19 июля Штиллер из Будапешта звонит Хельге. Ему приходится прервать отпуск, 24 июля он летит назад в Берлин, пользуясь отговоркой, что «позже самолетов в ГДР не будет». Хельга Михновски и Вернер Штиллер ищут тайник. «Это было захватывающее дело.» — говорит Хельга. «а потом мысль: теперь начинается, теперь дело принимает серьезный оборот, и теперь мы движемся вперед.»
Под неприметной кучей листьев в ямке они находят описанную Гербертом Кроссом досочку — умело подготовленный «мертвый почтовый ящик». Вернувшись назад в «Бург», доску разламывают. Из нее выпадают упакованные в пластиковые кульки письмо-приветствие из БНД («действительно милое письмо»), данные о радиочастотах, шифровальные таблицы на прозрачной пленке, баллончики с чернилами для тайнописи и десять заранее написанных писем с конвертами на конспиративные адреса «крыш» БНД на Западе. Тут же необходимые инструкции.
«Этот Вернер сказал, я об этом не забуду: «О, они умеют делать гвозди со шляпками.» На него действительно произвело впечатление, как все разумно было сделано. «Не хватало только одного: радиоприемника с расширенным частотным диапазоном коротких волн (БНД посылает свои радиосигналы на частоте 3,7–4 мегагерц). Хельга бежит в его поисках по старьевщикам Пренцлауер Берга и уже в тот же вечер покупает «Телефункен Интернациональ 101».
БНД ежедневно отвечает по номерам 688 и 226. Для безопасности сообщения повторяются несколько раз в разные установленные часы. Сначала звучит «Гимн Весселя», опознавательная мелодия БНД, названная так в честь президента Федеральной разведывательной службы Герхарда Весселя. Затем звучит искусственный женский голос: «У нас сообщения для.» В конце информация, сколько групп цифр должен ожидать принимающий послания.
Прием и расшифровка сообщений БНД — задача Хельги. Потому ей постоянно нужно держать при себе приемник. «Было бы здорово, если бы тут были наушники, тогда можно было бы увеличить звук.» Но штеккер наушников из ГДР не подходит к приемнику из ФРГ. «Потому я положила подушки вокруг радио. Понять было трудно, иногда приходилось слушать несколько раз, потому что менялась сила сигнала, были помехи. Номера были разбиты на группы по пять цифр, и если потеряешь хоть одну, то смысл уже не поймешь.»
К каждой группе из пяти цифр есть соответствующая группа в шифровальном коде, которую надо вычесть. Результат: новая колонка цифр, которая — в соответствии с таблицей кодов — превращается в сообщение. Хельге для этого нужно 4–5 часов. В сообщениях, в основном, вопросы БНД о ее личности, значении и знаниях о ее неизвестных контактах.
«Это входит в данную работу,» — говорит Гериберт Хелленбройх, в то время в качестве шефа БФФ руководитель контрразведки Федеративной Республики. «Нужно с самого начала, именно потому, что такие события происходят редко, быть очень осторожным, и именно так это представлялось моим коллегам из БНД. Они специально тянули время, очень долго тянули. Моим собеседникам в БНД мы тоже говорили: «Будьте внимательны, будьте осторожны, никто не знает, в какой капкан мы сейчас угодим.»
Генерал-лейтенант Гюнтер Кратч был человеком, который мог бы установить такой капкан. Он считался правой рукой Мильке. А его Второй главный отдел, HA II, (контрразведка ГДР) считался особенно успешным в поисках империалистических агентов в государстве рабочих и крестьян. Две тысячи его специалистов следили, прежде всего, за потенциальными каналами связи с Западом.
Кратч сегодня немного располневший пожилой господин, добродушное его лицо окаймляет борода, глаза мечут молнии, когда он разошелся в разговоре, с размашистыми жестами и фразами. Как воспринимали его люди, попадавшие в его сеть? Например, «красный адмирал» Бауманн? Или коллега Штиллера Теске, который, как и Бауманн, был как «предатель» схвачен и казнен по приказу Мильке?
