельцами различных угольных предприятий и директорами акционерных обществ, владевших угольными шахтами в Донбассе до революции. Такова была связь шахтинцев Матова, Детера, Шадлуна, Сущевского с бывшим капиталистом Парамоновьм, бывшим министром торговли и промышленности белого донского правительства Фениным, с известными французскими капиталистами Ремо, Сансе и пр.
Все эти господа не только были организаторами вредительства на шахтах и предприятиях, перешедших в собственность трудящихся и Советского государства, но и организаторами усиленно подготовлявшейся в то время интервенции. Усиленно готовясь к нападению на СССР, иностранные интервенты опирались на шахтинских вредителей внутри СССР, всячески поддерживали их вредительскую контрреволюционную работу для ослабления обороноспособности СССР и подготовки наиболее благоприятных условий для своего военного нападения на СССР. Энергичная поддержка, оказывавшаяся шахтинским вредителям различными заграничными капиталистическими организациями («Объединением бывших горнопромышленников юга России», «Французским объединением бывших владельцев и акционеров бывших предприятий», «Польским объединением бывших директоров и владельцев горнопромышленных предприятий в Донбассе», «Обществом кредиторов бывшей старой России» и др.), объяснялась в известной степени еще и непосредственной заинтересованностью руководителей этих обществ в возвращении в их руки ранее принадлежавших им шахт и предприятий. В делах контрреволюционной вредительской организации были заинтересованы, таким образом, весьма широкие круги иностранных капиталистов, банкиров, финансистов и вообще частных собственников. Были в этих делах заинтересованы и руководители некоторых германских фирм, в частности фирма «АЕО» (Всеобщее электрическое общество), связанная с вредителями через подсудимых Башкина и инженера Казаринова, служившего в то время в Берлинском торгпредстве в качестве представителя Донугля.
