Пока медики приступали к работе, Сассинак включила вентиляцию на полную мощность, чтобы избавиться от ужасного зловония, и прополоскала рот водой в маленькой раковине. Она имела в виду совсем не то, настаивая, чтобы к ней в кабинет провели воду, но это оказалось весьма кстати. Медики дали Курральду кислород и велели Сасс отправляться в лазарет.

— Позже. — Она все-таки смогла внятно ответить, хотя подозревала, что яд еще действует. — Со мной уже все в порядке…

— При всем должном уважении должен предупредить вас, капитан, что многие яды дают замедленный эффект.

— Знаю. Но мною займетесь позже. Заберите Буреса и понаблюдайте за ним.

Теперь слушайте: мы думаем, что яд был в кофе. — Она указала на кофейник.

— Я не хочу паники и не хочу, чтобы весь корабль знал, что кто-то пытался отравить офицеров. Ясно?

— Ясно, капитан, но…

— Но вы должны все узнать. Понятно?.. Если мы — единственные жертвы, это одно, но вы должны уберечь остальных. Я рекомендую объявить о внезапном открытии, что вторгшиеся пираты смогли оставить какой-то яд в офицерском камбузе и вам нужно проверить, не отравили ли они продукты и в камбузе на войсковой палубе.

— Хорошо, капитан.

— Лейтенант Гелори вам поможет.

Гелори — вефт — спокойно улыбнулась; она была помощником квартирмейстера, так что выбор был вполне логичным.

Перевозку в лазарет потерявшего сознание майора Курральда скрыть было невозможно. Сассинак быстро поделилась историей о пиратах, каким-то образом отравивших кофе в камбузе у офицерской кают-компании. Команда мостика забеспокоилась, но Сассинак пришлось уйти, чтобы избавиться от дурно пахнущей формы. Ее лицо в зеркале казалось постаревшим лет на десять, но после душа на нем снова появился румянец, и она почувствовала себя почти нормально — только голодной.

Бурес и другие, выпившие кофе, тоже почувствовали себя лучше и воспользовались этим, чтобы переодеться в чистую форму. Это был хороший признак: если они заботятся о своей внешности, значит, с ними все в порядке.

Сасс села на свое место на мостике и задумалась. Отравление, открытый грузовой лифт и запуск ракеты… Уже три враждебных акта, а на этот счет и существует превосходное старинное правило. Но враждебные действия были какими-то странными. Допустим, кто-то хотел открыть рабовладельцам местоположение крейсера — это единственная возможная причина пуска ракеты, — но к чему тогда история с отравлением? Если бы они все умерли, вместе с рвотой выплюнув на палубу собственные кишки, то вся команда вряд ли подняла достаточно шума, чтобы их заметили. Значит, диверсант хотел захватить корабль? Нет, крейсер слишком сложен для управления, чтобы один человек смог заставить его взлететь. Было ли это проявлением самолюбия, уязвленного тем, что более ранние диверсии не удались? Тогда почему не положить яд туда, где его невозможно ощутить на вкус? Выходит, отравление было просто глупостью. Сасс склонилась к пульту, чтобы вызвать лазарет по персональной линии связи, и надела наушники.

— Как дела?

— В кофе действительно был яд — очень опасный алкалоид… Да, есть и другие случаи, но пока умер только один. — В обычно деловитом голосе доктора Майлер послышались нотки горечи.

Умер… По щекам Сасс потекли слезы. Достаточно скверно терять людей в бою, но когда один из членов экипажа травит своих же товарищей…

— Продолжайте.

— Майор Курральд жив, и мы думаем, что он выкарабкается, хотя он и в плохом состоянии. Минимум три дня пробудет без сознания. Двум другим сделали промывание желудка; те, кто только глотнул кофе, выбросили яд со рвотой, как и вы. Пока что все вроде бы купились на известие о том, что пираты подсыпали яд в жестяные банки в камбузе — это вполне правдоподобно, так как банки с кофе всегда держали открытыми, готовыми к приготовлению.

Очевидно, не весь кофе был отравлен — разве вы не пили первую порцию, которую прислали на мостик?

— Я — нет, но другие пили без всяких последствий. Что еще?

