Бабка, увидев, что мальчик очнулся, поднесла к его губам чашку, и он жадно выпил содержимое. По всему телу разлилась истома. Так и не открыв глаза, он снова впал в дремоту. Сквозь сон Саня слышал разговор об изодранной одежде, смутно понимал, что говорят о нем, потом почувствовал, что его раздевают и одевают во что-то другое, но так и не проснулся бы, если бы не услышал удивленные возгласы:
— Ба-а! Смотрите-ка! Да у него в карманах целый продсклад… И сахар, и сыр, и галеты! Немецкие галеты-то!
— Любопытно! Откуда это у него?
— А я думал, что мальчонка с голодухи такой заморенный!
— Не ел я их, — вдруг сказал Саня. — Они пахнут… тем… — губы его задрожали, и, не договорив, он заплакал навзрыд.
Его утешали, но ни о чем не расспрашивали, поняли, что паренька постигла какая-то беда и сейчас лучше его не тревожить. Рыдания постепенно перешли в жалобные всхлипывания, и мальчик снова погрузился в сон. Так спящего и унесли его разведчики, смастерив из тонких жердей и прутьев носилки.
Была поздняя ночь, когда они доставили Саню в партизанский штаб и сразу же передали в санитарную часть, но только в полдень он пришел в себя и рассказал врачу и медсестре свою печальную историю. В тот же день она стала известна всем партизанам отряда. Его стали навещать, приносить подарки. Особенно большая дружба завязалась у него с разведчиками. Всегда после возвращения с задания они приходили к нему, приносили то яблоки, то мед и даже такие деликатесы, как немецкий шоколад и сгущенное молоко. И всякий раз Саня расспрашивал разведчиков, не встречали ли они его отца.
— Его сразу заприметишь, он на правую ногу шибко хромает, — уже не первый раз говорил он.
— Найдется, Санек, твой отец. Не беспокойся!.. — обнадеживали его разведчики. — Как увидим его, так прямым сообщением к тебе доставим!
Здоровье возвращалось к мальчику быстро, но грустное выражение не сходило с его лица. Окружающие замечали это и не упускали случая отвлечь его от тяжелых воспоминаний. Наконец ему позволили ходить, и вскоре он нашел себе занятие — начал ухаживать за лошадьми санчасти, чистить их, а потом и водить на водопой. Все свободное время он проводил в разведроте. Здесь было веселее. Разведчики и вправду были веселый народ, балагуры, будто не они каждый день рисковали жизнью, а кто-то другой, и о тех других рассказывали Сане увлекательные истории. Но странно, как только они говорили, сколько в том или ином бою уничтожили фашистов, Саня тревожился, брови его хмурились и он расспрашивал партизан, а какие собой были те немцы. Каждый раз он с опаской думал, как бы не попался партизанам и тот хороший немец. Ведь он не фашист.
Его расспросы удивляли партизан, и один из них как-то сказал:
— Да не все ли тебе равно, какие те фашисты — рыжие или черные, высокие или низкие?! Всех их надо давить, как мокриц!..
И тогда Саня рассказал разведчикам о своем, хорошем немце.
— Тот немец мне сказал «Ленин — хороший! Русский — хороший. Партизан — хороший!» Значит, он не фашист… Он сам послал меня к вам, даже заплакал, когда я уходил…
— Да, браток, война такая штука… — задумчиво промолвил один из собеседников.
— Верно, Санек, верно, — отозвался другой. — Не все они плохие, не все фашисты, только в бою выбирать, кто хороший, а кто плохой, никак нельзя. Вот и приходится крушить всех подряд…
Постепенно Саня привыкал к партизанской жизни, к ее суровым будням. Вскоре он был зачислен к разведчикам в то самое отделение, бойцы которого нашли его в лесу. Вместе с ними стал он ходить на задания.
На фронте немцы несли большие потери. Красная Армия то тут, то там переходила в наступление, теснила оккупантов. В тылу у них ширилось партизанское движение. Неслыханными злодеяниями фашисты рассчитывали устрашить народ. Они стали проводить так называемые «акции». Все чаще в селах появлялись команды эсэсовцев в черных мундирах с черепами на фуражках и в петлицах. Они приезжали неожиданно, загоняли всех жителей, независимо от возраста, в огромные серые автобусы, будто бы для переселения в Германию. Но это были автобусы-душегубки. В пути отработанный газ выходил не в глушитель, а поступал в кузов. Люди гибли. Вот каким переселением занимались так называемые зондер-команды СС.
