Русские обладали целым годом времени, чтобы подготовиться к этой дезинформационной игре, и могли управлять нормальным потоком ежедневных телефонных разговоров в кажущимся им важными сферах. Так были скомпрометированы все данные и информация ЦРУ и СИС того времени.

Даже сегодня русские, конечно, не позволят себе дать какие-либо намеки, с помощью которых можно будет отфильтровать дезинформацию из системы. Остается фактом, что КГБ тогда удалось с помощью фальшивых сообщений частично поставить союзников под свой контроль. Несколько преувеличивая, можно выразиться и так: Во время операции с туннелем и даже после нее ЦРУ и СИС, по меньшей мере частично, работали под эффективным контролем КГБ.»

СИС знала Джорджа Блейка как преданного долгу и успешного офицера разведки. То, что он за один только год, а именно — 1954, передавал в Москву все оперативные приказы секции Y и все технические и структурные детали операции «Золото» — об этом в Лондоне ни в малейшей степени никто не подозревал.

Кажется Божьим судом, что Блейка в январе 1955 года перевели именно в Берлин; официально это считалось знаком признания со стороны его руководителей. Это повысило ценность Блейка для его друзей в Москве. Он, правда, уже не был напрямую связан с операцией «Золото», но его информировали о ней. Его задачей теперь было создание агентурной сети СИС в Берлине и в ГДР.

Блейк со своей женой Джиллиан, на которой он женился в 1954 году, переехал в зарезервированный для высоких британских чиновников жилой дом на Платаненаллее в Западном Берлине. Тогдашним резидентом КГБ в Восточном Берлине был генерал Евгений Питовранов. Теперь он отвечал за Блейка.

Евгения Питовранова проинформировали о существовании «крота» в СИС в самый последний момент: «Незадолго до моего отъезда из Москвы я услышал, что у нашей организации в Берлине есть замечательный агент. Он испытанный, лояльный человек, которому можно доверять. Подвергать его опасности нельзя ни в коем случае. Я приказал самому опытному нашему агенту, которым мы тогда располагали в Германии, держать связь с Блейком. Конечно, это происходило с соблюдением всех мыслимых норм безопасности.

Этим человеком был Николай Сергеевич Мякотных. До 1959 года ему пришлось взять на себя большую ответственность, поддерживая контакт с Джорджем Блейком. Благодаря информации Блейка наших людей предупредили о строительстве разведывательного туннеля. Внезапно в Альт-Глинике появилась радиолокационная станция, где использовалось очень много людей и стройматериалов.

Наши наблюдения мы постоянно передавали в Москву.

Я связался с генералом Гречко, командующим нашими войсками в ГДР, и сказал ему, что мы знаем о существовании шпионского туннеля и нам нужна помощь его разведывательных экспертов, чтобы узнать, что они там делают с нашими телефонными проводами. Гречко не видел в этом большой опасности.

Он сказал: «Ну послушайте, какие там секреты? Пара телефонных разговоров — ну и что? Говорят ведь в основном о чепухе, пару анекдотов, может быть, что-то о работе.»

Я сказал ему: «Андрей Антонович, я покажу Вам три документа, которые наши агенты выловили из корзин для бумаг в «Организации Гелена». Посмотрите, что может принести случайное совпадение информации. Это только бумага. Можете ли Вы себе представить, что можно взять из всего нашего телефонного потока? Даже самые дисциплинированные командиры иногда отступают от правил. Недооценивать это нельзя.»

Гречко сказал: «Хорошо, но что Вы ожидаете от нас?» Я ответил: «Немногого. Будьте внимательны. Позаботьтесь, чтобы Ваши люди говорили по телефону с большей осторожностью и не упоминайте о КГБ.»

Во время этого КГБ доставил в Берлин своих специалистов. Вадим Гончаров руководил расследованием.

