Почти сразу сияние марсельских улиц поблекло, и их грохот замер позади нас. Потянулись обсаженные липами улочки пригородов, где редкие фонари и высокие дома с закрытыми ставнями проносились мимо в сгущающейся темноте. Если тут и действовали ограничения скорости, то Пауль Вери их игнорировал. Он вел машину стремительно, рискованно проскакивая через редкие группки транспорта таким образом, что меня то радовала развитая им скорость, то занимала мысль, осознает ли он опасность. Если бы нас остановила полиция… «Мерседес» не скрывал своей скорости, ему не надо было подавать сигналы на перекрестках, оповещая о своем приближении: с нарастающим рычанием он промчался через последние улицы и с ревом устремился вниз, несясь как тигр, возвращающийся домой в лес.

Поблескивающие трамвайные рельсы исчезали из-под наших колес, огни последнего дома промелькнули за кипарисами и пропали. Мы за городом. Поднимался ветер. В лицо нам бил тугой поток воздуха, он завывал в большой крыше машины и цеплялся за ветровое стекло. Судя по скольжению облаков в вышине, и там был ветер. Луна исчезла, закрытая облаками, и мы мчались во тьме, освещенной только слабым мерцанием звезд да мощными фарами, заливающими светом дорогу на полмили, вперед. Вдоль клина света машина шла с ревом, набирая скорость, отбрасывая назад летящую ночь. Мимо нас проносились сосны и шеренги тополей, неясные очертания олив возникали на мгновение и тут же пропадали. Сама ночь была туманным пятном, ревом движения, темным ветром; сияющие звезды были только пеной в нашем кильваторе.

Дорога извивалась злобно, как змея. Мир болезненно накренился, тормоза завизжали на повороте. Затем мы снова выпрямились, разрывая адский склон лучами света. Пауль Вери взглянул на меня с усмешкой:

– Ну как, мы достаточно быстро едем?

– Нет, – ответила я.

В отсвете приборной доски я заметила короткое смущение на его лице и сообразила, что, выполняя буквально мою просьбу ехать как можно быстрее, он ожидал испуга с моей стороны. Даже в этот момент меня развлекала мысль о том, что кто-либо, жившим с Джонни, может испугаться скорости: этот сумасшедший поле через ревущую тьму для Джонни был обычным способом возвращения домой. Но, впрочем, Джонни… Я призналась себе, подумав хорошенько, что этим вечером у меня было несколько приступов малодушия, пока мы выбирались из Марселя. Я слишком часто ездила в подобных машинах, чтобы не знать, на что они способны, если спустить их с цепи и потерять управление на долю секунды – Тем не менее, – сказал Пауль Вери, уменьшая скорость, – это настолько быстро, насколько остается безопасным…

Значит, на повороте он тоже почувствовал, что тигр едва не сбросил его с себя.

– Извините, – сказала я. – Я волнуюсь. Я все время высматривала их задние огни и ответила вам, не подумав. Я безмерно благодарна вам за то, что вы вообще взяли меня с собой.

– Это удовольствие для меня.

Он сопроводил эти формальные слова такой восхитительной улыбкой, что, невзирая на свои страхи и опасения, я улыбнулась в ответ. Я смотрела, как он откинулся на спинку сиденья и установил скорость на устойчивые шестьдесят пять миль в час. Его взгляд устремился на узкий конус света впереди. В отраженном свете его лицо казалось прекрасной маской сосредоточенности.

Дорога рвалась навстречу нам. Один раз мое сердце дрогнуло и сильно забилось, когда впереди в темноте показался красный огонек, но это был всего лишь маленький автомобиль, стоящий у обочины с парой внутри, мужчиной и девушкой. Я осела на сиденье, и кровь потекла обратно от кончиков моих онемевших пальцев, и сердце медленно начало биться снова.

Пауль Вери искоса взглянул на меня и сказал:

– Насколько я понял, это не те задние огни, которые вы искали?

– Нет. – Я неуверенно улыбнулась ему. – Вы, наверное, удивляетесь, в чем тут дело?

Он снова переключил внимание на дорогу.

– Естественно. Вы говорили о срочности, и вы обеспокоены и испуганы. Кто не удивится, мадам? Поверьте, я горю желанием помочь… Но нет никакой нужды рассказывать мне о ваших делах, если вы предпочитаете этого не делать.

