– Вот это Чан Ку-фын... Здесь озеро... Железная дорога, которую мы провели, заботясь о благоденствии Маньчжоу-го... Русские находились здесь до последних дней, но мои доблестные войска, переправившись через Тумен Ула, смелой атакой заняли позиции русских...

Он был самонадеян и говорлив, генерал Суэтако Камейдзо.

– Император Мейдзи когда-то сказал, – вспомнил он, – «Я буду сам управлять страной Ямато, пересеку моря и распространю нашу национальную славу во всех углах мира...» Конечно, в наше время нельзя допустить, чтобы сам император управлял войсками. Он всемилостиво поручил нам распространять национальную славу...

– Позвольте, генерал, – спросил Вукелич, – но почему же все-таки возник этот конфликт, который превратился в вооруженное столкновение с русскими?

– Ну, это старое дело! Русские ссылаются на какие-то древние карты, утверждают, будто этот район всегда принадлежал им. Ерунда! У нас имеются другие данные. Правительство дало указания господину Сигемицу, нашему послу в Москве, не вступать ни в какие дебаты по поводу карт. Впрочем, сейчас не дипломаты – военные люди должны регулировать отношения с другими странами...

Посол Сигемицу действительно получил из Токио совершенно четкую инструкцию, как вести себя с наркомом иностранных дел Литвиновым. Там было сказано:

«Япония имеет право и чувствует себя обязанной перед Маньчжоу-го применить силу и заставить советские войска покинуть территорию, незаконно захваченную ими.

От рассмотрения и обсуждения пограничных карт, предъявляемых русскими, категорически уклоняться...»

Главной причиной возникшего конфликта, по словам генерала, было то, что русские будто бы захватили священный холм, на котором местные жители исполняли религиозные обряды. Генерал указал пальцем на какую-то высотку, расположенную в нескольких километрах позади японских позиций.

– Вероятно, это не та высота, господин генерал, за которую идет бой, – поправил корреспондент. – Судя по карте, она находится в вашем тылу...

Камейдзо на мгновение запнулся:

– Это... это не имеет значения: жители молятся на всех сопках... Мы обязаны защищать священные места их предков...

Генерал Камейдзо вызвал своего адъютанта и приказал ему проводить прибывшего корреспондента на артиллерийские позиции к полковнику Танака.

Здесь разговор был более конкретным. Полковник Танака, похожий на борца, одетого в военную форму, командовал артиллерией, приданной пехотным частям.

Пили зеленый чай, и Танака, сдувая плавающие чаинки, тоже хвастался достигнутыми успехами.

По высоте, на которой были советские пограничники, артиллерийский полк выпустил двенадцать тысяч снарядов. Полковник сожалел, что не может пока проводить гостя на высоту Чан Ку-фын – оттуда в ясную погоду хорошо виден Владивосток и советское побережье. С военно-стратегической точки зрения захваченная высота будет иметь существенное значение в дальнейших событиях. Полковник Танака не скрывал своих вожделений... Вот в следующий раз, когда Вукелич-сан приедет снова, они обязательно побывают на высоте Чан Ку-фын... А пока...

Полковник Танака грузно поднялся с циновки и подвел Вукелича к стереотрубе. В окуляры была видна за рекой очень пологая сопка с плоской, усеянной камнями вершиной. И ни единого куста, ни единого дерева. Над сопкой развевался японский флаг, укрепленный на высоком древке. Оттуда не доносилось ни одного выстрела.

– Из-за одной этой высоты, которая нам необходима, мы вынуждены были провести сюда железную дорогу, – сказал Танака и передвинул стереотрубу влево. На этой стороне реки подходила к самому берегу железнодорожная линия. – А у русских на той стороне – ничего, – самодовольно добавил Танака.

Корреспондент агентства Гавас Бранко Вукелич собрался выехать из Мукдена, когда на Хасане с новой силой разгорелись бои. Советское командование, подтянув силы, нанесло тяжелый удар по войскам дивизии генерала Камейдзо. Ожесточенные бои продолжались несколько дней. По японским разведывательным данным, русские создали трехкратное превосходство в живой силе, а кроме того, сосредоточили на узком участке фронта сто двадцать орудий, ввели в действие танки, бомбардировщики...

Бои за Чан Ку-фын продолжались, но японские газеты перестали вдруг печатать информацию о военных действиях на советской границе. Газеты замолчали, будто не было вообще никакого конфликта, не существовало никакой высоты Чан Ку-фын...

