Так или иначе, но руководители Второго Главка настаивают, что контрразведка сегодня активно включилась в борьбу с организованной преступностью и экономическим саботажем. Что ж, дело неплохое: ФБР, например, 60 процентов своих усилий тратит именно на организованную преступность, а уже потом занимается контрразведкой и борьбой с экстремистскими организациями.{19}
А вот что подразумевается под «экономическим саботажем» — мало кому понятно и законным порядком не оговорено. Но хорошо знакомо Стране Советов по первым годам революции, когда «саботажников» расстреливали на месте. «Всероссийская Чрезвычайная Комиссия, основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров, — сообщалось в газете «Известия» от 23 ноября 1918 года, — …не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения на месте преступления».
Зимой 1990–1991 года согласно указу Президента Горбачева сотрудники КГБ, равно как сотрудники внутренних дел (милиция), получили право «беспрепятственно входить в помещения предприятий, учреждений, организаций… в производственные помещения, используемые гражданами для занятия индивидуальной трудовой деятельностью».{20} Причем без санкции прокурора! Поскольку же многие конторы фирм располагаются пока в квартирах их владельцев, то президентский указ разом порушил конституционную гарантию на неприкосновенность жилища.
Ну, а результаты? Саботажники — были пойманы? Магазины — завалены продуктами и товарами? Ничуть не бывало! Зато советские граждане в очередной раз почувствовали: они под неусыпным и пристальным вниманием чекистов!
Впрочем, личная жизнь граждан — это была прерогатива другого управления КГБ. Хотя, конечно, не дай вам Бог подумать, что все остальные главки и управления личную жизнь своих соотечественников оставляют без внимания. Ничуть. Однако истинными профессионалами в этом вопросе были сотрудники Управления «Z» — Управления по защите советского конституционного строя… Любопытно: еще в 1988 году решением Съезда народных депутатов был образован Комитет Конституционного надзора — специально чтобы блюсти Конституцию. Но, видно, нашей Конституции без КГБ никак не обойтись.
Так вот, это управление было образовано в конце лета 1989 года. О чем сами сотрудники идеологической контрразведки — того самого печально знаменитого борьбой с инакомыслием и диссидентами Пятого управления — узнали из интервью своего Председателя Владимира Крючкова журналистам.
Тогда же, кстати, руководство Комитета заверило сограждан — а мы, наивные, в то поверили, — что их мысли, поступки (если они не противоречат Конституции), политические взгляды и верования КГБ более не интересуют[10].
О деяниях идеологической контрразведки написаны книги, главным образом, правда, за пределами моего Отечества. Силами Пятого Главка травили Солженицына, изгоняли из страны Ростроповича, устраивали суд над Даниэлем и Синявским, отправляли хлебать лагерную похлебку многих других. А ведь среди его сотрудников было немало тонких ценителей изящной словесности и прочих муз и граций. Вот и недавно я узнала, что один из высоких чинов КГБ, заставивший покинуть страну Михаила Шемякина, был почитателем таланта замечательного художника-авангардиста, живущего ныне с его не самой легкой руки в Нью-Йорке. Чекист коллекционировал работы Шемякина, кои подчиненные конфисковывали при арестах различных подпольных вернисажей. А, например, известный в творческих кругах генерал Иван Павлович Абрамов, начальник 1 отдела — «Интеллигенция и печать» (в первые перестроечные годы Абрамов стал у руля всего Управления), — имел страсть к хорошим — не нашей, понятно, полиграфии — живописным альбомам: их для него собирали сотрудники, обслуживавшие (сие слово не моя придумка — комитетский арго, — интересно, кто у кого позаимствовал: служба быта у КГБ или КГБ у службы быта?) различные международные книжные ярмарки и выставки.
Создателем и вдохновителем Пятого управления долгие годы был генерал армии Филипп Бобков. Личность для Комитета весьма неординарная, вошедшая и в историю КГБ, да и в историю страны — тоже.
