…Он считает, что было бы хорошо, если бы Муссолини заявил фюреру вполне определенно о своем решении не воевать. Но, по его личному мнению, Италия будет воевать при любых условиях. Я ответил, что это совершенно исключено, и пересказал ему основную суть переговоров Риббентропа с Чиано. Однако Кейтель заметил, что фюрер информировал его совсем в ином плане. Я сообщил тогда, что граф Маронья, начальник мюнхенского отделения абвера, узнал о заявлении итальянского короля испанскому королю Альфонсо: король Италии не подпишет приказ о мобилизации, если Муссолини представит таковой ему. Кейтель ответил, что интересно наблюдать, как государство, управляемое даже диктатором, проявляет такую нерешительность, когда дело доходит до войны. Насколько труднее еще должно быть в демократических странах! Он был убежден, что англичане не вмешаются. Я попытался опровергнуть это его мнение и сказал, что Англия немедленно объявит блокаду и уничтожит наш торговый флот. На это Кейтель ответил, что это не будет иметь большого значения, так как мы можем получить нефть из России. Однако я заметил, что это не решающий фактор и что мы не сможем выдержать блокаду длительное. время. Англичане станут воевать против нас всеми имеющимися в их распоряжении средствами, если мы используем силу против Польши и если дело дойдет до кровопролития. Я сказал ему, что англичане вели бы себя точно таким же образом, если бы произошло кровопролитие, когда мы вступали в Чехословакию. Затем я попытался объяснить Кейтелю, как отразится на Германии экономическая война, и напомнил, что мы располагаем ограниченными ресурсами для ее ведения. Мне только сейчас стало известно, что мы сможем направить в Атлантику всего десять подводных лодок. Кейтель заметил, что, если Германия разгромит Польшу, нефть будет поставлять Румыния — ее легко заставить это сделать. Далее я проинформировал Кейтеля о мерах предосторожности, принятых англичанами на Балканах, и сказал, что Англия, безусловно, сделает все, чтобы лишить нас такой возможности.
Гитлер решил сообщить своим генералам, что он начнет войну или 26 августа, или вскоре после этого. 22 августа Гитлер вызвал генералов в Берхтесгаден и обратился к ним с речью. Он сказал, что 26 августа начнет войну и что Германия полна решимости воевать с западными державами. Генералы должны понять это. Первой задачей будет ликвидация Польши и уничтожение ее живой силы, а не захват какой-то определенной географической линии.
«Я дам пропагандистский повод для начала войны. Неважно, будет он правдоподобным или нет. Победителя не будут потом спрашивать, говорил ли он правду. Мы не должны бояться блокады. Восток обеспечит нас хлебом, мясом, углем, свинцом и цинком. Это великая цель, и она требует огромных усилий… Я только боюсь, что какой-нибудь свинопас предложит себя в качестве посредника».
Речь Гитлера была очень напыщенной. Канарис, скромно стоявший позади него, все время делал заметки.
На следующий день после заключения германо-русского пакта о ненападении Гитлер оживленно разговаривал по телефону со своим министром иностранных дел, находившимся в Москве. Он назвал его вторым Бисмарком. Но на англичан заключение этого пакта не произвело ожидаемого эффекта. Англия ратифицировала свою гарантию Польше 25 августа. Тогда Гитлер заявил Герингу о своем намерении задержать объявление всеобщей мобилизации на несколько дней, чтобы Геринг тем временем попытался через шведского посредника Биргера Далерюса отговорить Чемберлена от выполнения английских обязательств. Но одно было ясно, всеобщую мобилизацию нельзя отложить на длительное время. Даже когда от Муссолини пришла телеграмма, извещавшая, что Италия не вступит в войну, Гитлер не был обескуражен.
31 августа он отдал приказ. Банда уголовников, отобранных Гиммлером в немецких тюрьмах и переодетых в польскую военную форму, инсценировала «нападение» на радиостанцию в Глейвице. Все нападавшие оказались убитыми. Их тела были сфотографированы. Это и был «пропагандистский повод». Немецкие войска высадились с торговых судов в Данциге, где до этого целую неделю они скрывались под палубой и атаковали Вестерплатский форт. Танковые войска, над созданием которых так усердно работал Гудериан, ворвались в Польский коридор.