Шеф контрразведки ГДР живет сегодня уединенно. Его никогда не бывает по его официальному адресу — в новостройке многоэтажного восточно-берлинского района Хеллерсдорф. На воротах сада его домика на окраине Берлина нет ни таблички с именем, ни звонка. Кто хочет к нему попасть, должен перелезть через ограду. И от телефона старый лис тоже отказался: «Его слишком многие смогут подслушивать. «Мы сидим за столиком в ресторане «Москва» на восточно-берлинской Карл-Маркс-Аллее. «Раньше это было мое любимое место,» — говорит он, ностальгически оглядываясь на пустые столики вокруг. Объект гастрономии НО (государственной торговой организации ГДР) с улучшенным ассортиментом блюд закрыт, новый владелец хочет вскоре его переоборудовать. «Вон там,» — Кратч показывает на столик в углу, «Я часто сидел с американцами». Окружение тут было известно, о БНД в этих кругах не были особо высокого мнения.
Для Кратча тогдашние конкуренты из Пуллаха были «Союзом пердунов в бюрократических креслах». «Грубо говоря, налицо имелось предложение предательства.» Кратч глубоко вдыхает воздух. «И любая разведка во сне мечтала бы, скажем так, о таком источнике.» И что же сделала БНД из такого шанса?
«Я, собственно, никогда не понимал, почему БНД так бессердечно, так тупо и упрямо подходила к этим людям, воспринимала их предложения. Приняв предложение, одновременно принимаешь на себя обязанность сделать все возможное для их безопасности. Если я не могу это гарантировать, то я не могу принять и предложение. Но нельзя, приняв сначала предложение, затем так и сяк перебраниваться о каналах связи и о методах, о которых точно знаешь, что они известны контрразведке ГДР. Тогда только вопрос времени, когда мы, — если мы не совсем глупы — пролезем в эти линии связи.»
И Хелленбройх убежден в том, что, как минимум, в одном знаменитом случае (в деле Бауманна) затяжки и лавирования БНД фактически подставили высокопоставленного перебежчика высшего класса под топор Штази. Но такой перебежчик, как Штиллер, это «своеобразная история», тут нужна была сопровождающая проверка, и она, конечно, длилась очень долго.»
Фишер не хочет из лояльности критиковать своих «ангелов» и понимает — «отчасти» — задержки со стороны БНД. Он тогда обязательно хотел встретиться с инструктором или курьером БНД, чтобы сразу внести ясность — для обеих сторон.
«Но они не были к этому готовы, они не хотели рисковать ни одним своим человеком. Возможно, «Миша» (Маркус Вольф, шеф Главного управления разведки) сделал бы это без промедлений. Можно было бы взять относительно маловажного своего человека, с ним бы, по большому счету, мало что могли бы сделать. Кроме того: ГДР никогда не предложила бы офицера МГБ только ради того, чтобы поймать какого-то простого курьера.»
28 августа 1978 года, то есть почти через месяц после передачи «доски», HA II МГБ удается узнать о связи Штиллера с БНД. В рамках (вполне рутинной) поисковой акции «Сеть» было конфисковано «подозрительное с разведывательной точки зрения письмо с вымышленным адресом». Химики отдела № 34 обнаруживают наличие тайнописи: «Тайное послание полностью зашифровано (129 групп из пяти цифр каждая), используемое средство тайнописи типично для БНД. Использованное в качестве носителя GS (Geheimschrift — тайнопись) письмо было по всей видимости, написанным заранее образцом.» Открывается новый процесс расследования Штази под кодовым названием «Щетина».
Для Кратча — попадание в «яблочко». Штази в руки попало письмо Штиллера БНД. В «Бурге» царит разведывательное разделение труда: Хельга заботится о входящих делах, Штиллер — об исходящих. Сначала все сообщения для БНД зашифровываются, потом пишутся в виде колонок цифр невидимыми чернилами из лабораторий БНД между строк «не вызывающего подозрений» (поставленного БНД в готовом виде) текста письма.
Как могла Штази так быстро все раскусить? Кратч и его люди знали, что конспиративные адресадля заранее написанных БНД писем всегда находились в определенных областях. Своим нюхом сыщика главный охотник за агентами ГДР все еще гордится. «Мы знали также и метод, что БНД особенно много работает с так называемыми «пересылками писем вслед за выбывшими адресатами» в западногерманских почтамтах.»