А, была не была! Что, в самом деле, мне терять? Я пришел сюда, чтобы стать гладиатором-лжецом, и я стану им. Отступать уже поздно. Я взял ручку и четкими крупными буквами вывел рядом с галочкой: «Синий Медведь».
Тренировки. Когда я рассказал Гемлуту сенсационную новость, мы принялись фантазировать и строить планы на будущее. Он будет моим тренером и импресарио. Стать гладиатором нелегко, сначала нужно долго тренироваться, так сказал Смейк.
Выйти на арену и наврать с три короба может, конечно, каждый — дело нехитрое. Но трудность заключается именно в том, чтобы публика поверила твоим словам. И как любое подлинное искусство, ложь тоже требует немалых усилий и полной самоотдачи. Художник упорно работает над картиной, кладет на полотно мазок за мазком, композитор кропотливо выстраивает произведение из мелодии, ритма, голоса и аккомпанемента, писатель старательно подбирает слова, ищет удачные эпитеты, а гладиатор-лжец оттачивает свое мастерство до вершин совершенства. Хорошая, добротная ложь сродни каменной стене: если кирпичики аккуратно и точно прилажены друг к другу, она становится монолитом.
А еще нужно уметь хитро переплетать вымысел и правду, нагнетать напряжение и эффектно подавать развязку, в нужном месте позволять себе лирические отступления, чтобы тут же обескуражить размякшую публику головокружительным поворотом сюжета, и главное — лицо не должно тебя выдавать. Любая удачно придуманная ложь может потерпеть фиаско, если ты не научишься всецело владеть своей мимикой. Один неверный взгляд, нерешительный поворот головы, неуверенное выражение лица, и с таким трудом сотканная паутина твоей фантазии начинает с треском расползаться. Я был свидетелем того, как опытнейшие бойцы терпели поражение только лишь потому, что позволили себе моргнуть в неподходящий момент.
Большинство гладиаторов для поддержания формы тренировались на своих родственниках и знакомых, обманывая их в самых обычных бытовых ситуациях. Я с самого начала понял, что методика эта мне не подходит. Не только потому, что таким образом очень быстро можно растерять всех друзей, просто мне она казалась слишком скучной и примитивной. Уж если обманывать, то по-крупному.
Так, например, я взял за обыкновение ходить на пляж и рассказывать небылицы морю. Или сидел у городских ворот и распинался перед грозными хребтами Пиритонических гор. Я взбирался на самую высокую винтовую башню Лиснатата и обманывал небо. Да, я выступал перед стихиями, и шум прибоя, раскаты грома, горное эхо заменяли мне аплодисменты. Только так можно воспитать в себе вкус к великому драматическому вранью. В непосредственной близости от стихий ты ежесекундно подвержен опасности: того и гляди, захлестнет гигантской волной, сразит молнией или засыплет лавиной. Зато фантазия расцветает, инстинкты обостряются, хочешь не хочешь, приходится быть хитрым и ловким.
На одной из тренировок меня действительно чуть не убило молнией. Я стоял на вершине винтовой башни, а на небе собиралась гроза. Дойдя уже почти до кульминации своей вполне приличной истории, я вдруг утратил бдительность, переоценил свои силы и легкомысленно выдал хлипкую, полузрелую ложь, и расплата не заставила себя долго ждать — не успей я вовремя увернуться, электрический разряд сразил бы меня наповал. Молния ударила в сантиметре от моих ног и проделала в башне здоровенную дыру. Тут я понял, насколько важно для гладиатора ни при каких обстоятельствах не терять голову и сохранять трезвый ум и холодный рассудок. Самая непринужденная ложь, прежде чем слететь с языка, должна быть тысячу раз взвешена и проверена.