— Концентрация была различной в каждой порции — как будто кто-то просто побросал наугад несколько порций яда, причем не во все чашки. У нас здесь одиннадцать рапортов и еще девять-десять от тех, кто чувствовал себя недостаточно плохо, чтобы прийти сразу, когда у них кончилась рвота. Я проверяю всех. Самое главное, капитан, если вы ощутите странные цветовые изменения в зрении, сообщите нам немедленно. У некоторых печень таким образом запоздало реагирует на яд. Кое-какие метаболиты подвержены вторичной деградации и теряют гидроксию…

Сассинак поспешно прервала речь, которая рисковала обернуться восторженным описанием биохимии ядов.

— Хорошо, если в глазах заиграет радуга, сразу же приду. Поговорим позже. — Она улыбнулась, услышав презрительное фырканье перед щелчком отключения связи. Майлер придется смириться с тем, что капитану не нужны лекции по биохимии.

Итак, кто-то пытался отравить не только старших офицеров, но и команду — по крайней мере, какую-то ее часть. Сасс интересовало, насколько отравление было беспорядочным — не оказались ли чистыми некоторые кофейники, потому что диверсант хотел спасти своих друзей? И это новое преступление по-прежнему выглядело бессмысленным с точки зрения помощи работорговцам. Разве только диверсант планировал отравить весь экипаж, а потом передать сообщение, но на такое могло хватить опыта только у специалиста по связи. Сассинак сдержалась, чтобы не посмотреть в сторону отделения связи. Печальное событие явно подрывало моральный дух.

Внутренний селектор снова пискнул, и она снова надела наушники.

— Сассинак слушает.

Это опять оказалась врач.

— Капитан, это не просто алкалоид, но алкалоид растения, произрастающего на Дипло.

Сасс открыла рот, собираясь произнести: «Ну и что?» — но быстро поняла, что это означает.

— Дипло? О боги! — Система тяжелых миров. Именно там сформировалось наиболее опасное политическое объединение «тяжеловесов», открыто высказывающихся об обязанностях «легковесов» по отношению к их более сильным родственникам. — Вы уверены?

— Абсолютно! — В голосе Майлер прозвучало вполне заслуженное самодовольство. — Капитан, это один из ядов, снабженных особыми примечаниями в нашем банке данных, потому что он редок, и его структуру можно использовать для выяснения происхождения других ядов, когда мы подвергаем их анализу. Это, безусловно, тот самый яд — я знаю, что вам не нужно его название, так как вы даже не захотели услышать о расщеплении гидроксилов… — Сассинак усмехнулась при этом сарказме, но позволила ей продолжать. — И я могу утверждать, что яд взяли не из наших медицинских запасов — кто-то принес его на борт среди личных вещей. — Последовала длительная пауза. — Думаю, кто-то с Дипло. Или имеющий там друзей.

— Курральд едва не умер, — вздохнула Сасс, вспоминая резкие замечания врача относительно уроженцев тяжелых миров и их повышенных медицинских запросах.

— И еще может умереть. Я не обвиняю Курральда и прекрасно знаю, что не каждый «тяжеловес» — фанатик до мозга костей. Но это яд, добываемый из растения с самой агрессивной тяжелой планеты, и такой факт нельзя игнорировать. Простите, меня вызывают. — И врач прервала связь.

Яд из тяжелого мира… Для доктора Майлер это, безусловно, означало отравителя-"тяжеловеса". Но не будет ли это слишком просто? Сассинак подумала о неподвижном, мрачном лице Курральда, о почти безропотном принятии на себя ответственности за открытый грузовой лифт. Он ожидал, что его будут порицать, и был готов к упрекам… Сасс знала, что ее позиция удивила Курральда — в его поздравлениях по случаю ее успехов в бою также звучало удивление. Женщина-капитан, к тому же «легковес», напяливает броню и бегает по коридорам, обмениваясь выстрелами с врагами! Ей хотелось, чтобы Курральд поскорее пришел в себя, чтобы с ним можно было поговорить, так как из всех «тяжеловесов» на борту она доверяла ему больше всего.

Но если это не «тяжеловес», то кто? Кто мог захотеть разжечь рознь между разными типами людей? Кто от этого выигрывал? «Яд, снабженный особыми примечаниями в медицинском банке информации», — вспомнила она. А ведь медики имеют уникальные возможности доступа к пищевым запасам.