Литмир - Электронная Библиотека
A
A

22.00. Первая пресс-конференция Горбачева после форосского ареста. Он произносит явно неосторожные слова: «Всей правды я вам все равно никогда не скажу». И ведь не скажет. Но сейчас мне его жаль. Просто по-бабьи жаль. Такое пережить — врагу не пожелаешь. Хотя весь этот трехдневный кошмар породил он, Горбачев. И три трупа, три погибших мальчика, — на его совести тоже…

Между прочим, сегодня, 21 августа, — 23-я годовщина вторжения советских войск в Прагу. Режим отметил ее в лучших своих традициях — трупами и кровью…

* * *

…Эти строки я пишу уже в конце ноября 1991 года. Горбачев оказался прав: всей правды об августовских событиях мы, кажется, действительно никогда не узнаем. Во всяком случае — в ближайшем обозримом будущем.

Однако информация обладает свойством утекать. Имеющий уши — ее слышит. Имеющий глаза — видит.

Итак, моя версия подтвердилась. Подтвердилась даже в деталях. Именно Комитет государственной безопасности и его Председатель генерал армии Владимир Крючков были главной движущей силой и главной пружиной (по выражению Горбачева) августовского переворота.{3}

И все началось, как я и писала в главе «Версия», в декабре 1990 года.

Конкретно — 9 декабря, за три дня до нашумевшего заявления Председателя КГБ Крючкова по Центральному телевидению.

В тот день Крючков вызвал к себе генерал-майора КГБ Вячеслава Жижина — заместителя начальника Первого Главного Управления (разведка), в прошлом — начальника секретариата Председателя (и, следовательно, особо доверенного человека), и полковника КГБ Алексея Егорова.

Крючков дал задание Жижину и Егорову (со ссылкой, между прочим, на поручение М. С. Горбачева){4} подготовить записку о первоочередных мерах «по стабилизации» обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения.{5}

Такая записка ему была представлена. А вместе с ней — проект указа Президента М. С. Горбачева и постановления Верховного Совета СССР о введении в стране чрезвычайного положения. По словам Егорова, одновременно с этим по поручению Горбачева некими другими товарищами готовились и документы о введении прямого президентского правления в Литве. Напомню, это было в декабре, 12 января в Вильнюсе провели первую «пробу пера».

В марте, перед началом съезда народных депутатов России, ввели войска в Москву — на улицы города тогда вышло несколько сот тысяч москвичей. Тогда же, в марте, — Центральному аппарату Комитета тайным приказом Крючкова за номером 0036 от 19 марта 1991 года переподчинили Управление КГБ по Москве и Московской области, кое раньше находилось в ведении столичных властей[92]; а в Управлении по защите советского конституционного строя (идеологическая контрразведка) созданы три специальные оперативные группы, задачи коих коллегам были пока не ясны.{6}

Следующие четыре месяца шла интенсивная обработка Горбачева, для чего, кстати, Крючков использовал и ту декабрьскую записку, подготовленную Егоровым и Жижиным. Обсуждалась она и на заседании Политбюро ЦК КПСС.{7}

Горбачев, как всегда, искал компромиссного для себя решения: с одной стороны, надо было приструнить страну, с другой — сделать это так, чтобы не потерять лицо на Западе, равно как — и обещанные кредиты.

Впрочем, сказанное вовсе не означает, что КГБ выжидал, бездействовал. Ничуть.

В трудное зимне-весеннее время, когда, как мы помним, Президент Горбачев и Премьер-министр Павлов вдруг заговорили языком публичных заявлений Председателя КГБ, чекисты в буквальном смысле слова взяли страну «под колпак».

Были поставлены на контроль телефоны почти всех членов парламентской оппозиции — Межрегиональной депутатской группы. А это как-никак более 200 человек. Сотни, тысячи телефонных переговоров депутатов всех уровней — от союзного до местного — с той или иной степенью постоянства записывались на медленно движущуюся стальную проводку (а не на магнитную пленку, как принято думать) по всей стране.

