— Перед посадкой по–олучите дозу побольше, — сообщил Кейн. — А гур–ру и его ребята по–омогут выгрузить вас из корабля.

— Ты пожалеешь об этом, — сказал Граймс.

— И не по–одумаю, — заверил его Кейн. — Скоро я буду пер–ресчитывать денежки гур–ру Вильяма. Ну… в кра–айнем случае, пущу слезу по пути в банк.

Кейн удалился — по всей видимости, он сам пилотировал корабль. Однако его люди остались и получили массу удовольствия. Когда Биллинхарст пообещал им помилование и награду, если они будут сотрудничать с законными властями, они чуть не умерли со смеху.

Попытка Денизы Долгети воззвать к их человеческим чувствам породила новый взрыв хохота.

— Леди, мы не столь благовоспитанны, — фыркнул Велланд, по всей видимости, второй помощник Кейна, — иначе не оказались бы в ржавом корыте Дронго. Если желаете, могу предоставить доказательства.

— Вы не посмеете! — крикнула она.

— Да неужто, солнышко?

Но они все–таки не посмели — скорее из страха перед Кейном, чем из уважения к девушке.

Граймс прислушивался к вою инерционного двигателя. По изменениям его биения можно было попытаться понять, что происходит снаружи. Судя по всему, корабль летел сквозь зону турбулентности.

— Кейн хоть раз бывал в Долине Ада? — спросил он у Клаверинга.

— Только в качестве пассажира, коммодор. Я доставлял его на катере — и всегда вечером, когда ветер стихал.

— Гхм… Как вы думаете, он сможет приземлиться в долине, когда ветер дует во всю силу?

— Но вы же смогли, коммодор.

— Мой корабль гораздо меньше. Велланд презрительно расхохотался.

— Старик нашу посудину сквозь игольное ушко протащит! И захлопните пасти! Чтобы я ни звука не слышал!

— В последний раз… — начал Биллинхарст — судя по всему, он еще надеялся завербовать этих очаровательных ребят.

— Да заткнись ты!

Вжжик, вжжик! — и дышать стало почти невозможно — и тем более разговаривать.

Однако Граймс не перестал слышать и мог анализировать происходящее. Корабль закачало из стороны в сторону, потом он выровнялся, и неровный гул инерционных двигателей начал стихать.

«Северный Буян III» заходил на посадку.

31

Пленники Дронго Кейна сидели в огромной столовой отеля, у стены. Там же оказалась Салли Клаверинг и весь персонал гостиницы.

Естественно, все заблаговременно получили по заряду из парализаторов. Дронго Кейн получил причитающуюся мзду и тут же откланялся. Пульсирующий вой инерционного двигателя эхом огласил скалы ущелья, и наступила тишина.

Кейн улетел, но гуру Уильям остался.

Этот человек действительно выглядел совершенно безобидным. Возможно, именно так должен выглядеть святой. Он находился неподалеку, когда «неверных» накачивали наркотиками и несли в храм. Потом он подошел и долго, пристально разглядывал каждого. На его губах играла слабая улыбка, и казалось, что огромные карие глаза глядят не на беспомощных мужчин и женщин, а сквозь них, куда–то по ту сторону жизни.

— Мир, — выдохнул он.

Граймс попытался заговорить, но не смог. Молчать придется до тех пор, пока не ослабнет действие парализующего ружья.

— Мир, — уже громче произнес гуру. — Долгий, бесконечный мир. Благословенны вы, мои сыновья и дочери, ведь мы с вами станем свидетелями исчезновения хаоса, дисгармонии и противоречий.

— Бред… просто бред, — выдавил Биллинхарст.

— Мне придется оставить вас, мои сыновья и дочери, братья и сестры. Начинается посвящение — последний акт служения. Откажитесь от себя1 Присоединяйся к нам, люди Ворот! Ворота вот–вот откроются!

«Зачем отказываться? Ради чего?» — отчаянно вопрошал Граймс. Раньше остальных — возможно, за исключением Вильямса — он начинал понимать смысл происходящего. В воздухе поплыл резкий сладковатый запах, и коммодор попытался дышать реже. Похоже, они окуривают зал «травой мечтаний», нагнетая дым через вентиляцию. Сколько же гуру Уильям заплатил за партию товара? И сейчас целое состояние — может быть, небольшое, а может быть, весьма крупное — обращалось в пепел.

