Марша и Николас… Эти два имени снова всплыли у меня в голове. Самое странное во всем этом то, что Марша Малинг не вызывала неприязни, хотя, по идее, я должна была, как и миссис Корриган, думать иначе, ведь у меня отнимают мужчину. Предположим (я осторожно обогнула кофейный столик)… предположим, что она не в состоянии удержаться. Для такого типа женщин существует длинное и отвратительное название, но, вспомнив, как она сидела напротив меня в этой комнате, такая живая и прекрасная, я не смогла взрастить в себе чувство ненависти к ней. Она была невозможной, распутной, но веселой и очаровательной и, по-моему, доброй. Возможно, таким своеобразным способом она проявляла ко мне доброту, переключив внимание Николаса на себя, потому что поняла, что я избегаю его… но, вероятно, я чересчур уж доверяю бескорыстному энтузиазму мисс Малинг.

Криво усмехнувшись, я наклонилась и стала на ощупь искать драгоценную сумку. Пальцы мои наткнулись на пустоту. В растерянности я стала шарить по полу, от отчаяния описывая руками все более и более широкие круги… и тут я заметила слабое поблескивание металлического замка моей сумки, но не на полу, а на уровне глаз. Кто-то поднял ее и поставил на книжный шкаф. Схватив сумку, я выдернула вместе с ней несколько журналов и книг и понеслась обратно с такой скоростью, что полы халата развевались вокруг меня.

Я как раз толкала плечом стеклянную дверь, когда услышала, что входная дверь на веранду тихо раскрылась. Я застыла, прижав к внезапно застучавшему сердцу сумку, книги и погасшую свечу.

Кто-то крадучись вышел на веранду. Я услышала скрип его ботинок и шорох, когда человек пробирался сквозь висящие в беспорядке туристские и рыболовные снасти. Я ждала. Родерик Грант говорил, что отель открыт всю ночь. Это наверняка – не стоит и сомневаться – всего лишь рыбак, берущий свои снасти. И все.

Тем не менее я не собиралась выходить в холл и подниматься по лестнице у него на виду, кем бы он ни был. Поэтому я ждала, стараясь успокоиться, только отпрянула от стеклянной двери, вспомнив, что я в белом халате.

Затем входная дверь снова раскрылась и закрылась так же тихо, как и прежде, и в безмолвной ночи я отчетливо услышала, как дважды проскрипели по гравию его ботинки. Секунду поколебавшись, я толкнула плечом стеклянную дверь и, пулей пролетев через холл, выскочила на веранду и выглянула из окна.

По долине стелился туман, сквозь который проступали лишь неясные очертания, но его я увидела. Перейдя с гравийной дорожки на траву, человек быстро шел, пригнув голову, вдоль дороги, ведущей к Стратэйрду. Он был тонким, высоким и слегка раскачивался при ходьбе. Один раз он остановился и оглянулся, но лицо его плохо было видно. Потом он растворился во мраке.

Отойдя от окна, я оглядела веранду. Глаза уже привыкли к темноте. На веранде стоял стол с весами и белыми эмалированными подносами для рыбы; на плетеных стульях лежали рюкзаки, горные ботинки и рыболовные сети; с крючков свешивались светлые круги веревок; плащи и макинтоши, шарфы и кепки, палки для ходьбы…

Позади беззвучно распахнулась дверь, и из ночи тихо вышел человек.

Все-таки я не закричала. Очевидно, не смогла. Я просто уронила все, что держала в руках, с грохотом, от которого, казалось, содрогнулся весь отель. Онемев, я застыла, словно парализованная, и раскрыла рот.

За человеком с шумом захлопнулась дверь. Он изумленно выругался, затем раздался щелчок, подобный выстрелу, и меня ослепил луч света.

Человек сказал:

– Джанет! – Потом расхохотался. – О господи, как ты меня напугала! Что тебя занесло сюда в этот час?

От света я замигала.

– Аластер?

– Он самый. – Сняв с плеча сумку, он стал стаскивать с себя непромокаемый плащ. – Что ты уронила? Прямо атомная бомба взорвалась.

– В основном книги, – ответила я. – Не могла заснуть.

– А… – Он снова рассмеялся и повесил плащ на стул. – Ты совсем как привидение в этом белом одеянии. Я вел себя не как мужчина, но на то была причина. Я чуть было не закричал.

– Я тоже. – Наклонившись, я стала собирать свои вещи. – Лучше пойду спать.