КГБ СССР

Я работаю в 18 (01) группе с 1988 г. 18 группа временно была переведена для работы на 011–012 столы в связи с тем, что предполагалось открывать 4 отделение, и техники проводили монтаж аппаратуры. На 011–012 участках группа работала примерно год. Кроме объектов, установленных по заданию управлений, группа осуществляла контроль разговоров объектов, установленных по устному распоряжению Л. А. Зуйковой. В 1991 г. без заданий контролировали Корягину Т. И., Фейзуллаева, Липицкого В.С, Кузнецова В. А., Айрапетова Э. Е., Пархаева В. А., ассоциацию Полещука В. А., Кузнецова Б. А.(…)

9 августа 1991 г.

Старший оперативный контролер

3 отделения 6 отдела

12 отдела КГБ СССР

прапорщик Ланина Татьяна Алексеевна»{8}.

Слушали телефоны в офисах, квартирах, на дачах. Не говоря уже о том, что в КГБ существовала специальная система, реагировавшая на определенные слова и автоматически фиксировавшая номер абонента, по телефону которого они произносятся. В прежние времена это было, например — «Долой КПСС», в августовские дни — «переворот», «танки», «КГБ».{9}

За некоторыми наиболее известными политическими деятелями, такими, как Юрий Афанасьев или Галина Старовойтова, кроме постоянного «слухового контроля» время от времени устанавливалось и наружное наблюдение. На комитетском сленге это называется «взять в глубокую разработку». Причем информационные документы на политических деятелей изготавливались в двух экземплярах — один оставался в оперативных архивах КГБ, другой ложился в специальные фонды секретарей ЦК КПСС, кои нередко выступали в качестве заказчиков такой информации. Эти фонды Секретариата ЦК так и именовались — «Документы КГБ СССР» и были обнаружены в конце августа, когда здание на Старой площади было опечатано новой властью.

Однако не только оппоненты интересовали КГБ.

«Слушали» парикмахершу Раисы Максимовны Горбачевой. Слушали тренера по теннису Бориса Николаевича Ельцина. Ельцина вообще обложили со всех сторон: записывались телефонные переговоры его дочерей, «прозрачной» стала сауна, где российский лидер любил париться.

Вот как это делалось.

КГБ СССР

От заместителя начальника 1 отдела 12 Отдела[93] КГБ СССР

полковника Веденина М. И.

Объяснительная

В сентябре м-це 1989 г. меня вызвал начальник 12 Отдела т. Калгин Е. И. и сказал, что мне необходимо определить условия внедрения технических средств в помещение сауны спорт-комплекса «Дружба». Объект мне назван не был. В течение сентября-октября я изучал возможности внедрения технических средств в помещения 2-х саун. Ввиду того, что помещения саун располагались в подвальньк помещениях, а из-за тяжелых конструкций стен и потолков проводной вариант оборудования выполнить не представлялось возможным, я остановился на радийном варианте. Затем я связался с работниками УКГБ по г. Москве, которые оперативно обслуживали комплекс, и попросил для окончательного варианта организовать заход под видом посещения бани. Нам были куплены билеты, и мы провели техническую разведку. Оба помещения бани были нами оборудованы в 10–20-х числах декабря с установкой двух радиозакладок с управлением. Во время ближайшего времени контроля я увидел на подходе Ельцина Б. Н. со спутниками, далее они зашли в одну из бань. Я начал запись на магнитофон. Контрольный пункт был организован в автомашине и полностью контроль материала не получился из-за конспирации проведения. Далее выяснилось, что объекты посещают только одну из бань, другую мы разоборудовали.

Затем выяснилось, что объекты после игры и бани посещают рабочий кабинет С. А. Мурановой (тренер Ельцина по теннису — Е.А.), после установки отношений с доверенным лицом Марциссовым И. В. (монтер-радист) из его помещения такой закладкой с управлением был оборудован кабинет Мурановой. Контроль продолжался в течение января, февраля, марта, апреля 1990, в апреле объекты были разоборудованы.

Всего ориентировочно было 16–18 сеансов контроля. Записанные кассеты передавались лично Е. И. Калгину. Впоследствии кассеты возвращались размагниченные. Как использовалась информация — я не знаю. Я был предупрежден т. Калгиным о конспирации проводимого мероприятия и о не посвящении других сотрудников подразделения.

11.09.91

М. Веденин».

вернуться

92

В Москве у власти были демократы.

вернуться

93

Отдел прослушивания телефонов КГБ СССР.

65
{"b":"187765","o":1}