— Придется раздеться с тем парнем, которого вы выберете для зачатия ребенка.

Она бессознательно скрестила руки на груди.

— Не собираюсь этого делать. Он поскреб подбородок.

— Тогда как же?..

— Обнажу нижнюю половину.

— Мужчина может захотеть увидеть и прикоснуться и к вашей верхней половине.

— Он не увидит ничего вообще и уж, конечно же, не будет касаться меня. Я буду под одеялом в комнате без света и попытаюсь сосредоточиться на отвлеченных вещах в течение прикосновения и впрыскивания семени. Вся процедура займет лишь несколько минут. Кроме того, его желания будут волновать меня меньше всего.

Роман улыбнулся — ее ждет поражение: ни один мужчина в мире, будь он хоть семи пядей во лбу, не станет следовать ее надуманным правилам, они не для женщин с такой грудью, как у нее. И если у парня будет хоть капля таланта в таких делах, она не сосредоточится на отвлеченных вещах, как и не захочет, чтобы процедура закончилась в несколько минут.

— Прошу прощения, но мне нужно тут кое-что сосчитать.

Он согнул ногу в колене, положил листок на него и сделал вид, что записывает несколько цифр, хотя не собирался заниматься скучной арифметикой — с какой стати, когда прямо напротив него сидел гений.

Поскольку девушка злилась на него, то не предложила бы помощи, и он намеревался доказать, что знал не меньше умственных трюков. А когда дело будет сделано и ее злость усилится, у него появятся требуемые ответы.

— Я считаю деньги, которые у меня имеются, — сказал он, — и сколько будет, когда заплачу то, что должен, и получу то, что должны мне. Но цифр всего восемь, и я должен разделить их на…

— Если вы хоть на мгновение подумали, что я собираюсь помочь вам с математикой после того, как вы заставили меня спать на этих камнях, вы печально заблуждаетесь. — Надув губы, она взялась за края ночной рубашки и стряхнула камешки с колен.

— Я не прошу вашей помощи, мисс Уорт. Арифметика была моим любимым предметом в школе. — Он нацарапал несколько закорючек на листке. — Посмотрим… двадцать два доллара семьдесят пять центов плюс сорок четыре доллара восемьдесят шесть центов плюс одиннадцать долларов девятнадцать центов равняется… семьдесят один доллар восемьдесят девять центов.

— Ошиблись на четыре доллара девяносто два цента, — информировала его Теодосия, совершенно не в силах устоять против исправления ошибки любого рода.

Он поднял взгляд от бумаги и увидел лунный свет и самодовольство, сияющее в ее глазах. Лунный свет останется, но он поклялся, что пыл досады скоро заменит сияние самодовольства.

— У меня в руках бумага и карандаш, мисс Уорт, и цифры прямо перед глазами. А теперь, если не возражаете, перестаньте перебивать меня и позвольте закончить. — Сдержав улыбку, он снова склонился над бумагой. — На чем я остановился? Уже сложил три цифры, и они равняются семьдесят одному доллару восьмидесяти девяти центам. Хорошо… семьдесят один доллар восемьдесят девять центов плюс тридцать один доллар два цента плюс шесть долларов девяносто четыре цента равняется… сто двенадцать долларов восемьдесят четыре цента.

— Вы неправильно сложили первый набор цифр, мистер Монтана. Ваша первоначальная сумма должна составлять семьдесят шесть долларов восемьдесят один цент. Если к этому добавить другие упомянутые вами цифры, то получится сто четырнадцать долларов семьдесят семь центов.

Он сделал вид, что не слышит, и нахмурился.

— Сто двенадцать долларов восемьдесят четыре цента плюс семьдесят один доллар пятьдесят девять центов плюс двенадцать долларов тридцать шесть центов равняется всего… двести один доллар шесть центов.

Теодосия покачала головой и раздраженно вздохнула.

— Вы увеличили в свою пользу два доллара тридцать четыре цента, мистер Монтана. Общая сумма ваших сбережений равняется ста девяносто восьми долларам семидесяти двум центам.

Он нацарапал еще несколько палочек и кружочков.

