Рольф уехал, а в феврале 1939 года Урсула вновь увиделась с Футом, несколько позднее — с Леном. Жизнь и работа шли своим чередом. Кроме информации, Центр интересовали возможности для диверсий, и неугомонные «испанцы» придумали странную реализацию этой идеи. В то время во Франкфурте на аэродроме был выставлен для обозрения огромный дирижабль, перелетевший через Атлантический океан. Лен обнаружил, что в этот дирижабль совсем нетрудно будет подбросить пакетик с зажигательной смесью. Соня решила, если удастся получить согласие Центра на эту «диверсию», подключить к этому делу и Фута. Лен съездил к нему в Мюнхен. Александр не проявил энтузиазма — его можно понять, не правда ли?! Кроме общескептического отношения к идее Лена, он считал, что а ангаре не будет достаточного доступа воздуха для того, чтобы пламя как следует разгорелось. Но Соня и Лен так хотели хоть чем-нибудь повредить нацистам — хотя бы разрушить этот дирижабль, которым они так гордились!

Как ни странно, идея расправиться с дирижаблем заинтересовала Центр. В июне Лен и Фут приехали в Швейцарию, Соня, припомнив все, чему ее учили, купила химикалии, показала им, как готовить зажигательную смесь. Они вместе сделали «зажигалку» и испытали ее: все получилось. Лен и Фут уехали в Германию, получив задание самостоятельно изготовить и испытать такие же пакетики. С этим заданием они справились, но дирижабль так и не подожгли.

Более интересным был случай в Мюнхене. Случайно они оказались там во время парада эсэсовцев в память их товарищей из легиона «Кондор», убитых в Испании. Церемония была впечатляющей. По всем четырем сторонам Одеон-платц, переименованной в Площадь Мучеников, стояли эсэсовцы, каждый из которых держал в руках плакат с именем погибшего товарища. Если бы они знали, что среди зрителей этого парада находятся люди, причастные к гибели тех, чью память они так торжественно отмечали! А Лен и Фут, насмотревшись на церемонию, решили перекусить и зашли в небольшой ресторанчик на Леопольдштрассе. Там сидели две женщины и кого-то ждали. Друзья устроились за столиком. Вдруг распахнулась дверь, и в сопровождении эсэсовцев вошел сам фюрер. Гитлер прошел в отдельную комнату, женщины зашли к нему, а к нашим разведчикам подошли охранники и… попросили их не курить, поскольку фюрер не выносит табачного дыма. Как оказалось, хозяин ресторана с давних времен поддерживал нацистов, и с тех пор Гитлер время от времени заглядывал туда. У Сони тут же мелькнула идея об уничтожении Гитлера. Но, пока идея согласовывалась с Центром, ситуация изменилась, и диверсия стала невозможной.

Между тем положение Урсулы становилось все более сложным. Никто не мог предугадать, нападет ли Гитлер на Швейцарию. В этой обстановке статус эмигрантки, да еще еврейского происхождения, да еще с просроченным немецким паспортом (естественно, выправить новый Урсула не могла) был очень и очень ненадежным. Правда, у нее был еще гондурасский паспорт, но толку от него тоже было мало. Он годился на самый крайний случай, если придется срочно эвакуироваться. Центр поинтересовался, можно ли достать другие документы. И тогда у Урсулы возник план: пока Рольф еще находится в Европе, начать бракоразводный процесс, а потом вступить в фиктивный брак с англичанином: Джимом или Леном — все равно. Оба были холосты, но по возрасту Джим подходил больше, и Урсула выбрала его.

Все-таки, ей везло на мужчин. Рольф был подлинным рыцарем, заботливым и далеким от всякой мелочности. После окончательного решения о возвращении в Китай выяснилось, что его начальником на месте должен стать не кто иной, как Иоганн Патра. В такой щекотливой ситуации московское начальство не стало решать вопрос в приказном порядке. Рольфа спросили, не станет ли он возражать, и он без сомнений и колебаний согласился, поскольку высоко ценил Иоганна. Рольф приехал к ним еще раз летом 1939 года — попрощаться с семьей, которую столько лет нежно любил и оберегал, не делая разницы между своим и чужим ребенком. И — надо же! Встретился там с Иоганном, который тоже приехал в Швейцарию, кстати, в первый и последний раз увидев свою дочь. В отличие от Рольфа, Иоганн никогда не интересовался ребенком. Урсулу это не обижало, однако понять его она не могла. Но все-таки какие-то чувства к ней у него, по-видимому, сохранились, потому что, по причине недостатка времени, ему пришлось выбирать между поездкой в Швейцарию и визитом к матери. Он выбрал Урсулу. А та была рада встрече, хотя и было больно за мать Иоганна.