2 сентября Невилл Гендерсон вручил ультиматум Риббентропу. В нем говорилось, что Англия и Германия будут находиться в состоянии войны со следующего дня, если немцы немедленно не прекратят военных действий против Польши. Лицо Геринга омрачилось, когда он услышал эту новость. «Для нас, солдат первой мировой войны, это было подобно удару палкой по голове», — комментировал это событие генерал Иодль, заместитель начальника штаба верховного главнокомандования.
Тем временем Канарис послал Клейста в Стокгольм, где он надеялся установить тайную связь с англичанами. Но Клейст просидел несколько дней в гостинице «Парк Хоутел» и ничего не добился. Я получил от него письмо с просьбой помочь ему встретиться с кем-нибудь из англичан. В своем ответе я высказал ему ряд соображений на этот счет, но мне думается, что он оставил их без внимания. Он опять возвратился в свое поместье в Померании. Прежде чем оборвались последние нити, абвер попытался оказать еще одну любезность своему старому сопернику по разведке. 2 сентября по поручению Канариса один младший офицер предупредил английского военного атташе полковника Дениса Дейли, что на следующий день в 11 часов утра будет произведен воздушный налет на Лондон. Это сообщение в зашифрованном виде было немедленно передано в Лондон.
«Я убежден, что в данном случае у них не было намерения обмануть нас, — сказал мне после войны полковник Дейли. — Человек, принесший мне эту информацию, подвергался, конечно, большому риску».
Генералу Гальдеру вовремя удалось отговорить Гитлера от проведения этого изолированного налета, который не имел бы продолжительного военного эффекта. Но к тому времени уже невозможно было сообщить англичанам об этом. Сразу же после того как мистер Чемберлен закончил свою речь в палате общин, в 11 часов 15 минут в Лондоне загудели сирены. А через некоторое время было дано объяснение, что поводом для воздушной тревоги послужил замеченный в районе устья Темзы неопознанный самолет, оказавшийся французским. Правительственные учреждения переводились в специально подготовленные на случай войны помещения. Англичане чувствовали, что впереди их ждет беспощадная война. Теперь английская разведка уже не могла рассчитывать на помощь адмирала Канариса.
Начальник абвера, прочитав своим ближайшим помощникам выдержки из речи Гитлера, произнесенной 22 августа, заявил, что ужасно, если Германия потерпит поражение, но еще ужаснее, если Гитлер одержит победу!
Проходя в то утро по Тиргартенскому парку, Канарис увидел испанского военного атташе, проезжавшего мимо в машине. Канарис помахал ему рукой, чтобы тот остановился.
«Безусловно, Германия учла все, чтобы добиться победы?» — спросил испанец.
«Ничего она не учла!» — ответил Канарис.
Глава 9.
АДМИРАЛ ПОМОГАЕТ ДАМЕ
Фюрер радовался быстрому продвижению своих войск. Вдоль всего фронта от Балтийского моря до Галиции 56 пехотных и 9 танковых дивизий прорвали польскую оборону, удерживаемую 30 дивизиями польской армии. Немецкая авиация наносила бомбовые удары по коммуникациям польских войск, а немецкое население Польши, руководимое агентами Канариса и гестапо, поддерживало наступление, совершая акты саботажа и диверсий.
Уцелевшие польские дивизии, не уничтоженные или не окруженные возле границы, отступали по направлению к Варшаве. Однако севернее Лодзи и у Радома некоторые из них были окружены, а остальные начали поспешно отходить через реку Сан к Львову и к румынской границе.
Теперь перед немцами встал вопрос, подвергнуть ли столицу Польши бомбардировке или длительной осаде. Фюрер в своем стремлении уничтожать все, что только можно, приказал разрушить Варшаву.
Адмирал Канарис встретился с Гитлером 12 сентября, когда специальный поезд фюрера остановился в Ильнау, в Силезии. Вместе с Гитлером были Риббентроп, генералы Кейтель и Иодль.