Он поставил ногу на стул.

– Если ты задержишься еще на полминутки, Джанет, и посветишь мне, я смогу развязать эти проклятые шнурки. Они мокрые.

Я взяла у него фонарик.

– Дождь идет?

– Время от времени.

– Ты, по-видимому, ходил на рыбалку?

– Да. Вверх по Страту.

– Удачно?

– Сносно. Я поймал две-три отличные рыбины, а Харту досталась красотка в полтора фунта.

– Харту? А… Хартли Корригану.

– Гм. Не дергай фонарем, девочка.

– Прости. А мистер Корриган еще не вернулся?

– Да нет, вернулся. Он ушел два часа назад. А у меня как раз начался клев, поэтому я остался. Я, конечно, занимался противозаконными действиями, но ты же меня не выдашь?

– Почему противозаконными?

– Сегодня же воскресенье, дорогая. Ты что, забыла? Я должен был, как и Харт, остановиться в полночь.

Сняв второй ботинок, он выпрямился.

– А на подносе нет его улова, – заметила я.

– Что? – Аластер проследил за лучом фонарика, упирающимся в поднос. – И правда, нет… Странно.

– Аластер.

Он резко повернул голову, среагировав на интонацию в моем голосе.

– Что?

Я ответила прямо:

– Пять минут назад кто-то приходил на веранду, повозился немножко и снова ушел.

– Что? А… – Он засмеялся. – Не волнуйся! Это, должно быть, Джеймси.

– Джеймси?

– Джеймси Фарлейн; он был с нами. Он ходит быстрее меня, и он спешил. Он живет по дороге к Стратэйрду.

– Понятно, – сказала я и с трудом сглотнула.

– Ты что, подумала, это вор? Нет, Джанет, всех этих городских ужасов здесь не происходит. На островах никто не закрывает двери. Здесь не воруют.

– Не воруют. – Положив фонарик на стол, я собралась уходить. – Только убивают.

Аластер издал глубокий вздох.

– Кто тебе сказал?

– Родерик Грант.

– Понятно. И ты испугалась?

– Естественно.

Он проговорил в ответ:

– Я бы не стал. Что бы там ни произошло, тебя это не касается.

– Я испугалась не за себя.

– Тогда за кого? – устало спросил Аластер.

Я резко ответила:

– За Хизер Макри, конечно. За девушку… за ее родителей. Что она такого сделала, что этот грязный мерзавец ее схватил? В чем дело? Это убийство не просто странное, Аластер. Я не могу тебе объяснить, но у меня оно вызывает… особое чувство отвращения.

Он ответил нелогично:

– Убийства никогда не бывают приятными.

– Но они бывают обыкновенными, – объяснила я, – а это не просто обычное убийство. Ее не ударили, не зарезали, не задушили в порыве ярости. Ее убили специально, а потом разукрасили. Это хладнокровное, расчетливое и… и порочное убийство. Да, порочное. И именно здесь, где, по твоему разумению, столь извращенных преступлений и существовать не может. Я не перестаю думать об этом, Аластер.

Он проговорил, чуть запинаясь:

– Полиция продолжает вести расследование и не собирается его прекращать.

Я спросила:

– Как ты думаешь, кто это сделал?

– Джанет…

– Ты наверняка размышлял об этом. Кто? Джеймси Фарлейн?

– Я… Послушай, Джанет, я бы не стал распространяться об этом…

– Ты хочешь сказать, на тот случай, если это кто-то из отеля?

Аластер смутился:

– Ну…

– Ты считаешь, это кто-то из отеля?

– Не знаю. Я не знаю. Если ты боишься, дорогая, переезжай в другое место. В Брадфорд, или Портри, или…

– Я остаюсь здесь, – ответила я. – Я хочу находиться здесь, когда этого дьявола выследят, кем бы он ни оказался. Кем бы он ни оказался.

Он молчал.

Я сказала:

– Спокойной ночи, Аластер, – и пошла наверх, к себе.

Таблетки я так и не приняла. По-видимому, ночная прогулка среди убийц послужила чем-то вроде шоковой терапии, в которой нуждалась моя головная боль, потому что, когда я добралась до своей комнаты, мигрень прошла.

Забравшись в кровать, я изучила свои трофеи. Обнаружилось, что у меня два экземпляра журнала «Автомобиль», «Ламмермурская невеста» Вальтера Скотта и сокращенный вариант «Золотой ветви» Фрэзера.