Партизаны знали это, и когда разведка сообщила им, что оккупанты задумали переселять жителей ближайших населенных пунктов, командир отряда сразу принял решение.
Группа разведчиков вышла на задание. Недалеко от станции на хуторе жил старик-железнодорожник. С виду был он невзрачным — маленького роста, худощавый, но очень подвижный. Как и до войны, он работал на станции стрелочником, работал исправно, им были довольны. Но и другие свои обязанности старик выполнял отлично. Обо всем, что происходило на станции, он сообщал навещавшим его партизанским разведчикам или связным.
Было уже за полночь, когда к нему пришли, разведчики. Стрелочник сказал, что ожидается прибытие какого-то особого воинского состава с особой командой.
— Немцы говорят, будто здесь будут строить оборону и поэтому всех жителей куда-то переселят.
Разведчики переглянулись. Они догадались, о чем идет речь. А Саня вдруг вскочил.
— Переселять? — вскрикнул он. — Они их убьют!
— Тише, Санек, разберемся, — успокоил его командир разведки.
Стрелочник узнал об этом еще сутки назад, во время своего дежурства. Но прибыл ли уже этот особый эшелон на станцию или нет, он не знал и мог узнать, лишь вновь заступив на дежурство. И только вечером или ночью после дежурства он сможет сообщить разведчикам. За эти сутки эшелон мог прибыть, выгрузиться и зондер-команда СС могла уехать неведомо куда. Чтобы этого не случилось, решили сделать так. Саня под видом внука пойдет со стариком на станцию. В случае чего, старик скажет, что к доктору внука привел. А как узнают все, что нужно, Саня сейчас же отправится с донесением в условленное место на опушке леса.
Часа за два до рассвета «дед» и «внук» тронулись в путь. Неподалеку от будки стрелочника старик оставил Саню в укрытом от ветра местечке, а сам направился к сменщику, который копошился у одной из стрелок. Вместе они обошли и осмотрели все стрелки, и сменщик отправился домой. Выждав минуты две-три, старик привел Саню в будку и прежде всего сообщил:
— Состав тот покамест не прибыл, а прибыть, слыхал, будто должен сегодня. Тупик для него уже освободили… Придется тебе, милок, подождать тут, чтобы зазря своих не баламутить.
Старик показал Сане, как подбрасывать торф в чугунную печурку, и мальчик охотно занялся этим делом. Глядя на огонь, он вспомнил родной дом, семью и порою ему казалось, что вот прогонят фашистов и все опять будет по-старому. Но звонил висевший на стене в деревянном ящике телефон, стрелочник выходил встречать поезда, и грезы мальчика рассеивались.
Так прошло часа три. Наконец после очередного телефонного звонка стрелочник сказал, что с соседней станции вышел тот «особый» состав. Саня хотел было тотчас идти к своим, но старик велел ему дождаться прибытия эшелона.
— Надо узнать, куда эти бандиты подадутся. Вот тогда-то и пойдешь. Не так ли, Александр Степанович? — хитро прищурив глаз, произнес железнодорожник.
В знак согласия Саня молча, с достоинством кивнул головой.
Минут через двадцать мимо будки проползли вагоны-платформы с огромными автобусами мышиного цвета и несколько маленьких пассажирских вагонов, запорошенных снегом.
У Сани заколотилось сердце: автобусы были такие же, как и те, в которых «переселяли» его односельчан. Он их запомнил на всю жизнь. Увидел он и немцев: все они были в черных шинелях.
Старик напялил поглубже ушанку и, схватив метлу и лопатку, вышел из будки. Вернулся он нескоро, сообщил, что состав подали под разгрузку, и с досадой добавил:
— Горланят себе, ироды, в вагонах, пьянствуют, наверное….
Снова зазвонил телефон. Старик снял трубку.
— Стрелочник будки номер два слушает… Понятно, господин дежурный начальник: паровоз к колонке, потом на заправку и обратно к составу. Стало быть, скоро отбывает?.. Нет? Понятно, господин дежурный начальник.
