Еще мгновение в зале висела мертвая тишина, а потом он взорвался шквалом аплодисментов. Десять баллов, последнее деление на приборе. Нусрам Факир доказал, что он не утратил квалификации.
Чем было на это ответить? Я без особого энтузиазма сочинил какую-то вялую сказку о яхольских плотоядных демонах, которые якобы поймали меня, чтобы сожрать. Только мне удалось избежать мучительной смерти, остудив воду в котле, где меня собирались варить; в качестве последнего желания я попросил дать мне ментоловый леденец, от которого мое дыхание стало настолько свежим, что я превратил бульон в настоящий ментоловый лед, а потом еще распилил его на куски и продавал демонам в качестве ментолового мороженого. Вышло, по правде говоря, не ахти. Стрелка прибора вполне справедливо остановилась на трех — наихудший результат за все время моей гладиаторской карьеры.
Далее мы продолжали в том же духе, к великой радости Смейка и неподдельному ужасу моего верного друга Гемлута. Истории Нусрама были одна лучше другой, и он срывал бешеные аплодисменты, а я, оставаясь на посредственном уровне, пожинал жалкие крохи сострадания моих бывших поклонников. В результате первые десять раундов закончились с безусловным перевесом в пользу моего соперника.
Короче говоря, я не спешил насладиться своей победой. Дуэли гладиаторов-лжецов не имеют временнóго регламента, они длятся до тех пор, пока один из них добровольно не признает своего поражения. Поэтому я сделал ставку на свои молодые силы в противовес старческой немощи Факира. Во время выступления очень быстро садятся голосовые связки, и это был мой шанс, поскольку, пройдя интенсивный курс тренировок у волн-болтушек, я мог болтать сколь угодно долго, не испытывая при этом никакой усталости. Но, с другой стороны, расслабляться было тоже нельзя. Запас свежих идей моего соперника, казалось, был неисчерпаем, его актерское мастерство, его шарм в течение десяти раундов оставались на самом высоком уровне.
Одиннадцатый раунд
В одиннадцатом раунде он вдруг ни с того ни с сего изменил тактику, оставил свою излюбленную и лучше всего проработанную тему Атлантиса и обратился к возделываемому мною миру фантазии — естественно, чтобы продемонстрировать свое превосходство и в этой области тоже.
Поющая лошадь. На этот раз его история приключилась в замонианских Альпах, и речь шла о лошади, умеющей петь йодлерами, которую Факир победил на вокальном конкурсе. Когда он совершенно уморительно и невероятно похоже начал изображать лошадиные трели, ржание, фырканье и неуклюжие переливы, публика просто покатилась со смеху, что снова обеспечило ему отличный результат — девять баллов.
Я решил, что настало время и мне изменить стратегию. Вместо того чтобы развлекать публику незатейливыми, хотя и смешными, короткими сценками, нужно ослепить ее, поразить — словом, показать, на что я способен.
Это была история о вулкане под названием Кроторот.
— Я — умею — летать.
Так начал я свой рассказ, бросая слова по отдельности, словно шары, в зал, чтобы сразу же обеспечить себе внимание публики. Воцарилась гробовая тишина. Смейк очнулся от мирного послеобеденного сна, в котором, как всегда, подсчитывал свои барыши. Гемлут нервно смял шляпу.
Рассказ о вулкане Кроторот. — Как-то раз мои странствия довели меня до самого Убистрана, заповедного уголка нашего континента.
По залу прокатился тихий шепот. Я знал, в Убистране еще никому не доводилось бывать. Недаром название его образовалось из сочетания «убийственная страна». О местности этой в народе ходили самые дикие и невероятные слухи и легенды, по сравнению с которыми все рассказы о Темных горах, Сладкой пустыне и Большом лесе, вместе взятые, выглядели безобидным лепетом.