Литература. Другой важной составляющей моих тренировок было чтение великих, средних и малых литературных произведений. Все писатели, не говоря уже о политиках, первоклассные лжецы, у них есть чему поучиться. Поэтому я приучил себя ежедневно после завтрака прочитывать по три книги, не менее трехсот страниц каждая, а уж только потом браться за остальные дела. И даже ночью половину отведенного для сна времени я тратил на чтение. Я прочел от корки до корки двухсоттомное собрание сочинений Хильдегунста Сказителя, все когда-либо написанные им романы, повести, рассказы, пьесы, воспоминания, письма, речи и новаторские стихи, включая двенадцатитомную биографию.
Прочел я и все книги снискавшего самые неуважительные отзывы ценителей высокой литературы графа Замониака Кланту Каиномазского, автора замонианских бестселлеров, который на самом деле был обычным лавочником по имени Долдон До, но приписывал себе прародительство жанра злоключенческой литературы. Во всех его книгах речь шла о некоем принце Хладное Сердце, переживающем самые невероятные злоключения, в результате которых ему удавалось одолеть трехглавое чудовище и вырвать у него из лап рыжеволосую красавицу принцессу, а главное, убедить читателя, что в следующем романе злоключений будет ничуть не меньше, чудовищу снова удастся пленить красавицу и история ее освобождения повторится. Для совершенствования литературного языка подобное чтение, конечно, совсем бесполезно, зато оно питает фантазию, а напитанная фантазия, как известно, основа основ в профессии гладиатора-лжеца.
Знания по истории можно было почерпнуть в драматических произведениях Гонгофиана Гольфа, хрониста всех царских династий Замонии. Героями его драм непременно были цари и царицы, которые говорили стихами и несли, по сути, совершенную чушь, а в конце третьего акта выбрасывались из окна. Эти пьесы не только напичкали меня ценными фактами замонианской истории, но и развили способность порождать стихотворный экспромт.
Самыми ценными произведениями замонианского эпоса, вошедшими даже в обязательную школьную программу, были так называемые форелезанги, состоявшие из четырех тысяч сонетов, которые на протяжении многих тысячелетий сочиняли две сотни гномов, пожелавших сохранить свои имена в тайне. Как ни парадоксально, речь в форелезангах шла вовсе не о форели (упоминание о ней встречается всего один-единственный раз, да и то мельком), а преимущественно о распрях между людьми, гномами, великанами и богами, которые изо всех сил старались сжить друг друга со света. В отличие от романов Замониака, в форелезангах присутствовало множество персонажей — насколько я помню, что-то около двухсот, — и все они были очень малого роста.
Читал я и «Заливные луга» Саттама Треб-Айза, самой яркой звезды замонианской лирики, поэта, чьи родные места в пойме реки метеоритный дождь превратил в одну здоровенную лужу. Эта трогательная до слез сага рассказывала о нелегкой участи переселенцев из прибрежной полосы. Чтобы стать настоящим мастером лжи, нужно познать великие чувства, а в произведениях Саттама Треб-Айза они были на каждой странице. Эти чувствительные создания, жители заливных лугов, могли испытать внезапный приступ тоски, стыда, ненависти или ностальгии при виде всего лишь соломинки. В общем, у них было чему поучиться.
Но самой полезной книгой для тех, кто хотел освоить профессию гладиатора-лжеца, был, безусловно, роман «На короткой ноге», автобиография известного гладиатора, признанного мастера лжи Нусрама Факира Оригинального. Свою головокружительную карьеру от могильщика на кладбищенских топях в краю торфяных болот до коронованного гладиатора он описал настолько детально и подробно, что любому, кто мечтал чего-то достичь в этой области, не мешало бы для начала проштудировать его книгу от корки до корки самым внимательным образом. Именно с ее помощью я узнал практически все о профессии гладиатора, во всяком случае то, что касалось теории.
А потом мне еще предстояло узнать, что обучение на гладиатора выглядело совсем не так, как казалось мне, когда я сидел в зрительном зале. На самом деле не было никакой школы гладиаторов, выпускных экзаменов, дипломов и тому подобного. Существовало только одно непреложное правило: все будет так, как захочет Вольцотан Смейк.
