– То была простая связь молчания и мира; вряд ли здесь было что-то для него подозрительное.

– Но тогда бы он и не бежал от Великого Крика, верно? Если только он не отправился за подмогой... – Внезапно она потянула его, заставляя встать. – Да что же мы сидим? Ждем нового нападения, и на этот раз, возможно, со стороны Меняющих Обличья?

Он вырвал у нее руку.

– Прекрати. Мне больно.

– Ты предпочел бы умереть?

– Нет.

С минуту он мрачно размышлял, не сводя глаз с быстрой, покрытой мелькающими тенями речной воды. Моргону пришла в голову мысль, от которой ему стало зябко.

– Равнина Ветров находится как раз к северу от нас. Там Хьюриу Имрис ведет свою войну против людей и полулюдей... За рекой должно быть целое войско Меняющих Обличья.

– Идем отсюда. Немедленно.

– Мы только привлечем к себе внимание, если поедем дальше среди ночи. Мы можем перенести лагерь. А затем я хочу поискать того, кто кричал, – кем бы он ни был.

Они увели лошадей, стараясь не поднимать лишнего шума, захватили свои пожитки и перебрались поближе к скоплению телег. Затем Моргон оставил Рэдерле и отправился на поиски неизвестного.

Рэдерле воспротивилась, не желая отпускать его одного, но он терпеливо заметил:

– А ты можешь ступать по листьям так осторожно, чтобы ни один из них не шелохнулся? Можешь стоять так спокойно и тихо, чтобы звери проходили мимо, не видя и не чуя тебя? Кроме того, кто-то же должен стеречь лошадей?

– А что если эти воры вернутся?

– И пускай себе. Я видел, как ты обращалась с привидением.

Рэдерле уселась под деревом, бормоча себе что-то под нос. Он заколебался – она выглядела такой беззащитной...

Моргон вызвал из незримого пространства свой меч и, прикрывая звезды рукой, положил его перед девушкой. Меч вновь исчез, и тогда Моргон мягко сказал:

– Он будет здесь на случай, если понадобится. Сейчас он скрыт наваждением, но если ты к нему прикоснешься, я узнаю об этом.

Он повернулся и беззвучно скользнул в тишину.

Лес уже успокоился после жуткого крика. Моргон сновал от лагеря к лагерю, осматривая окрестности, ища тех, кто до сих пор не спал. Но путники мирно посапывали в повозках или палатках, свернувшись калачиками, лежали возле кострищ. Луна заливала мир черно-серой дымкой, деревья и папоротники проступали кусками, чередуясь с обрывками черных теней. И – ни порыва ветра. Отдельные прутики с листочками, моток ежевичного стебля, аспидно-черные на свету, казались выструганными из безмолвия. Дубы тоже стояли неподвижно. Моргон положил руку на могучий ствол и скользнул мыслью за бугристую кору, вслушиваясь в древний, тяжелый сон. Двинулся вдоль реки, обогнул их прежнюю стоянку. Никого и ничего. Внимая голосу реки, собирая в уме все его оттенки, определяя и отбрасывая каждый из них, он, как ни старался, не услышал ничего похожего на человеческую речь.

Тогда он прошел дальше берегом реки, производя чуть больше шума, чем его прекрасно управляемое дыхание. Он обратил свой разум к почве, по которой ступал, настраивая свои мысли в лад с хрупким ковром листьев, вслушиваясь в каждый сухой прутик. В полной темноте он едва-едва различал ближайшие деревья и кусты и в конце концов решил повернуть назад, но помедлил у самой реки, обратив лицо к Равнине Ветров и снова напряженно прислушиваясь, словно до него могли донестись отголоски боев из обрывочных сновидений воинов Хьюриу.

Он повернулся и зашагал вдоль реки против ее течения. Сделав три беззвучных шага, Моргон замер с проворством дикого зверька, мгновенно переходящего от движения к полной неподвижности. Кто-то стоял впереди между деревьями, и нельзя было различить ни лица его, ни одежды – могучая полутень, растворенная ночью, как и сам Моргон.

Он подождал, но тень не трогалась с места. Он пытался сообразить, что делать, но пока он раздумывал, тень беззвучно исчезла в ночи. С пересохшим от волнения ртом и гулким биением крови в висках, Моргон настроился на изогнутый поток воздуха и полетел, бесшумно, словно сова, зоркий, как ночной хищник, меж деревьев к их лагерю.

Он напугал Рэдерле, преобразившись прямо перед ней. Она потянулась за мечом, но он успокоил девушку, быстро присев на корточки и взяв за руку.