— Конечно, надо погасить счет в три доллара в салуне Киддер Пасс, а человек в Кодл Корнер должен мне тридцать долларов за работу, которую я для него сделал, и мне нужно пятнадцать долларов на покупку припасов. Посмотрим… ноль от шести шесть, ноль от ноля ноль… берем от десяти, чтобы получить одиннадцать; три от одиннадцати…

— Ваши вычисления абсолютно неверны, мистер Монтана.

Он медленно поднял голову.

— Мисс Уорт, пожалуйста. Разве вы не видите, что я пытаюсь сосредоточиться? — Он сунул руку в карман, достал горсть счетов и немного мелочи и сосчитал их. — У меня тридцать семь долларов пятьдесят четыре цента, это значит… — Он нацарапал еще несколько закорючек на бумаге.

— У вас будет двести сорок восемь долларов двадцать шесть центов после того, как вы заплатите и соберете все, что вам должны, все, что вы должны и все, что вы будете должны после закупки продуктов. И это включая ваши карманные деньги.

Быстро, как только мог, он записал сумму, которую она ему назвала.

— Это именно та цифра, которая у меня вышла, — сказал он, улыбаясь. — Вот видите? Я же сказал, что мне не нужна ваша помощь.

По его усмешке она поняла, что он врал. Ее глаза округлились, когда Теодосия осознала, что он одурачил ее. Высокомерный нахал снова взял верх!

— Вы… вы… вы…

— Испытываете затруднения с выбором правильного слова? Провел вас? Одурачил? Обманул?

— Вы…

— Обманщик? Нахал? Негодяй?

— С каким удовольствием я бы…

— Дали мне пощечину? Ударили меня? Укусили?

— Ради бога, перестаньте.

Он испытывал истинное удовольствие, заставляя ее мысли вертеться, так же, как она не раз проделывала с ним.

— Конечно, я перестану. У меня нет причины продолжать. Я получил то, что хотел. Почему бы вам не получить того, что желаете вы?

— Что? Что я хочу?

— Думал, вы хотите спать. Больше не хотите?

— Я…

— Или вы вначале предпочли бы поцелуй? Считайте это моей платой за то, что вы дали мне ответ на эту сложную арифметику.

— Нет, я не хочу.

— Лгунья.

— Лгунья, — повторил Иоанн Креститель. — Нет сомнений, вы хотели бы, чтобы я спала обнаженной, мистер Монтана.

Смеясь, Роман откинулся на спину, чтобы поглядеть на ночное небо.

Теодосия наблюдала за игрой света в его волосах, струящихся вдоль белого ствола березы у него за спиной. Он расстегнул рубашку; ее широкий вырез открыл ей дразнящий вид его мускулистой груди. Лунные лучики плясали и на его гладкой смуглой коже.

— Если вы закончили изучать мою грудь, мисс Уорт, взгляните вон на ту звезду. — Он указал на небо.

Теодосия быстро отыскала указанную им звезду.

— Интересно, почему она намного ярче, чем другие? — вслух размышлял Роман. — Не напоминает ли вам одну песенку?

— О какой песне вы говорите, мистер Монтана?

— Вы знаете, песенка про звезду. Она звучит примерно… э, не могу вспомнить мотив, но слова там такие… «Ярче, звездочка, свети, нам с тобою по пути. Ты, высоко над землей, освещаешь путь домой».

Она задумалась над тем, что его воспоминания о песне были такими смутными.

— Откуда вы знаете песню?

Он нахмурился. Должно быть, отец пел ее. Никто другой в его жизни не мог сделать для него такое.

— Я просто всегда знал ее, — уклонился он.

— Понятно.

Был, по крайней мере, один человек в его детстве, который проявлял к нему доброту, размышляла Теодосия. Кто-то, кто не пожалел времени, чтобы разучить с ним песню. И кто бы он ни был, Роман пробыл с ним недолго, иначе его воспоминания были бы ярче.

Что-то потянуло ее за сердце, когда она подумала, каким печальным и одиноким, очевидно, было его детство.

— Только не начинайте, — предостерег ее Роман, заметив выражение глубокой задумчивости на ее лице. — Что бы вы ни пытались разгадать во мне, держите это при себе.

Она подобрала несколько камешков, которые он ей бросил, и стала перекатывать их между пальцами.

— Очень хорошо. Что бы вы хотели обсудить вместо этого?

Он выбрал безобидную тему.

— Мы говорили о звезде.