За расчерченным кабалистической геометрией столом в игуменском кресле (пока командир шляется), закинув безукоризненно красивую, как математическая формула, левую ногу на безукоризненно красивую, как строка гениального поэта, правую, пребывала сестра Лариса. Холеная блондинка листала глянцевый каталог с иностранцами[2], мечтающими о скромной девушке из России. Чтобы резиновые наушники не повредили стратегически идеальную прическу, Лариса их одеть погнушалась и положила рядом, а громкость в нарушение секретности врубила на полный:

– …А гребись оно все петушком!.. – транслировали наушники чужую радость.

Сестре Алине тоже было грех жаловаться на внешние данные: тоже вполне прельстительная сестра Алина наспех у зеркала делала помадой свои губы зовущими к поцелую.

– Ой, Лариска, ты мечтаешь о том, чего уже добились тысячи несчастных! – констатировала сестра Алина, плотно прижала губу к губе, разжала и осталась довольна результатом.

– …От вервольфа… – голосом шефа сказали наушники.

Устаревше огромные наушники не мешали Ларисе инспектировать реестр неинициированных суженых:

– Этот вроде ничего. Милашка с усиками. Если между нами что проклюнется, любезный, я заставлю тебя сменить усищи на бакенбарды, мода требует жертв… Что? Ранчо?.. Это я-то поеду в Оклахому, чтобы там свиньям хвосты крутить? Отлынь, обрыдлый, ты уволен! – Лариса маникюрным произведением искусства перелистнула очередную страницу каталога. Сестра Лариса была маленькая и миленькая. Миниатюрная, как фарфоровая статуэтка. Она была по мнению третьей сестры великой стервой.

Третья сестра – сестра Раиса – отворила рот сделать замечание, но вспомнила, что они с Ларисой по нравственным причинам не разговаривают уже второй день. Тогда, раскрыв наугад дээспешный словарик, мающаяся от безделья сестра Рая прочитала вслух:

– «Понтифик – достигший значительных успехов в тайных науках чародей. Иногда слово употребляется с ироническим подтекстом». – Сестра Рая с отвращением захлопнула книгу. – Никогда! Никогда я не вызубрю эту муру!

Сестра Алина вспомнила, как начальник сделал вид, что не заметил, когда сестра Рая отпросилась в библиотеку на два часа, а вернулась через два тридцать. Этому синему чулку позволительно опаздывать, а Алине нельзя?

– Тогда выбери такой образ жизни, чтобы никто не смог назвать тебя дурой, – пробегающая мимо Раиного рабочего места сестра Алина внахалку подмела патрончик туши, – Было бы из-за чего расстраиваться. Для меня что «понтифик», что «граальник». Лишь бы парень симпатичный, – договорила она уже из-за своего стола, склонившись над косметичкой и наспех увеличивая тушью объем ресниц. Движения ее были быстры и точны, как удары каратиста.

– Девушка опаздывает на свидание, – лениво откомментировала прекрасная сестра Лариса, вытянула руку с раскрытым каталогом на максимальное расстояние (так коллекционеры смотрят на китайские вазы, прежде чем вложить деньги), прищурившись, оглядела очередного кандидата и сделала вывод. – Давай останемся друзьями, – и шлепнула глянцевой обложкой по столу, будто убивала муху. – Ты уже с полчаса должна быть на месте, – как бы между прочим шпильнула она в спину Алину.

– Дашь потом полистать? – не устояв, кивнула суетящаяся Алина на каталог брачного агентства.

Сестра Рая собралась вписаться в разговор, но вспомнила, что с Ларисой второй день у них нет ничего общего. Рая презирала Ларису и за то, что сестра лихо вешается мужикам на шею, и за то, что наплевательски относится к служебным обязанностям, и за то, что два дня назад критически охарактеризовала покрой Раиной юбки.

– «Граальник»… «Граальник», – задумчиво повторила сестра Рая и затрепетала страницами словаря, – «Граальник – представитель круга посвященных, товарищ, соратник, подельник.» Никогда я не вызубрю эту муру!

– Максик сам виноват! – чересчур бойко парировала Алина Ларисин выпад, – Он сегодня назначался в антирусалочий патруль, я в конторе слыхала. И вдруг объявляет общий сбор, как будто нам ночью больше нечего делать, и прется в какой-то занюханый магазин. Что ж я – мымрой должна выглядеть?

