В девять часов утра вошел сам Петере и сообщил нам что мы можем отправиться домой. Мы были освобожде ны. Позднее мы узнали, что он сомневался, как ему поступить, и позвонил к Чичерину за указаниями. Чиче рин протестовал против нашего ареста.
Было воскресное утро, шел дождь. Мы наняли старые дрожки и, усталые, подавленные, поехали домой. В квар тире было все перевернуто вверх дном. Повар и двое слуг исчезли. От швейцара мы узнали, что Муру забрали в ЧК.
По дороге домой мы купили газету. В ней был ряд бюллетеней о здоровье Ленина. Он все еще был без сознания. Были также резкие статьи против буржуазии и против союзников. О нашем аресте не упоминалось, нас не пытались обвинить в убийстве Урицкого или покуше I нии на Ленина.
Приняв ванну и побрившись, я направился в голланд ское посольство повидать Удендайка, голландского по сла, который защищал наши интересы. Это был малень кий человечек, проведший большую часть своей жизни в Китае. Он был женат на англичанке и прекрасно говорил поанглийски. Я нашел его чрезвычайно взволнованным. В С.Петербурге произошла ужасная трагедия. В тот самый день, когда я был арестован, отряд агентов ЧК ворвался в наше посольство. Храбрец Кроми сопротив лялся налету, убил комиссара и был застрелен на верху лестницы. Все английские чиновники в С.Петербурге бы ли арестованы.
В угнетенном состоянии я отправился к Уорвелю. Я беспокоился о Муре и слугах и рассчитывал на его по мощь для их освобождения. Он обещал сделать все от него зависящее, и его спокойная уверенность восстанови ла мое самообладание. Он не мог видеть Чичерина, но ему был обещан прием на следутощий день. Он также не знал какова подоплека этих арестов. Он предполагал, что в результате покушения на Ленина большевики по теряли голову. Он опасался, что угроза красного террора, которой были переполнены газеты, скоро будет исполнена.
озирались. На перекрес£?с^^ солдат. Снова господствовал сггт^^ор^^^ сов вся атмосфера города изменилась. На след^пий день не в состоянии дольше оставаться в неизвестного судьбе Муры, я поехал в Комиссариат иностранвькдел и попросил разрешения видеть Карахана. Меня сейчас же приняли. Не вдаваясь в политические рассуждения « приступил прямо к делу. Как бы ни были недмюльвы мной большевики, было бесчеловечно мучить меня аре стом Муры Я обратился к его снисходительности и просил освободить ее. Он обещал сделать все, что он может. Это был день моего рождения — 31 год, — и я провел его один с Хиксом, приготовившим на ужин кофе черный хлеб и сардины.
Во вторник мы прочли полный рассказ о наших безза кониях в большевистской прессе, которая превзошла себя в фантастическом отчете о так называемом деле Локкар , та. Мы обвинялись в заговоре на убийство Ленина и Троцкого, в организации военной диктатуры в Москве и желании обречь на голод население Москвы и Петербур га, взорвав все железнодорожные мосты. Весь заговор был раскрыт благодаря преданности латышского гарни зона, который союзники пытались подкупить щедрой раздачей денег. Вся история, которая читалась, как сказ ка, была окружена фантастическим описанием моего аре ста. Заявляли, что я был захвачен на митинге заговорщи ков. Я был взят в ЧК и тотчас по установлении личности освобожден. Столь же фантастически были описаны со бытия в С.Петербурге. Убийство Кроми было изображе но как акт самозащиты большевистских агентов, отвечав ших на его выстрелы. Огромные заголовки изображали представителей союзников как «англофранцузских бан дитов», а в комментирующих статьях требовали при менения террора и самых суровых мер против заговорщиков.
исчез.
Вначале я склонен был рассматривать эти выпады как типичную для большевиков попытку: 1) оправдать ся в убийстве Кроми, которое, я уверен, не было пред намеренным; 2) ободрить своих П|Шве|91^ивог лить ужас в сердце предполагаемых ™^£ъ™™^м неровУв самой 'москве. ^^^^^ вполне потерял голову, то весь рассказ был сплетением лжи.