ИСПЫТАНИЕ ВЕРНОСТИ

С дежурства Ирина вернулась поздно, и ей показалось, что звонок поднял ее ни свет ни заря. Она накинула халатик и пошла открывать. Мать уже возилась на кухне. В дверях стоял Юрка Ерохин. Он жил на той же площадке, в квартире напротив, и частенько забегал к Микулиным. Ирина догадывалась, что Юрка неспроста хаживает к ним, но было это ей безразлично. Она продолжала хранить в памяти встречи с Вадимом.

– Ты чего в такую рань? – нахмурилась Ирина.

– Хорошенькая рань! Обед скоро... Тетя Аглая дома?

Из кухни выглянула Аглая Алексеевна:

– Вы чего тут в прихожей шепчетесь?.. Юрашка, выпей чайку стаканчик.

– Спасибо, я на минутку...

Ирина пошла умываться, Юрка зашел в кухню и торопливо достал из кармана тридцатку.

– Тетя Аглая, долг принес. Ирине только не говорите – не возьмет.

– Смотри-ка, или разбогател?

– Нет, в армию собрался. Там денег не нужно, – отшутился Ерохин. – Ну, я пошел...

На исходе лета Ерохин повстречал Володьку Жигалина, с которым не виделся несколько лет – почти с самой школы. Столкнулись в парке. Вот это встреча! Жигалин был уже старшим политруком. Шпала в петлицах, весь в скрипучих ремнях, подтянутый, в начищенных сапогах. А лицо оставалось таким же мальчишеским. И губы топорщил, как раньше, когда говорил. Он недавно получил назначение сюда, в старые края, – перевели из Воронежа. Служит в дивизии, которая стоит под городом, сейчас в лагерях.

– А ты все такой же, – говорил Юрка, разглядывая товарища. – Помнишь, как в колодец лазал?.. Помнишь?

– Еще бы!.. А где Маруся? Красивая была коса...

– Не знаю... Все разбрелись... Встречаю только Ирину. Мы с ней на одной площадке живем.

– Смотри ты!.. А я, как приехал, стал тебя искать. Пришел, жильцы новые, никто не знает. Пошел к Ирине, тоже переехала. Хотел через адресный стол узнать, да все некогда... У нас такие дела идут...

Ерохин уговорил приятеля зайти к нему хоть на минутку. Здесь рядом, может, и Ирина дома.

Но Ирина дежурила.

– Ну, а ты как? – расспрашивал Жигалин. – Что делаешь?

– На комсомольской работе. Был инструктором, отслужил срочную службу, вернулся в обком, а сейчас ушел – не поладил с начальством. Вот взял бы меня в армию, а то тоска смертная.

– А что, может, и получится, – неопределенно ответил Жигалин. Он посмотрел на часы, заторопился. Ирине просил передать привет, обещал при случае заглянуть. А вот когда – не знает. Работать приходится за семерых.

Жигалин неожиданно зашел к Ерохину через несколько дней после их встречи.

– Ну как, не раздумал идти в армию? – спросил он, едва появившись в дверях.

– Нет! Кто же меня возьмет?

– Собирайся! Сейчас же иди в военкомат. Там о тебе знают. Газеты читаешь?

– Ты про Хасан? Неужели все так серьезно?

– Серьезно не серьезно, а люди нужны. Разрешили взять из запаса на политработу. Ты кто по званию?

– Младший командир.

– Так вот, товарищ младший командир, как у нас говорят: с вещами на выход... В батальон комсоргом согласен?

Жигалин рассказал, что поступил приказ – перебросить дивизию в район боевых действий. К исходу третьих суток предстоит сосредоточиться в районе высоты Заозерной. Один полк уже выступил, сегодня в ночь уходят остальные. Грузятся на товарной станции. Сначала пойдут эшелонами, дальше пешим порядком.

– Малая война? – спросил Юрка.

– Кто знает, говорят, все войны начинаются с малого – с первых выстрелов. Мы еще этого не проходили... – усмехнулся Жигалин. – Помнишь, как говорили в школе. Мне всегда казалось, что если война, значит, мобилизация, запись добровольцев на улицах, красные флаги, митинги. А сейчас посмотри – в городе тихо, все спокойно, никто и не подозревает, что, может быть, без пяти минут война...