– Как вы добры. Я… я говорила, что это имеет отношение к мальчику Дэвиду.

– Eh bien? [33]

– Это не я увезла его. Но я знаю, где он сейчас. Именно туда я и направляюсь.

Его руки шевельнулись, словно в удивлении, на рулевом колесе, и машина опасно дернулась. Он выругался себе под нос.

– Извините, – сказала я. – Я не хотела поразить вас. Но продолжение моей истории еще удивительней. Я сказала голую правду, когда призналась, что попала в переделку. – Мой голос дрогнул, и призрак отчаяния снова глянул на меня из темноты. – Дело идет о жизни и смерти, – добавила я всхлипывая.

– И вам нужна помощь, очень.

Это был почти вопрос, заданный тихо, не глядя на меня. В его голосе прозвучала странная нота, и я, сдерживая рыдания, повернула голову посмотреть на него. Помощь! Конечно, мне нужна помощь. До этой минуты, поглупев от усталости и страха за Ричарда, я думала о Пауле Вери только как о чудесном средстве добраться до ответвляющейся дороги за Эгибелем. Дальше мои планы не шли. Но теперь чудо было полным: мы с Роммелем больше не были одни, у нас появился союзник, и наша немедленная цель была очевидна. Андре с Ричардом и Дэвидом был впереди нас и один за работой. Вряд ли Жан опередил нас: он выехал не намного раньше, если вообще раньше нас, и на той скорости, с какой мчался «мерседес», мы почти наверняка к этому времени нагнали бы любую машину, движущуюся медленнее.

Андре был один, а нас двое, не считая Роммеля.

На сердце у меня полегчало, и я благодарно повернулась к спутнику. Он улыбался, выглядел необыкновенно красивым и, я осознала, опасным.

– И куда «они» увезли мальчика? И кто такие эти «они»?

Странная нота снова появилась в его голосе, и я сразу поняла, что это. Удовольствие. В голосе звучали веселье, возбуждение, но ни малейшей тревоги. Он, конечно, понятия не имел о реальной опасности положения: необычная ситуация, дама в беде, сумасшедшая гонка в темноте – все это привлекало его ощущением приключения. Но я знала также, глядя на него словно бы новыми глазами, что никакая опасность не заглушит этого удовольствия.

Меня ободрили его поведение и возбуждение, почти веселье в его голосе и взгляде. Оно было заразительно и, конечно, в любого вселило бы надежду в таком отчаянном положении. Я получила вдруг союзника, одновременно и энергичного, и храброго.

И храбрость ни в коей мере не была слишком сильным словом. Что-то в нем выдавало силу, едва сдерживаемую энергию… Вблизи, в тесной машине, его личность почти подавляла. Я поняла, что раньше недооценивала месье Пауля Вери. Не только от сумасшедшей скорости машины прерывалось у меня дыхание, когда я начала свои объяснения.

– Это длинная и мерзкая история, – сказала я быстро, – и мне может не хватить времени рассказать ее всю прежде, чем начнутся события. Но главное заключается в том, что Дэвида, чье настоящее имя Дэвид Байрон, собираются убить сегодня вечером вместе с его отцом, если мы не сможем этому помешать. Он бросил на меня удивленный взгляд:

– Но…

– Знаю! – воскликнула я. – Это звучит фантастически! Но слушайте: я попытаюсь рассказать, что смогу…

И я, запинаясь от спешки, начала рассказывать о том, что знала о Крамере, Ричарде и Лоран. Он слушал молча, но когда, наконец, я дошла до роли Марсдена в этом деле, он прервал меня озадаченным восклицанием.

– Месье Марсден? Этот человек? Остальные – да; я могу поверить тому, что вы говорите, и поэтому верю, что вы действительно попали в беду. Но никак не могу представить себе добряка месье Марсдена убийцей. Кроме того, он англичанин.

– По его словам он англичанин, – сказала я резко. – А я вам говорю, что он ее муж и нанят Крамером. Вы должны поверить мне. Добряк месье Марсден, как вы его называете, в эту минуту собирается убить обоих Байронов – Ричарда и Дэвида, если мы не остановим его!