Оказалось, что Пуль, американский генеральный ков сул, более серьезно отнесся к заговору. Он склонен был считать Реяли провокатором, инсценировавшим заговор для выгоды большевиков. В одном из рассказов о загово ре упоминалось о проекте не убивать Ленина и Троцкого a irpoвести их по московским улицам в рубахах. Такое фантастическое предложение могло зародиться только в изобретательном воображении Рейли. Я засмеялся над опасениями Пуля. Позднее я ближе узнал Рейли, чем в то время, но мое мнение о его характере не изменилось. Ему было тогда сорок шесть лет. Это был еврей, я думаю, без капли британской крови. Родители его были родом из Одессы. Его настоящее имя Розенблюм. Фамилию Рейли он принял, взяв имя своего отчима, ирландца Калла гая. Как он сделался английским подданным, я не знаю до сих пор. До войны он провел большую часть жизни в С.Петербурге, зарабатывая крупные суммы в качестве маклера по различным торговым делам. Это был человек с громадной энергией, очаровательный, имевший боль шой успех у женщин и весьма честолюбивый. Я был не очень большого мнения о его уме. Знания его охватывали большую область от политики до искусства, но были поверхностны. С другой стороны, мужество его и презре ние к опасности были выше похвал. Капитан Хилл, его соучастник в опасном плане остаться в Москве после нашего отъезда, был человеком, лояльность которого была вне подозрений. Он был так же храбр и смел, как и Рейли. Порусски он говорил так же хорошо. Если была двойная игра со стороны Рейли, Хилл вряд ли смог бы ее не обнаружить. Как ни смехотворна была история о двойной игре Рейли, я узнал, что через Пуля она дошла даже до Лондона. Два месяца спустя я приехал в Англию и со всей убежденностью поручился за Рейли перед Ми нистерством иностранных дел, когда этот удивительный человек, будучи на волосок от смерти, наконец добрался до Бергена после целого ряда приключений.
Хотя я никогда не сомневался в верности Рейли со юзникам, я никогда не был уверен, не уверен и сейчас, как далеко он зашел в своих переговорах с латышами. Это был человек наполеоновской складки. В жизни его героем был Наполеон, и одно время у него была одна «лучши* в мире наполеоновских коллекций. Он видел себя орошенным в России, и перспектива свободы действия вну шила ему наполеоновские замыслы. В последующих раз говорах он всегда отрицал большую часть большевист ских утверждений. По его теории Берзин и другие латы ши, которых он знал, вначале искренно не хотели сра жаться против союзников. Когда они поняли, что интер венция союзников не серьезна, они отшатнулись от него и выдали его, чтобы спасти свои шкуры. Как бы то ни было, так называемый союзнический заговор должен был иметь для нас серьезные последствия.
Любопытна дальнейшая карьера Рейли. По возвраще нии в Англию он поспешно договорился с мром Черчил лем и сторонниками послевоенной интервенции и уехал на юг России в качестве английского агента при армии Деникина. Когда эта авантюра окончилась крушением, Рейли объединился с Савинковым, осаждавшим в это время государственных деятелей Англии и Франции про сьбами о поддержке так называемого «зеленого» движе ния. Рейли, расходовавший деньги с расточительностью, исчерпал на Савинкове свои финансовые ресурсы. Стес ненный в средствах, он предпринял последнюю отчаян ную попытку поправить свои дела и отправился в 1926 году в Россию с какимто контрреволюционным планом, как говорят, организованным бывшими гвардейскими офицерами. Его дальнейшая судьба неизвестна с досто верностью. Большевики объявили, что он был застрелен при попытке перейти финляндскую границу. По имею щимся сведениям, он попал в большевистскую западню: его гвардейские офицеры, с которыми он познакомился за границей, были на самом деле агентами ЧК, он был отвезен на дачу около Москвы и там убит.
После этого длинного отступления, которое, насколь ко я знаю, содержит истинную правду о так называемом заговоре Локкарта, я должен вернуться к моему собст венному положению в Москве. Сообщение о заговоре союзников появилось в русских газетах третьего сен тября. Несмотря на всю серьезность обвинений, я был оставлен на свободе на этот день. Позднее я узнал, что в официальных большевистских кругах было большое раз ногласие в мнениях относительно того, как со мной поступить. Было несколько комиссаров, которые не мо гли переварить целиком всю чекистскую историю, на следующий день я решил опять отправиться к Карахану и еще раз просить за Муру, которая все еще была в тюрьме. Он встретил меня дружелюбно. Я сказал ему что вся история в советской прессе была сплетением лжи и он добродушно засмеялся. '
