Он смотрел, как кардинал взлетел с ветки, и наблюдал до тех пор, пока птица не скрылась из виду.

— Да, Флора никогда не шлепала меня, за исключением тех случаев, когда требовала что-то сделать, при этом вела себя так, будто я не существовал.

Теодосия припомнила его реакцию на заштопанный ею рукав рубашки и поняла, что Флора Монтана никогда не делала ничего подобного для своего пасынка. В чем бы Роман ни нуждался, он обслуживал себя сам.

— Однажды я подумал, что, возможно, они так ведут себя потому, что недостаточно меня знают, — тихо добавил Роман и вздохнул. — Поэтому решил рассказать о своих планах, о том, что мне хотелось когда-нибудь сделать. Еще до появления Секрета я уже мечтал выращивать лошадей. Рассказал Флоре о своей мечте, и услышал, что мой план — это воздушный замок. Она считала, что я никогда не поднимусь выше грязного фермера. После этого никогда и ничего никому из них не рассказывал.

Теодосия закрыла глаза: сколько ответов сразу, что она не знала, над которым задуматься.

Наконец один четко сформулировался в ее мозгу: Роман не знал бескорыстной любви; росший среди корыстных женщин, не понимал, что получать и отдавать — неотъемлемая часть любви.

Отсюда, вспомнила она, его отношение к браку: оно сложилось не только из-за отрицательных эмоций, связанных с женщинами, но и потому, что тринадцать лет работы на неблагодарную мачеху и ее дочек приучили к мысли: с него хватит, чтобы заботиться о еще какой-нибудь женщине.

Отсюда же его нежелание обсуждать свои планы. Да, он, в конце концов, рассказал ей о них, но Теодосия подозревала, что Роман не открывался никому до нее, и был прав, храня в тайне такие грандиозные замыслы — его скрытность включала Польше, чем только это. Разговор о своих стремлениях сделал бы его уязвимым для тех же насмешек и неверия, которые продемонстрировала его мачеха.

Вздохнув, она снова открыла глаза и увидела, что Роман наблюдает за ней.

— Почему ты не оставил Флору и ее дочерей, Роман? Я понимаю, что ты был еще очень молод, но с таким мастерством, как у тебя, ты мог бы пробить себе дорогу в мире.

Искренняя печаль, которую он услышал в ее голосе, тронула его так глубоко, что он не мог ответить сразу.

— Думал, что ферма однажды перейдет ко мне — Флора всегда говорила, что стану хозяином, когда мне исполнится восемнадцать. Боже, я любил ту ферму, Теодосия, — признался он, сжимая руку в кулак. — Она была моим домом, и отец с матерью там похоронены. Не представлял, как могу оставить ее, особенно, когда поверил, что она станет моей. Хотелось доказать Флоре, что сделаю с фермой, помнил ее слова о грязном фермере, поэтому твердо решил превратиться в ранчеро прямо у нее на глазах.

Теодосия увидела, как побелели его пальцы, сжимающие рукоятку ножа.

— Ты не получил ферму, да, Роман? — спросила она.

Он на мгновение отвернулся, ибо боль была настолько невыносимой, что ему не хотелось, чтобы она увидела ее.

— Нет, не получил. Она обманула меня, солгала про завещание, поэтому, когда отец умер, ферма и все остальное перешли к Флоре. Она врала, заставляя меня работать на нее. Миллион раз я спрашивал себя, почему не попросил посмотреть отцовское завещание, но так и не нашел ответа. Не знаю, почему верил ей — просто не знаю. Но скажу одно: из-за этого продолжаю чувствовать себя полнейшим болваном, каждый раз, когда вспоминаю об этом, обзываю себя круглым дураком.

Теодосия поняла, что у Романа были веские причины не доверять женщинам. Флора Монтана достойна лишь презрения, а предательство, которое он испытал ребенком, просто немыслимо.

— Роман, — начала она, призывая на помощь все свои знания, полученные за годы напряженной учебы, — человеческий мозг непостижим во многих отношениях. Иногда, переполненный сильной печалью, вырабатывает определенный механизм, защищая и сохраняя здравомыслие.

Он повернулся и посмотрел на нее — в его глазах мелькнула надежда — она поможет ему почувствовать себя лучше.

