Начать я бы хотел с изложения своей реконструкции событий 1937–1938 гг. С моей точки зрения, это нужно для того, чтобы читатель смог соотнести позицию автора с существующими интерпретациями. Кроме того, я попробую сразу показать, как аргументировано каждое утверждение.

В 1934 г. — первой половине 1936 г. Сталин считал своими главными противниками троцкистов («левых»). Именно они были целью удара НКВД после убийства С. М. Кирова (дело «ленинградского центра», «московского центра», первый московский процесс и др.). Эта политика Сталина отразилась в мемуарах А. Орлова о взаимоотношениях в руководстве НКВД в 1935–1936 гг. и рассказах Г. Люшкова.

Определялась позиция Сталина, с одной стороны, непримиримостью троцкистов в борьбе против него в 20-х, личной ненавистью к Троцкому. Именно троцкистов вождь считал главными противниками своей неограниченной власти. Оппоненты троцкистов — «правые» — пока не были объектом оперативных разработок спецслужб, а их лидеры (Н. И. Бухарин и А. И. Рыков) включены в политическую элиту.

Попытка Сталина уничтожить троцкистов вызвала тревогу части «старых большевиков». Главное, что казалось опасным, — возможность расстрела коммунистов, что разрушало привилегированный политический статус партии. Конфликт Сталина с Енукидзе и Орджоникидзе — отражение споров в руководстве партии по этому вопросу, а ведь еще в начале 30-х они казались надежными соратниками вождя. Мемуары Орлова подробно описывают опасения, которые вызвал у многих чекистов первый московский процесс.

Столкнувшись со скрытым сопротивлением своей политике, Сталин в сентябре 1936 г. принимает решение убрать значительную часть «старых большевиков» из руководства страны, фактически он планирует провести ротацию руководящих кадров, для чего ему потребовалось сменить руководство НКВД.

Это решение потребовало нового идейно-политического обоснования, начало которого было сформулировано в письме Сталина и Жданова 25 сентября 1936 года, а развернуто в выступлении на февральско-мартовском 1937 года пленуме. Как уже говорилось во вступлении, установлено, что в формировании нового курса активное участие приняли Каганович и Ежов.

Суть нового идеологического курса, который я предлагаю назвать «левый поворот», заключается в указании новой политической угрозы — опасности буржуазного перерождения части правящей элиты СССР («буржуазного заговора»). Этот вывод можно сделать на основе анализа речи Сталина на февральско-мартовском пленуме.

Для обеспечения нового курса Н. И. Ежов был назначен наркомом внутренних дел. В руководстве НКВД сформировалась группа чекистов, которые активно поддержали «левый поворот». Это «северокавказцы», «туркестанцы», группа Заковского и группа Реденса, группа Берии. Определить эти группы можно по:

— времени представления Сталину расстрельных списков из регионов. В ряде регионов (Москва и Московская область, Ленинград, Азово-Черноморский край, Закавказье, Орджоникидзевский край, Западно-Сибирский край и др.) списки стали составляться уже в начале 1937 года, сразу после назначения Ежова наркомом (а аресты начались раньше — см. ниже);

— выступлениям на февральско-мартовском пленуме 1937 года. Только три чекиста (Г. Ягода, В. Балицкий и Т. Дерибас) были членами или кандидатами в члены ЦК, избранном в 1934 году. Но для участия в февральско-мартовском пленуме были приглашены многие руководители региональных управлений и наркоматов. Позицию Заковского, Реденса, Агранова и др. можно определить по выступлениям в прениях по докладу Ежова;

— мемуарам Орлова, Мироновой, Шрейдера, которые отражают кадровую и политическую ситуацию в наркомате в 1937 году.

Хочется подчеркнуть, что удар по «правым» только внешне похож на удар по троцкистам. Действительно обе группы относятся к «старым большевикам» и были противниками Сталина в 20-х гг. По сути же, в отличие от удара по троцкистам, как было показано выше, это удар по другой социально-политической группе — по номенклатурным работникам. Анализ документов показывает, что «левый поворот» означал начало широкомасштабной чистки партийных кадров.

