Остаток вечера я провел в лихорадке. Горячее желание покинуть моих гостей овладело мною. Я оставил султана и его жену на попечение начальника полиции и, перейдя на другую сторону арены, шагал взад и вперед, размышляя о хрупкой красоте малайской девушки, кото рая так внезапно нарушила монотонность моей жизни. Над её головой горел факел, который, казалось, светил только для нас, придавая ей сходство с жемчугом на темном фоне. И, конечно, она была прекрасна для малайки, её кожа была светлее кожи крестьянских женщин, работавших в поле. Вскоре я узнал причину этого.
Сгорая от нетерпения выяснить все, я вызвал СиВоха, моего малайского старосту, привезенного из Сингапура и отношения которого с населением были не слишком хороши.
ф. Кто девушка, которая стоит позади султана? ^ прошептал я ^р^еиилось. Он медленно обвел арену ЕГ° бы следя за движениями танцующих. Он не глазами, какJ>« ^ вызвал с его стороны подозрения удивился, я' он говорил бы о какойнибудь рабо
Звтем тояом, и* но ответил:
теВП°Во^' не раТна райской птице. Это Аман „««^печная султана. Она замужем но почти разведена со Л^^гжем Когда развод будет оформлен, она выйдет
зТдвоюродного брата султана. Я с нетерпением ожидал ухода последнего гостя. За тем с пылом, усилившимся от полученной информации, я отправился к моему другу, начальнику полиции. Он пре достерег меня в еще более ясной форме, чем СиВоха. В немногих фразах он объяснил, что я должен выбросить Амаи из головы теперь и навсегда. Иначе произойдет неприятность, серьезная неприятность. Туземные женщи ны все на один лад. Есть другие, более доступные и менее опасные. Совет был хорош. Я должен был бы принять его. Вместо этого я стал обдумывать как бы войти в контакт с моей богиней. Я доверился СиBoxy. Благодаря Ь его содействию я заручился услугами одной старухи, Ч которая имела отношение к резиденции султана. Мои w успехи были незначительны, но я не успокаивался. Каж дый день в пять часов Амаи имела обыкновение прогули ваться от своего дома до дворца, и каждый день в пять часов я останавливался на краю дороги и сторожил её. Мы не обменивались ни единым знаком. Я оставался неподвижным. Заговорить — значило разрушить все. Она никогда не поднимала покрывала, никогда не замедляла шага. И этими ежедневными двухминутными наблюде ниями я прожил шесть недель. Однажды вечером, вскоре после того как развод её был оформлен, я отправился к своему обычному сторожевому посту. Был закат, и солн це сияло подобно раскаленному шару на высшей точке горы. Прохладный ветерок доносил из джунглей благоу хание. Я прождал несколько минут, наслаждаясь красо той малайского заката. Дорога была пустынна. Я вгля дывался в маленькую тропинку, ведутдую от её дома к дороге. Наконец она появилась, закрытая покрывалом и ооутая в маленькие зеленые туфельки. Пройдет ли она попрежнему мимо меня без единого жеста, без единого взгляда. Казалось, она идет медленнее, чем всегда. Очу
тившись напротив меня, она приостановилась, огкинула свое покрывало таким образом, что можно было увидеть цветок лотоса в волосах, и посмотрела мне прямо в глаза. Затем, как спугнутая лань, она повернулась и, ускорив шаги, скрылась в надвигающихся сумерках. Я вернулся домой, охваченный страстью. Я позвал СиВоха и старуху. Необходимо устроить свидание, настоящее свидание.
Спустя два дня вернулась старуха. Она выглядела еще более зловеще, чем всегда. С бесчисленными просьбами о её безопасности, она сообщила мне, что все устроено. Свидание назначено на сегодняшнюю ночь. Я должен ожидать на опушке джунглей против девятого верстового столба в девять часов, и Амаи придет ко мне. Я должен быть пунктуальным, очень осторожным. Нужно держать ся вдали от дороги.