Гуру Уильям поднялся на помост и сел в позе лотоса. Вокруг стояли верующие. Бритые головы женщин жутковато поблескивали в тусклом свете. Но их глаза, как и глаза мужчин, словно светились изнутри. Вокруг серыми щупальцами шевелились клубы дыма.

— Мы принимаем… — пропел гуру.

— Мы принимаем… — подхватила паства. Голоса, казалось, доносились откуда–то издалека — легкое ледяное дуновение, проносящееся над мертвыми камнями вечности.

— Небытие…

— Небытие…

— За пределами звезд…

— За пределами звезд…

«Небытие или инобытие», — подумал Граймс. Они были за пределами Приграничья, на самом краю непрерывно расширяющейся Галактики, окруженные лишь тонкой пленкой, натянутой до предела. Грани между измерениями расплывались, почти исчезали. Граймс прекрасно знал: есть другие временные потоки, есть параллельные миры. А что между ними? Если там что–то есть — что лежит между временными измерениями, между параллельными мирами?

— Откройте Ворота…

— Ворота в Никогда…

«Я не верю — и не поверю», — убеждал себя Граймс.

Паралич постепенно проходил, но наркотик делал свое дело. Сидящего на помосте гуру окружал нимб — но то была аура не света или тьмы, а небытия.

Слова звучали прямо в мозгу коммодора.

«Никогда… никогда… никогда…»

Все вокруг становилось призрачным, ненастоящим… Он поднял руку, и с ужасом осознал, что видит сквозь нее — сквозь кожу, плоть, и кости — неправдоподобно спокойное лицо юного Павани.

— Нирвана… Нирвана… — бормотал субинспектор. Неужели именно это произошло на Австралисе… вернее, с Австралисом? Вот почему Дронго Кейн умчался прочь, как летучая мышь из преисподней… Перед мысленным взором Граймса возникла картина: огромное крылатое существо, хлопая крыльями, летит меж высоких столбов пурпурного пламени. Он видел все настолько реально, будто это происходило на самом деле. Ну что ж… Это куда привлекательнее, чем небытие, которое уже виднеется в разрыве пространственно–временного континуума… и это отверстие ширится…

— Откройте Ворота…

— Ворота в Никогда…

— Принимаю… Принимаю…

«Будь я неладен, если приму», — подумал Граймс.

Свет бил ядра планеты — яркие волны, красные, оранжевые и самые яркие — бело–голубые. Свет омывал Граймса, пронизывал его тело и рассеивался в беззвездной темноте, — темноте, отрицающей все. Свет боролся и проигрывал сражение с небытием, все быстрее превращаясь в слабое серебристое сияние. Коммодор вытянул вперед руку — или подумал, что вытянул, — в попытке поймать последние умирающие фотоны. Зачерпнув их пригоршней, он смотрел на частицы, слабо пульсирующие в его ладони, и всем своим существом желал возродить их. Вот они судорожно мигнули и…

Кто–то вцепился ему в рукав и яростно теребил. Кто–то звал его… голос с присвистом…

— Сэр, сэр!

Граймс покосился на докучливое создание. Так вот что находится в небытии между временными пространствами! Там ад, старый добрый ад, над которым он всегда посмеивался, в котором живут мерзкие дьяволы с рогами и хвостами…

— Сэр! Сэр! Вернитесь, пожалуйста!

Вернитесь? Что он несет, этот глупый дьявол? Как можно вернуться назад, если он только что сюда попал?

— Сэр! Землетрясение! Ужасное!

— Уйди… Уйди…

Чешуйки и когти чуть заметно царапнули кожу. Граймс почувствовал, что ему на лицо что–то натягивают, и попытался сопротивляться.

Потом испуганно вздохнул… и глаза чуть не вылезли на лоб. Чистый кислород… Обеими руками он попытался сорвать с головы респиратор, но дьяволы окружили его и держали изо всех сил.

И тут пол начал проваливаться.

Граймс попытался удержаться на ногах, одновременно отбиваясь от своих противников.

Противников?

Спасителей.

Пол ходил ходуном, как море, по которому катятся длинные, ленивые волны. Купол легко вибрировал, издавая гул. Но это видел только Граймс — и дьяволы, которые пытались его спасти. Впрочем, коммодор до сих пор не был уверен, что видит нечто реальное, а не продолжает галлюцинировать. Напротив сидел Биллинхарст, похожий на жирного Будду, а рядом молодой Павани — на тонком лице неестественно счастливая улыбка, а глаза глядят прямо в небытие…