Филипп Бобков пришел работать в органы в 1945 году — еще был жив Берия. Пережил 12 председателей КГБ и последние годы был истинным его руководителем, хотя официально и занимал кресло первого заместителя Председателя КГБ.
С конца января 1991 года Филиппа Бобкова в высоких кабинетах КГБ нет — оттуда он ушел на почетную должность советника Министерства обороны СССР в так называемую «райскую группу». Но дело его, как утверждали сами сотрудники КГБ, жило… Живет? Думаю, что, уйдя из КГБ де-юре, де-факто, — как минимум до августовских событий — Бобков в этих кабинетах оставался… Ну, да Бог с ним.
Так чем же занималось управление, призванное защищать нашу Конституцию? Согласитесь, скороговоркой в такой важной теме не обойтись, и я позволю себе быть здесь, может быть, даже навязчиво подробной.
Итак, 1 отдел (тот самый, абрамовский), поменяв начальника, назвали отделом по работе с антисоветскими организациями за границей. Но прежние функции не упразднили — в духе времени модифицировали: в Управлении «Z» появился отдел N3, который стал заниматься «неформальными объединениями и организациями». Проще говоря — новыми политическими партиями и движениями.
«Считается, — говорил летом 1991 года подполковник КГБ, сотрудник «Z» Александр Кичихин, — что мы контролируем деятельность создаваемых партий для того, чтобы они случайно не замахнулись на государственный строй и конституционные права граждан».{20}
Продолжало управление интересоваться и молодежью. Только если в Пятом Главке этот отдел проходил под номером «три», то в перестроечные времена стал «девятым», что сути дела, естественно, не меняло. По словам того же Кичихина, «в Москве, например, не существовало практически ни одного вуза, который не находился бы в обслуживании КГБ».{22} Правда, внутри КГБ студенчество было поделено на сферы влияния — так сказать, по интересам. Скажем, разведка (Первое Главное Управление) и контрразведка (Второе Главное Управление) давно и прочно обосновались в МГИМО, они же весьма пристально интересовались и факультетом журналистики МГУ. Компетенцией Второго Главка был и Бауманский университет. А скажем, Инженерно-строительный институт почему-то курировался лишь на уровне районных аппаратов КГБ по Москве и Московской области.
Но все это, конечно, вовсе не значит, что идеологическая контрразведка была на периферии борьбы за советскую молодежь. Напротив, переименованное Пятое управление патронировало все основные вузы столицы. Более того: «студенческий» отдел относился к числу элитарных в управлении. «Например, филологический факультет МГУ у нас назывался «факультетом дипломированных жен». Туда поступали дети номенклатуры — партийной и государственной, — рассказывали мне комитетчики. — Конкурс большой, попасть в число студентов было нелегко. Так вот, номенклатурные товарищи знали, что факультет обслуживает КГБ. Снимали «вертушку» и звонили…» «Неужели Бобков занимался проталкиванием «детей» в МГУ?» — поразилась я. — «Нет, конечно. Бобков до таких вещей не опускался. Он давал указание начальнику отдела, тот вызывал опера, который обслуживал филфак, опер шел к заместителю декана… В приемных комиссиях всегда были наши люди — агенты или доверенные лица, или контакты. КГБ давал список — кто должен поступить или — кто не должен…»
Кто не должен поступить — естественно, не поступали. «В ходе предварительной проверки абитуриентов, поступающих в Литинститут, на отдельных из них были получены компр. материалы. На основании указанных данных абитуриенты В. Романчук, О. Касьянов, О. Алешин, В. Чернобровкин, Г. Осипова были отведены от приема в процессе вступительных экзаменов», — сообщалось в одном из отчетов отдела в 1985 году.{23}
Все то же самое продолжалось и в славные годы перестройки — может быть, лишь масштабы стали чуть меньше. «Короче, июль-август для ребят из третьего отдела были самые жаркие месяцы, но на этом многие делали себе карьеру: папы-мамы умели быть благодарными», — заключил свой рассказ комитетчик.