Я осмотрительно сделал все необходимые приготов ления: смазал револьвер и сунул в карман электрический фонарь. Потом, сгорая от возбуждения, пустился в это дикое приключение. Около мили нужно было пройти по узкой тропинке, проложенной в джунглях, которая вела к заброшенной шахте. Пришлось пересечь ручей по дрожа щему бамбуковому мостику, что даже днем являлось для белого человека рискованным предприятием. На такое путешествие я не согласился бы и за плату. Ни одна женщина не соблазнит меня вновь проделать это. Страх придал быстроту моим ногам, и, когда я вышел на тропинку, по которой должна была прийти Амаи, то оказалось, что я поспел за четверть часа до назначенного времени. Ожидание оказалось хуже, чем дорога. В тиши не малайской ночи острота моего слуха усилилась во сто крат. Пронзительный крик ночной совы наполнял меня предчувствием. Гигантская ночная бабочка, привлечен ная моими серебряными пуговицами, прицепилась к складкам моей одежды, вселив ужас в мое сердце. На небе не было ни луны, ни звезд. Присев потуземному на корточки, я ждал с револьвером в руке, в то время как минуты тянулись со смертельной медлительностью. Не сыграла ли со мной старуха злую шутку? Если так, она дорого поплатится за это завтра. Покинуло ли Амаи мужество в последнюю минуту? Для нее испытание в тысячу раз опаснее, чем для меня. Потом, когда отчаяние почти побуждало меня уйти, я услыхал всплеск. Какоето живое существо пробирается по болотистому полю. За
««повождаемая звуком шагов, и вье**.
SliSJS двух шаГОВ ?Т МСНЯ внезапно вьщыр
темноты не ЧШ1 на ноги. Силуэт остановился. oL
52 С^УЭто была Амаи. В один миг я привлек ее в свои
она трепетала, подобно траве под прюсоснове
лучей утреннего солнца. Потом, взяв ее За
Я? ^ быстро^овел^через ночь по тропинке в д^н?
п« чет^тот самый мостик, обратно под гостепРиим.
S кроГмоего домика. Она уже не покидала его до того
момеТа, пока меня самого не отправили на судно в п0рт
С^Го^пшом эта история — сплошная трагедия или сплошная комедия смотря по тому, романтичен или ц* ничен читатель. После этой первой ночи Амаи осталась в моем доме. Ее пребывание было не только внешним доказательством ее любви, оно вызывалось также стра хом перед сородичами. Короче, история с Амаи вызвала величайший скандал. Мой дом переживал своего рода осаду. Моя малайская Гагула пришла интервьюировать меня у моего порога. Она пришла льстить и ушла с угрозами. Она перечислила заслуги своего племянника, принца крови и очаровательного молодого человека, с которым я часто играл в футбол. Его смущение было велико. Ему нравятся европейцы, и я ему нравлюсь. Мы всесторонне обсуждали вопрос. Он предлагал мне самую прекрасную из гурий своего княжества. Но Амаи я дол жен возвратить. В ней течет королевская кровь. Это оскорбление для его тетки и, что еще хуже — это опасно для меня. Местные малайцы не так цивилизованны, как он. Могут произойти волнения, очень серьезные волне ния. Он покачал головой и улыбнулся, совсем как мой начальник полиции; он с большим успехом мог разго варивать с ветром, чем пытаться сломить мое шотланд ское упорство. Я не желал ссориться с ним, а тем меньше задевать его гордость. История произвела некоторый шум в европейских кругах. Она дошла до ушей резидента, и я счел необходимым посоветоваться с юристом.
Я явился к господину К. — видному правительствен ному чиновнику, женатому на малайке и члену семьи, прославившейся службой на Востоке. Его неофициаль ный совет — официальный походил на брачные советы из «Пунша» — был продиктован дорого обошедшимся ему запасом восточной мудрости.
— Это вопрос сохранения лица, — сказал он. Нужно выиграть время. Скажите, что вы собираетесь перейти в магометанство.
Во время беседы с племянником Гагулы я сам поду мал об этом совете. Когда выяснилось, что другого выхода нет, я сказал ему: «Я готов стать магометанином. Я написал архиепископу кентерберийскому, чтобы испро сить необходимое разрешение».
Когда мужчина увлечен женщиной, то нет пределов той низости, на которую он готов. Другим мое поведение казалось низким и подлым, но не мне. Чтобы удержать Амаи, я был готов принять магометанство. Это не такой эпизод в моей жизни, которым я горжусь или который я оправдываю моей молодостью или неопытностью, но в то время это было — в истинном смысле слова — убийствен но серьезно. Это было не только увлечение. В моей душе было чтото похожее на страсть к борьбе. Это же чувство я испытывал во время футбола, предпочитая борьбу с более сильным противником легкой победе. Я противопоставил себя всему миру и я решил рискнуть до конца. Принц признал себя удовлетворенным. Но не Гагула и деревня — Амаи и я оказались отверженными. Моя футбольная команда ушла от меня. Акбар, мой лучший хавбек, кото рый номинально занимал пост военного министра Гагу лы, удалился в джунгли. Меня предупредили, что он собирается впасть в «амок». Мой китайский повар покинул меня. Он боялся того, что может чтото приключиться с моей пищей.