Я протер глаза и посмотрел снова. Но несколько рядов аккуратных свежих холмиков с уложенными на них сверху плоскими камнями не желали исчезать. Во всем этом чего-то не хватало. Чего-то неуловимого – того, к чему привыкаешь и не замечаешь, а когда оно пропадает, начинаешь тревожиться.
Прислушавшись, я понял, что меня насторожило. Птицы. Точнее, их отсутствие. В долине стояла неестественная тишина, нарушаемая только звуком шагов выходивших из казармы рабов. Ни чириканья, ни мелодичного свиста… Да что там – даже насекомых не было.
Интересно почему?
Меня легонько подтолкнули в спину, и я понял, что замер в проходе. Поежившись, я шагнул вперед. Меня быстро нагнал Элли и пошел немного впереди, целеустремленно куда-то направившись.
– А где все? – негромко спросил я у него. Эльф бросил на меня хмурый взгляд и ответил, остановившись:
– Кроме рабов, нет здесь никого. В этой долине никто, кроме тех, кто защищен стенами замка, дольше пяти лет не живет. Могилы – все, что от них осталось. А новый набор рабов будет не скоро, года через два, не раньше.
Я замер на месте и в изумлении уставился на эльфа. Это он сейчас о чем?
– Видишь эти цветы? – Элли ткнул пальцем в сторону маленьких сереньких цветочков, практически невидимых среди травы. – Это сиин, «огненный ветер». Именно из-за него в долине нет зверей и птиц. Его пыльца смертельно ядовита. Чем дольше будешь вдыхать воздух, наполненный этой пыльцой, тем больше шансов сгореть заживо.
– Это как? – не понял я.
– Пыльца сиина, попадая в организм живого существа, остается в нем навсегда. А в больших количествах она одновременно загорается. Вся. Представь себе, что происходило с теми рабами, кто был до нас.
Я вообразил последствия и вздрогнул от ужаса. Сгореть заживо… Жуткая смерть. Никогда не любил огонь, предпочитая прохладу и полумрак. А тут такое…
Стоп! А как же тогда все остальное? Почему, например, не отравляется вода в озере или земля?
Эльф, прочитав мои мысли, хмыкнул и, отойдя немного в сторону, подозвал меня к себе.
– Смотри, – сказал он и ткнул пальцем в особо густой кустик сиина.
Не решаясь подойти так же близко, как Элли, я принялся рассматривать коварное растение. Цветок как цветок. Невзрачные серо-коричневые цветочки, острые багрово-зеленые с ржавым оттенком листья…
И тут до меня дошло. Силуэт, в пределах которого рос этот цветок, напоминал человеческое тело.
От пришедшей на ум догадки я задохнулся. Это же… это…
– Именно, – кивнул Элли. Впервые за все время я был ему благодарен за чтение мыслей. – Сиину для роста необходим пепел сожженных им живых существ – за это его и называют «огненным ветром». В воде или земле пыльца просто разрушается, чего нельзя сказать о живых. В принципе именно поэтому хозяйка либо находится в замке, либо, если куда-то выходит, окружает себя «воздушной пеленой».
Меня затошнило. Что же это за мир такой, раз в нем может расти это? И как тогда в этом мире еще вообще живут?
– Зря ты так думаешь, – покачал головой остроухий. – Сам по себе сиин растет только в долине около Врат: слишком много там энергии смерти – настолько много, что не нужен даже пепел. Сюда же его специально привезли.
– А откуда тогда могилы? – поинтересовался я, отходя подальше от страшного растения. Действительно, если рабы погибают, сгорая заживо, то что тогда хоронят?
– Неужели ты думаешь, что рабы хозяйки гибнут только из-за сиина? – одними губами горько улыбнулся эльф. – Многие из нас гибнут на работах по расчистке долины: сорвался, например, в озеро – и все! Можно вынимать ледяную статую. А расчистка склонов? Неужели ты думаешь, что долина приобрела такой вид исключительно с помощью магии?
– Ну… – Я замялся. Честно говоря, я так и подумал.
Клыкастик хмыкнул.
– Не забывай еще и о том, что тренировки тоже не являются развлечениями. Да, многие из новичков кончают с собой, не выдержав участи раба. В нормальных-то условиях в нашем мире такое подчинение запрещено.