Это видно, во-первых, по изменению социального состава лиц, содержащихся в расстрельных списках. Если в 1936 году среди арестованных преобладали представители интеллигенции, то с весны 1937 года доминируют представители властных структур.

Во-вторых, из анализа расстрельных списков следует, что троцкисты и «правые» в глазах следователей НКВД — разные группы, отличающиеся по социальному статусу, возрасту и национальности.

Перелом в направлении работы НКВД особенно заметен с «разоблачения заговора Ягоды» и «заговора Тухачевского». Дискредитация руководства РККА — начало чистки. С моей точки зрения, еще в 1936 году ликвидация Тухачевского Сталиным не планировалась, но к весне чекистам удалось собрать компромат на маршала.

Для правильного понимания сути происходящего надо учитывать внешнеполитический контекст. Одновременно в 1936 г. — начале 1937 г. СССР вел сложную внешнеполитическую игру. С одной стороны, проводилась политика единого антифашистского фронта, с другой стороны, шел зондаж Берлина (поездка Тухачевского, миссия Канделаки).

Именно в этой внешнеполитической ситуации группа офицеров ИНО НКВД оказывается замешанной в создании компромата на Тухачевского. Смысл этой провокации — срыв возможного соглашения Сталина и Гитлера и ликвидация внутри страны тех политических сил, которые могут выступать за это соглашение.

Кульминация чистки в ЦК — июньский пленум 1937 года. Анализ биографических справок членов ЦК показывает, что реальный конфликт летом 1937 года развернулся не между «старыми большевиками» и «сталинистами», а внутри «старых большевиков» и внутри «сталинистов». Иными словами, первоначальный замысел изменился.

Одновременно летом 1937 года проходит чистка региональных кадров НКВД. В республиках, краях и областях к руководству органами пришли представители победивших групп («кланов»): «северокавказцы», «ежовцы», группа Заковского, группа Реденса и др.

Чистка кадров в НКВД вписывается в русло сталинской ротации. Но важно учесть специфику чистки НКВД — борьба кланов запустила механизм ротации. Это видно из социологического анализа изменений в руководстве НКВД (гл. «Немного социологии» в исследовании «Сталин и НКВД») и особенно того, что у Ежова была разная кадровая политика в центре и на местах. Кроме того, следы конфликта «кланов» видны и в мемуарах Орлова, Мироновой, Шрейдера.

Лето 1937 года — начало массовых операций. С моей точки зрения, самая кровавая и широкомасштабная операция — кулацкая — плод политический импровизации руководства СССР. Убежден, что первоначально она не планировалась. Во-первых, «кулацкая операция» противоречит основным положениям Конституции 1936 г. Во-вторых, речь Ежова на февральско-мартовском пленуме 1937 года ясно свидетельствует о том, что нарком еще ничего не знает о планах по началу массовых операций. Наоборот, он утверждает, что время массовых операций прошло.

Идейно-политические замыслы творцов репрессий разнообразны. «Чистка» партийных кадров описывается как борьба с угрозой «фашистского заговора» (по процессу 1938 года). Национальные операции — борьба с «пятой колонной» в условиях угрозы войны с Германией, Японией и Польшей.

«Кулацкая операция» руководством НКВД первоначально мыслится как завершающий этап социалистических преобразований, что видно из сравнительного анализа приказов 1930 и 1937 гг. Однако к концу 1937 г. и особенно в 1938 г. смысл продолжения «массовых операций» для руководства НКВД меняется.

Сталину удавалось контролировать ход «чистки», однако в ходе массовых операций руководство НКВД фактически стало выходить из-под контроля. Анализ источников показал, что единой стратегии в репрессиях не было и можно выделить несколько групп регионов. В одних было репрессировано заметно больше, чем первоначально и чем в среднем по стране, в других ограничились выполнением приказов Центра. Часть руководителей НКВД проявляла активность и самостоятельность и в определении сроков операции, и в определении лимитов, и в поиске целевых групп. Нет однозначной зависимости между активностью в репрессивной политике и карьерой, зато более заметна связь между карьерным ростом и принадлежностью к клану.