Перед Теодосией возникли два Романа — недоверчивый мужчина и обиженный маленький мальчик.

Сделав судорожный вздох, она подбирала слова с величайшей осторожностью и заботливостью.

— Ты поверил в обещания Флоры, потому что не мог представить себя без земли, которая так много для тебя значила, отгородился от страшной перспективы, чтобы не мучить себя, ведь ты любил землю больше, чем ненавидел Флору, и эта любовь давала тебе силы выносить ее холодное отношение к тебе. Такие чувства не говорят, что ты глупый, Роман, а показывают доброе сердце, полное прекрасных мечтаний.

Слушая, как она говорит, он ощутил покой и уверенность: не раз подтрунивая над ее гениальностью, теперь был признателен и благодарен, ибо всего за несколько секунд ее мудрость похоронила его многолетнее самоосуждение.

— Роман, — мягко продолжила она. — Как ты узнал, что ферма не будет твоей?

Он встретился с ее ласковым взглядом.

— Флора познакомилась с мужчиной по имени Рексфорд Дрисколл в ближайшем городке Хоук Пойнт. Только раз взглянула на него и практически бросилась ему в ноги. Дрисколл только недавно проиграл свою землю в карты и отправлялся на Восток. Кажется, он говорил, что приехал из Вирджинии.

Увидев наш дом и ферму, предложил Флоре руку и сердце, она согласилась. Я не ходил на свадьбу, и вот после церемонии она бросилась искать меня. На кукурузном поле еще в свадебном платье объявила, что продает ферму. Корзина с кукурузой выпала из моих рук, она, казалось, не заметила и продолжала о том, что отец не оставил завещания, и ферма поэтому принадлежит ей.

Он со злостью воткнул лезвие ножа в ветку дерева.

— Я не спал всю ночь, все бродил по земле, которая, как считал, принадлежала мне. Но сколько бы ни думал… как бы быстро и далеко ни ходил, не мог придумать, как убедить Флору сохранить землю — у меня не было денег, и понимал, что она не отдаст ферму просто по доброте душевной. На следующий день после обеда ферму купил торговец из Хоук Пойнта, планировавший выращивать павлинов, которых охотно покупают богачи, чтобы украсить свои парки чем-то красивым и экзотичным. На моей земле — павлины.

Покачав головой, он потер затылок и мускулы плеча.

— Не знаю, сколько получила Флора за ферму, но, наверное, немного. Она была небольшая, но земля на ней плодородная. Дрисколл забрал Флору, Корделию, Веронику и деньги с собой на Восток — сомневаюсь, что их надолго хватило с такими женщинами.

— Флора ничего тебе так и не оставила? — спросила пораженная Теодосия. — Совсем ничего?

— Кобылу-мустанга, — ответил Роман и улыбнулся. — И только потому, что считала ее никудышной. Ее звали Ангель. Она и стала матерью Секрета, а его отцом — английский чистокровный Дрисколла. Как я уже рассказал, все произошло ночью, когда все спали. Так что, насколько я понимаю, Дрисколл и Флора не разорили меня до конца — помогли точно узнать, какую породу лошадей следует выращивать на ранчо, и с тех пор я иду к этой цели.

Глубина его силы и решительность так поразили Теодосию, что слезы снова навернулись на глаза.

— Ты понимаешь, как замечательно, что ты стал таким, какой ты есть, Роман? Многие люди, чье детство прошло подобно твоему, живут всю жизнь, увязнув в жалости к себе, постоянно сомневаясь, боясь мечтать, не говоря уже о попытках достичь эту мечту. Ты не только знаешь, чего хочешь, но уже многого добился.

Ее похвала еще больше успокоила Романа, наступило облегчение от того, что он поделился своим прошлым с тем, кому был небезразличен настолько, чтобы по-настоящему быть выслушанным.

Он закончил резать сук дерева и сунул нож обратно в чехол.

— Воспоминания, о которых я тебе только что рассказал, грустные, Теодосия, но были и хорошие: мальчишкой я был предоставлен сам себе, придумывая множество забав; когда удавалось улизнуть, часами играл в стороне от дома.

Она представила его маленьким мальчиком, бегающим по всей ферме и изучающим все, что встречалось на его пути. Этот образ тронул ее сердце.