Да, они были очень разные — Рольф и Иоганн. И только в одном похожи — Урсула не хотела жить ни с тем, ни с другим. И все же, провожая обоих бывших спутников своей жизни на железнодорожную станцию, она чувствовала себя неуютно: уезжали единственные люди, которые могли позаботиться о ней и детях. Теперь она могла рассчитывать только на себя. А обстановка в Швейцарии была ужасной. Это сейчас мы знаем, что Гитлер так и не решился напасть на маленькую и беззащитную, но такую нужную всему миру страну. Тогда никто не знал планов фюрера. Он уже захватил Австрию и Чехословакию — чей теперь черед? Немецкие эмигранты в ужасе пытались любыми путями выбраться из страны. Слухи ходили один страшнее другого. Говорили, что эмигрантов, которым отказали в продлении вида на жительство, доставят на границу с Германией — в том числе и евреев. Швейцарский Федеральный совет потребовал «вернуть беженцев в страну, откуда они прибыли». Эмигрантам-евреям было запрещено работать в Швейцарии, а за малейшее подозрение в политической деятельности их высылали из страны. Нужно было как можно скорей завершать брачные дела и получать английский паспорт.

Тяжелым ударом для наших разведчиков стала весть о заключении пакта о ненападении между Германией и СССР. Умом они, конечно, понимали причины появления этого договора, но сердце отказывалось его принять. Урсуле. Чтобы успокоиться, понадобился многочасовой разговор с Оберманнсом, с которым они встретились в Цюрихе.

А оба англичанина до сих пор были в Германии. Более того, Лен собирался еще вернуться во Франкфурт, чтобы поджечь все-таки этот злополучный дирижабль. Вот уже две недели, как он простился со своими друзьями во Франкфурте, сказав им, что уезжает в Лондон, и теперь ожидал Фута в полупустой гостинице в Тегернзее. Из иностранцев там оставался он один. Урсула запросила Центр — оставаться ли им в Германии, и с максимально возможной скоростью получила ответ: немедленно вызвать обоих в Швейцарию и подготовить на радистов. Война надвигалась неотвратимо, и нетрудно было догадаться, что вслед за ее началом последует закрытие всех европейских границ и полная изоляция советской агентуры в тех странах, где не было наших официальных представительств. Срочно нужны были радисты, как можно больше радистов. Они успели: Лен приехал в Монтре перед самым началом войны.

Швейцария тоже пустела. Из страны спешно уезжали иностранные туристы и те эмигранты, которым было куда ехать. На пограничных станциях и дорогах творилось нечто невообразимое, толпы людей штурмовали битком набитые поезда. Местные жители не менее упорно «штурмовали» магазины, закупая все, что только можно — швейцарское правительство объявило, что в случае войны все магазины в течение двух месяцев будут закрыты. (Урсула последовала примеру местных жителей и тоже запаслась продуктами). 27 августа 1939 года была мобилизована швейцарская армия, 29 августа прервана почтовая, телеграфная и телефонная связь с Францией, закрыто воздушное сообщение. 30 августа был избран главнокомандующий, что в этой стране происходило только в случае крайней опасности. 1 сентября, в день нападения гитлеровских войск на Польшу, президент страны принял представителей обоих воюющих государств, которые заверили его, что их страны будут уважать нейтралитет и территориальную целостность Швейцарии. 2 сентября была объявлена всеобщая мобилизация. Четыреста тысяч солдат заняли позиции в горах — мирным заверениям Гитлера давно уже никто не верил. 3 сентября Франция и Англия объявили Германии войну, и нейтральная маленькая Швейцария наглухо закрыла все границы.