Сестра Алина вспомнила, как на прошлой неделе шеф без объяснения причин на полчаса раньше ушел с работы. Самому, значит, можно вытворять что заблагорассудится, а подчиненные должны быть как штык? Покончив с ресницами, Алина отстреляла каблучками к столу Раисы и честно вернула тушь. И вспомнила о долге.

– Кстати, как он там? – снова застрекотали каблучки, и вот крепко опаздывающая сестра Алина уже скрипела створками шкафа и доставала плащ. Вообще-то у нее на душе все больше скребли кошки, в сорок минут опоздания теперь никак не уложиться, и последует втык. А Максимычу так не идет, когда он ругается.

– Проник на объект. Пытается выдать себя за крупного заказчика… – зевнула сестра Лариса и вдруг подпрыгнула на месте, словно лилипут из племени Уа-о-уа угодил ей под ноготь отравленной иголкой из духовой трубки. Девушка брезгливо подхватила двумя пальчиками наушники и брякнула поверх каталога раструбами к аудитории, – Господи, помилуй, праведный! Слушайте!!! – пальцы перещелкнули тумблер и крутнули на максимум ручку громкости.

– Натали… – проникновенно во всю мощь динамика мурлыкнул певец Хулио Иглесиас и дальше закурлыкал неразборчиво по-ненашему.

Алина застряла в дверях, будто угодила в невидимую гигантскую паутину.

Сестры выслушали песню в едином порыве, забыв о внутренних разногласиях. А когда песня истекла, сестра Лариса уменьшила звук и вернула тумблер в исходное. И успела едко крикнуть в спину воюющей с замком Алины:

– Линка, не рыпайся, ты уже опоздала! Нашего командира убивают.

Человек, которого этой ночью убивали, теперь шел, слегка подволакивая левую ногу, по коридору.

В головной контре как два месяца тому начали ремонт, так на этом и остановились. Потолок щедро украшали протечки, схожие с тестами на дальтонизм. Со стен лущилась краска, и легко угадывались места, где раньше красовалась старорежимно-кондовая наглядная агитация. Большое прямоугольное невыцветшее пятно прежде принадлежало застекленной коллекции дипломов за всякую бестолковую пургу. За второе место на скорочтение «Отче наш», за первое место в состязаниях на дальность выхода в астрал по Северо-Западному региону, за экономию медитационных человеко-часов. Этот стенд еще был знаменит тем, что в нужный момент рухнул аккуратно на голову якутскому шаману, когда тот, отведя глаза конвою, начал запихивать в рот мухоморы из потайных карманов. Иначе говоря, рухнувший стенд сохранил вещдоки, по массе достаточные, чтобы впаять грибнику срок за наркоту.

Е-мое, стоило Максиму оказаться в данных стенах, как наваливалась сумрачная тоска, свежего воздуха здесь не хватало, что ли? Прямо хоть пару пива для поднятия тонуса перед каждым визитом опрокидывай. Но нельзя, дверной косяк на этот счет заговорен вышестоящим начальством и банально не пропустит.

Сейчас начнется заунывная мутотень: «Какого лешего проявил инициативу? Какого черта не обеспечил в соответствие с приказом „Буки-ять-восемьдесят семь“ прикрытие? Какого дьявола ты, Храпунов Максим Максимыч, вообще ходишь по белу свету и раздражаешь меня уже одним своим независимым видом!?»

Начальница всего этого бардака Дина Матиевна любила, дабы подчиненные в кабинетах не запирались. Посему Максиму не приходилось стучаться, чтобы узнать, кто чем дышит.

– Кто взял мои ножницы?

– Проверь, у кого самые короткие ногти.

– Почему у вас котлетами пахнет?

– Отрыгнул.

Народ в конторе трудился не крепко умный и не заведомо дубовый, потихоньку рубил бабло надбавками, коптил до пенсии и не рыпался по сторонам, потому как вход в контору – рубль, а выход – мало не покажется. Если кто по молодости имел иллюзии, то разбазаривал их года за три и далее с циничной ухмылкой просто тянул лямку, по возможности забивая болт на службу, или становился записным карьеристом и лизал начальству, что причитается.