Однажды какая-то печь вышла из строя, добраньские быки развинтили ее на части, и мы должны были вытащить весь этот хлам на палубу, чтобы потом сбросить в море.

В тот момент, когда я с тяжелой чугунной дверцей на спине вывалился на палубу, резкий порыв ветра вдруг разогнал дым корабля. Взору моему открылось сияющее чистотой лазоревое небо с ослепительным солнечным диском посередине. Он сверкал как бриллиант. Стоял дивный летний день.

Свет. Солнечный луч тут же использовал образовавшуюся брешь, скользнул на палубу и высветил на ней небольшую полянку. Наслаждаясь теплом, я подставил солнцу нос и сразу ослеп от яркого света. А потом дымовая завеса снова сомкнулась у нас над головами, и йети погнали нас обратно в трюм. Спускаясь вниз по трапу, подгоняемый пинками йети, я вдруг задумался: а чего ради я все это терплю?

Солнечный свет пробудил во мне дремлющее сознание.

Несколько дней спустя я уже снова начал строить планы. О побеге мечтать, конечно, не приходилось, на поддержку таких же пленников, как и я (хотя кто их знает, пленники они или нет?), надежды было мало, потому оставалось одно — попытаться завести знакомство с тем, кто здесь всем заправляет.

Чем больше корабль, тем острее нуждается он в капитане, а «Молох» был самым большим кораблем во всем мире. Где-то на борту обязательно должен был находиться кто-то, кто задавал курс, читал навигационные карты и нес ответственность за все, что здесь происходило. Может быть, удастся с ним поговорить. Возможно, он даже не в курсе, какие ужасы творятся в трюме, ведь он ни разу не осчастливил нас своим появлением.

Существо, управляющее таким кораблем, должно, не в пример йети, иметь здравую голову на плечах. Нужно только его разыскать. А там уж я найду способ объяснить ему, что моя квалификация слишком высока для работы в адской душегубке.

Поэтому я взял и прекратил работать.

В этом, собственно, и состоял весь мой план. Я швырнул свою лопату вместе с углем в печку, скрестил лапы на груди и начал ждать. Не прошло и минуты, как рядом со мной выросла фигура йети.

— За работу, живо! — рявкнул он мне.

— И не подумаю, — ответил я.

Йети опешил, он не привык выслушивать возражения.

Он позвал на помощь второго йети.

— За работу, живо! — приказал мне второй йети.

— Не дождетесь, — ответил я.

Ни тот ни другой не могли понять, что происходит. Они стояли передо мной, подбоченясь и яростно сопя.

— Давай отведем его к замониму, — предложил один.

Замоним… Давненько я не слышал этого слова.

Йети поволокли меня внутрь корабля. Мы долго плутали длинными, ржавыми коридорами, пока не дошли до какой-то железной двери, охраняемой тремя вооруженными до зубов йети. Облаченные в черный мех троллей, с тяжелыми металлическими шлемами на головах, они были примерно на голову выше тех, что привели меня сюда.

— Мы пришли к замониму, — сказал йети, держа меня за плечо. — Этот медведь отказывается работать в адской душегубке.

— Странно, — сказал один из йети-стражников.

— Очень странно, — подтвердил другой.

— Такого еще не бывало, — сказал третий.

Сил всех троих едва хватило на то, чтобы открыть похожую на створку несгораемого шкафа дверь. Они втолкнули меня в просторное ржавое помещение и, оставшись снаружи, быстро захлопнули дверь у меня за спиной.

— Ты отказываешься работать? — спросил чей-то голос.

Замоним. Этот голос я уже слышал дважды в своей жизни. Первый раз, когда «Молох» проплывал мимо моего плота. И второй раз — не так давно в порту, перед тем как мне на голову надели мешок. Откуда он знал, что я отказываюсь работать? Никто ничего ему не говорил. И уж тем более я.

— Я знаю все, — сказал голос.

Я огляделся по сторонам. В помещении было почти пусто, только в центре возвышалась небольшая колонна, на которой лежал стеклянный колпак. Под колпаком находилось нечто, издали напоминающее козьи какашки, а вблизи обнаруживающее некоторое сходство с уменьшенной копией мозга. Что все это значит? Неужели они надеются меня этим напугать? И откуда берется голос?

— За одни только «козьи какашки» я бы мог стереть тебя в порошок, но, учитывая твою абсолютную дикость, так уж и быть, на первый раз прощаю. Я — не козьи какашки, я — замоним!

— Очень приятно. Синий Медведь.

Теперь наконец мне все стало ясно. Эти грязные комочки под стеклом и были редким элементом замонимом, он действительно умел думать и разговаривал со мной с помощью голоса у меня в голове. К голосам в голове я уже давно привык, так что это не произвело на меня слишком сильного впечатления.

— Итак, перейдем к делу. Насколько мне стало известно — а мне известно все, что происходит на борту моего корабля! — ты прекратил работать, хотя тебе никто этого не разрешал. Что ты на это скажешь?

— Ну, во-первых, хочу заметить, что я нахожусь здесь не по своей собственной воле. Меня…

— И что? Ты думаешь, это дает тебе право не работать? Никто не находится на борту этого корабля по собственной воле! Никто, кроме меня!

Так я и знал — на «Молохе» используют рабский труд.

— Правильно. И ты есть не что иное, как раб этого корабля, его мелкая, незначительная деталь! Не важнее какого-то винтика или капельки масла! Ты стал частью «Молоха», и именно таким образом тебе надлежит функционировать!

А теперь, мой дорогой, слушай внимательно. Чтобы ты понял, что здесь происходит, я расскажу тебе маленькую историю, историю о том, как возник «Молох». Не пропусти ни слова, это очень поучительная история.

Хорошие истории всегда привлекали мое внимание.

Хорошая история. — Случилось так, что я упал в море. Обстоятельства, послужившие тому причиной, я опущу, потому как они не имеют никакого отношения к делу, важно только то, что в один прекрасный день я оказался на дне Замонианского океана. И вот лежу я на дне и думаю. Это единственное, что я умею делать, зато как!

Сначала я подумал о том, что морское дно не самое подходящее место для единственного думающего элемента на этой планете. Итак, я сконцентрировался на существах, которые меня окружали. Это были ракушка, медуза и губка. Я приказал медузе положить меня на губку. Потом я приказал ракушке срезать своим острым краем губку вместе со мной и положить на медузу. Медуза доставила нас на поверхность. Губка высохла в лучах солнца, и я поплыл на ней как на плоту. Это был, конечно, весьма примитивный плот, но для начала не так уж и плохо.

Мимо пролетала чайка. Она села на губку и хотела съесть ракушку, но я приказал ей лететь на берег и принести сухих веток, а потом воткнуть их в губку. Так она построила мне плавучее гнездо. Только после этого я разрешил ей съесть ракушку. Это было очень романтично. Гнездо привлекло внимание самца, и вскоре наш корабль наполнился птичьими яйцами. А яйца в свою очередь привлекли рыбака, который решил их украсть. Но я приказал ему положить меня в лодку. Теперь я стал обладателем настоящего рыбацкого баркаса.