– Рэдерле, – прошептал он.

– Ты испуган, – выдохнула девушка.

– Не знаю. Я все еще не знаю. Нам надо быть очень осторожными. – Он пристроился рядом с ней, сделал меч невидимым, небрежно взялся за рукоять и обнял Рэдерле свободной рукой.

– Поспи. Я буду караулить.

– От кого?

– Не знаю. Я разбужу тебя перед рассветом. Нам нужно быть очень осторожными.

– Но как? – сокрушенно спросила она. – Ведь они уже знают, где тебя искать, – где-то на Торговой дороге, верхом, на пути к Лунголду. Разве не так?

Он не ответил, крепче прижимая ее к себе, и решил через несколько минут, прислушиваясь к ее дыханию, что она уже уснула. Однако после долгого молчания она заговорила, и Моргон понял, что она все это время тоже всматривалась в ночь.

– Хорошо, – натянуто сказала она. – Научи меня оборачиваться.

На рассвете, лишь только Рэдерле проснулась, он начал обучать ее принимать чужой облик. Солнце еще не встало, лес стоял вокруг безмолвный и прохладный. Рэдерле прилежно слушала, пока он объяснял ей нехитрую суть перемены облика, наблюдала, как он разбудил дремавшего на вершине дерева сокола и приманил его. Сокол на что-то пронзительно жаловался, сидя у Моргона на запястье. Да, он был голоден и рвался на охоту. Моргон терпеливо успокоил его силой мысли и тут же, увидев, каким мрачным и затравленным стал взгляд Рэдерле, подбросил сокола высоко в воздух.

– Невозможно ни в кого превратиться, если ты не хочешь этого.

– А я хочу, – возразила она.

– Нет. Не хочешь.

– Моргон...

Он отвернулся, подобрал одеяло и бросил на спину лошади, сказав, затягивая подпругу:

– Все в порядке.

– Вовсе нет, – огрызнулась она. – Ты даже не попытался. Я попросила научить меня, и ты сказал, что согласен. Я хочу, чтобы мы были в безопасности.

Он молча взялся за второе седло, Рэдерле же подошла и встала рядом.

– Моргон...

– Все в порядке, – ласково сказал он, пытаясь уверить в этом и себя самого. – Я что-нибудь придумаю.

Они не разговаривали несколько часов, достаточно много проскакав с утра пораньше, пока более спокойный шаг других путников, следующих в одном с ними направлении, не заставил их сбавить скорость, дабы не вызывать подозрений. Дорога теперь буквально кишела скотиной: овцами, свиньями, молодыми белыми бычками, которых гнали в Кэйтнард уже из совсем отдаленных селений. Движение застопорилось, лошади начали взбрыкивать. Телеги торговцев тащились невыносимо медленно; возки земледельцев, полные репы и капусты, кренились впереди, замедляя ход в самые неподходящие моменты. Полуденная жара превратила поверхность дороги в сухую пыль, которую приходилось вдыхать и глотать. От рева и запахов животных не было спасения. Волосы Рэдерле, намокшие от пота и грязные от дорожной пыли, стали выбиваться из-под ее шляпы и прилипать к лицу, так что в какой-то момент она остановила лошадь, зажала шляпу в зубах, собрала волосы в тугой узел прямо на глазах у старухи, гнавшей на рынок свинью, и снова напялила шляпу на голову. Моргон, поглядывая на нее, воздерживался от замечаний. Молчание ее начинало его тяготить не меньше, чем жара и постоянные остановки. Он постарался вспомнить, не сделал ли что-нибудь не так, подумал, хочется ли ей разговаривать или она предпочитает молчать, а затем – не жалеет ли она, что вообще покинула Ануйн. Он представил себе путешествие без нее. В этом случае он бы уже одолел половину пути через Имрис, спеша к Лунголду по вороньей тропе, совершая бесшумный ночной перелет над Задворками Мира в таинственный город, чтобы опять встретиться лицом к лицу с Гистеслухломом. Ее молчание – камень за камнем – возводило стену вокруг его воспоминаний, и на строительстве этом попахивало известью, лишь слабая струйка воды, бегущая прочь где-то вдалеке, нарушала давящую тишину. Он стряхнул с век тьму и снова увидел мир – пыль и пожухлую зелень, солнце, мирно бьющее по медным котелкам в одной из тележек, и вытер пот с лица. Рэдерле наконец с напряжением проломилась сквозь самой же и построенную стену молчания.