«С конца 1953 года мы регулярно получали сведения о строительстве туннеля. Я сам приехал в Берлин в начале 1954 года. Мы постоянно были в контакте со штабом Советской Армии. Мы установили, что товарищи в их наблюдениях сообщат о каких-то технических проблемах или помехах. Мы перехватили несколько телефонных разговоров советских командиров и подразделений между собой и выяснили, что не все хорошо обстояло со скрытностью, хранением тайны и вниманием к вопросам безопасности. Мы дали прослушать наши записи группе высших офицеров, включая самого генерала Гречко, в Вюнсдорфе. Были приняты радикальные меры, и недостатки были устранены. С нашими измерительными приборами на расстоянии примерно 50 метров от их места подсоединения мы установили нашу контрольную станцию. Так мы смогли регулярно проверять наши линии.»

СИС и ЦРУ в то время ничего не подозревали об ответной операции противника. Они не знали, что их творение, которое, как они надеялись, прослужит им еще долгие годы, проработает только один год. КГБ тихо и скрытно готовил «открытие». Это должно быть тем более сенсационно, что в руководстве ГДР или «дружественной» службе безопасности Штази никто ничего об этом не знал — ни об операции «Золото», ни об оборонительных мероприятиях Советов.

Джордж Блейк вспоминает об окончании операции «Золото»:

«Моя деятельность в Берлине мало была связана с туннелем. Я, конечно, знал, что там происходило, и мог вычислить, что рано или поздно предприятие будет раскрыто. Примерно через 11 месяцев после вступления туннеля в эксплуатацию меня предупредил мой советский связник, что вскоре предстоит «открытие». Но он заверил меня, что все пройдет так, чтобы никак не подвергать угрозе мою безопасность. На самом деле через несколько дней так и произошло. Русские ворвались в туннель. Сообщения прервались. Несмотря на все заверения моих друзей, я был очень обеспокоен. Немедленно была созвана американо-британская комиссия для расследования причин разоблачения туннеля. Все было так тщательно спланировано и проведено КГБ, что весь процесс выглядел вполне нормально, как случай, как-бы по воле Бога. Для акции КГБ выбрал день 22 апреля 1956 года.»

Бывший шеф КГБ в Германии Сергей Кондрашов объясняет выбор срока политическими опасениями в Кремле:

«Выбор времени «обнаружения» в апреле 1956 года был в значительной мере связан с внешнеполитической ситуацией. 18 апреля Хрущев и Булганин прибыли с десятидневным государственным визитом в Великобританию. Обострялся кризис вокруг Суэцкого канала, в прессе проскальзывали предположения, что в случае войны Советский Союз пошлет на Суэц добровольцев. Напряжение было огромным. «Холодная война» угрожала перейти в горячую. У нас были и сведения об ухудшении положения в некоторых странах народной демократии, например, в Венгрии, где ситуация легко могла выйти из-под нашего контроля. Советское правительство, по возможности, искало пропагандистского успеха. И поэтому было принято решение наконец-то прекратить игру с туннелем.»

Вадим Гончаров привел советскую группу в туннель: «Ночь с 21 на 22 апреля была очень темной. Мы шли вдоль кабелей, идущих из Шёнефельда, около 30 или 40 метров. За последние дни дожди сделали почву слишком мягкой и привели к коротким замыканиям на линиях. Мы подошли к месту, где было чужое подсоединение к нашим сетям, и нашли подземное помещение с кабелями, откуда можно было попасть в туннель.

Примерно в пяти метрах перед нами была поставлена прочная стальная дверь. На ней по-русски и по-немецки было написано: «По приказу Главнокомандующего советскими войсками в Германии вход строжайше запрещен.» Это предупреждение, конечно, было маскировкой для введения в заблуждение относительно принадлежности оборудования — чтобы думали, что это место принадлежит советским войскам.

Мы открыли дверь, которая вела в туннель. Она даже не была заперта. Американские пираты были совершенно уверены в безопасности своего дела. Мы видели сидевших операторов в наушниках, у их магнитофонов, все в работе, абсолютное молчание, удивление было огромным. Мы тоже стояли совсем тихо. Тут американцы сорвали с себя наушники, оставили свои приборы и побежали вглубь туннеля, в американский сектор. Мы гнались за ними до линии границы, где они забаррикадировались мешками с песком.