Я совсем пал духом. Да что ж мне так не везет-то? Даже этой участи – пусть и в какой-то мере трусливой и постыдной – меня лишили! А тут еще и трава эта…
– Эй, не раскисай! – Элли уже более приветливо улыбнулся, оскалив клыки. Улыбка изуродованного лица была слабой и кривой, но почему-то согрела. Улыбнулся бы мне так кто на Земле – бежал бы я… очень быстро и далеко. – На каждое существо сиин действует по-разному. Я, например, здесь уже десять лет – и ничего, живой.
– А сбежать не пробовал? – вырвался у меня вопрос.
Улыбка исчезла, будто ее и не было. Элли нахмурился и сердито глянул на меня.
– Последний идиот, который попробовал отсюда сбежать, умирал в течение пяти суток, все это время корчась в агонии. Я не хочу повторять его участь. Лучше быть рабом, но живым, чем свободным, но мертвым. – Эльф резко развернулся и направился к маленькому сарайчику на краю поля, куда до этого заходили все остальные, оставив меня в одиночестве.
Вот оно как… Значит, рабство лучше… Но ведь они все обречены. Неужели они не понимают, что умрут в любом случае? Что сиин просто не даст им шанса?
Или боятся перемен?
Я так сильно задумался, что, когда на мое плечо легла широкая ладонь, я подскочил от неожиданности и, обернувшись, увидел ухмыляющегося Лиира.
– Так, парень, а теперь давай разберемся, что ты умеешь, – сказал он.
– Ну-у… – протянул я, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Наверняка же он меня спрашивает не о моих навыках печати на компьютере, а о владении холодным оружием. – Я умею обращаться со шпагой и немного – с короткими парными мечами. Люблю кинжалы и метательные ножи, из лука стрелять умею, но очень не люблю…
Мастер выслушал меня и задал неожиданный для меня вопрос:
– Тебе приходилось убивать?
– Что? – опешил я. – Нет, не приходилось.
– Значит, ты ничего не умеешь, – резюмировал он.
– Эй! Это почему? – Сказать, что я был оскорблен, значит ничего не сказать. – Я умею драться.
– Неверно, – отрезал Лиир. – Ты умеешь фехтовать. У гладиаторов один принцип: убей, или убьют тебя. Причем убить надо так, чтобы это было красиво.
Меня передернуло. Дожил – иду рядом с человеком, который рассуждает о том, чтобы я научился убивать красиво. За что мне все это?
– Ты правша или левша? – тем временем продолжал расспросы Лиир.
– Левша. – Я не понимал, куда заходит разговор.
Мужчина походил вокруг меня, заставил сделать несколько приседаний, похмыкал и направился к тренажерам, позвав меня с собой.
– Пойми, парень, – втолковывал он мне на ходу. – Быть гладиатором – значит быть убийцей. Ты должен убить своего врага первым, чтобы он не убил или не покалечил тебя. Покалеченный раб – мертвый раб, запомни это. – Я запомню. – Шпаги и ножи – это, конечно, хорошо, но для арены не годится, – не обращая особого внимания на мои реплики, продолжал свои рассуждения мастер. – Нужно что-то длинное, но не слишком тяжелое, так что двуручник не подойдет.
– А что тогда? Копье? – ужаснулся я. Копья я терпеть не мог, в клубе всегда обходил их десятой дорогой. Сколько тренер ни старался всучить мне очередной деревянный дрын с железкой на конце, я никогда не брал их в руки.
– Нет, – хитро улыбнулся Лиир. – Копья – это для всадников. У меня есть кое-что гораздо интереснее…
Когда мы подошли вплотную к орудиям пытки, по недоразумению называемым тренажерами, я увидел, что за ними находится небольшая стойка, накрытая плотной тканью. Лиир подошел поближе и стянул накидку со стойки. А на ней… Я задохнулся от восхищения.
Прямой металлический шест длиной метра полтора был весь украшен гравировкой и посередине был снабжен резной деревянной рукояткой для удобства. Сантиметров по тридцать с каждой стороны было сплющено, словно по концам шеста проехал асфальтоукладочный каток. Плоским участкам придали листовидную форму и, судя по всему, очень остро наточили. Все оружие было отполировано до блеска и сверкало так, что было больно глазам.