Стоило мне только произнести слово «Убистран», как в мозгу тут же всплыла очередная статья «Лексикона». Недолго думая, я просто зачитал ее слово в слово от начала и до конца:
Из «Лексикона подлежащих объяснению чудес, тайн и феноменов Замонии и ее окрестностей», составленного профессором Абдулом Филинчиком
УБИСТРАН, довольно глупое название некой малоизведанной местности Замонии. Примечательно, что неизведанность эта отнюдь не является причиной удаленного, труднодостижимого положения, — напротив, лежащий в самом центре материка, Убистран легко достичь как на рикше, так и просто пешком. Только никому до сих пор не приходило в голову добровольно исследовать эту область. Самые отчаянные из смельчаков доезжали лишь до границы и тут же несолоно хлебавши поворачивали назад. Местность эта как бы излучает предостережение, заставляя путников обходить ее стороной. Почва Убистрана предположительно состоит из так называемого телепатического песка, мельчайшей песчаной пыли, которая способна передавать мысли на расстоянии и внушать страх перед самой собой. Единственное, что известно об Убистране, — это то, что в центре его возвышается вулкан, наблюдать который можно только с расстояния ста километров, откуда он выглядит весьма безобидно, как холмик, оставленный на огороде кротом, почему за ним и закрепилось это название — Кроторот.
Подобные сведения об Убистране не представляли для публики ровным счетом ничего интересного, в Замонии это знал каждый ребенок.
— Так вот, как-то раз оказался я на Соляном перевале Твердого мора, путешествуя с письмом от губернатора Орнии к мэру Граланда…
Публика снова нетерпеливо заерзала, уставшая от обилия неинтересных подробностей, явно настроенная на очередную сенсацию.
— …и с подарком для моей возлюбленной.
Женская половина навострила ушки. «Возлюбленная» и «подарок» обещали романтическое приключение.
Я медленно и очень подробно описал золотое кольцо, которое было заказано мною у лучших ювелиров Флоринта, уделяя особое внимание качеству пробы, а также количеству каратов, форме, магическому орнаменту и тексту любовного послания, выгравированного по моей просьбе на внутренней стороне. Женщины слушали, затаив дыхание, в то время как мужчины демонстративно скучали, а несколько зельцев даже начали вяло насвистывать.
Потом я как бы вскользь заметил, что на кольцо ушли все мои сбережения и что я не был уверен, подойдет оно или нет, поскольку не знал точного размера и заказал наугад.
Затем я перешел к описанию своей возлюбленной, недолго думая, приняв за образец то идеальное существо, образ которого был навеян мне гипнотическими парами слюны паука-ведуна. Рассказывая публике о синей медведице, я чувствовал, как сжимается сердце, настолько отчетливо запечатлелся ее облик в моем сознании. Волнение тем не менее придало моим словам еще большую достоверность, так что представительницы прекрасного пола взволнованно запыхтели и полезли в сумочки за носовыми платками, предвкушая трогательную, слезливую встречу.
— В конце концов я оказался в том месте, где Соляной перевал превращается в пустынную степь…
По залу опять прокатился ропот. Географические подробности в Мегатеатре не пользовались популярностью.
— И тут в голове моей зазвучал голос зыбучих песков Убистрана.
Мгновенная тишина.
Зыбучий песок.
Одно упоминание о нем уже многое обещало — невидимый, коварный враг, поджидающий неопытных путешественников, опасность, притаившаяся на пути, означающая либо долгую мучительную смерть, либо драматическое счастливое спасение. Короче говоря, лучшего способа приковать к себе внимание публики не придумать. И уж тем более, если песок наделен способностью разговаривать.
— Стой! — говорил песок в моей голове. — Остановись, иначе умрешь!
Я остановился. В своем стремлении как можно скорее попасть в Граланд я не обратил никакого внимания на изменения, произошедшие с окружающим ландшафтом. Соляной перевал давным-давно остался позади — я стоял на границе Убистрана. Впереди пускал дымок кратер Кроторота.
