– …я постараюсь, лорд Арьятири… командор Элверт… да, разумеется… перехватить… лорд Арьятири… эрмидэец… тот самый… ланга…

От звука имени злейшего Альсова врага Мэд дернулся и едва не свалился с навеса. Нельзя сказать, чтобы Малаган так сильно испугался. Зеленая Ложа обычно редко лезет в дела людей, но сама по себе представляет немалую силу и если уж начинает серьезную игру против кого-то, в данном случае против Альса, то малой кровью дело не обойдется. А значит, все правильно. Ланга должна снова возродиться. С этим убеждением лангер-маг вернулся в свою комнату.

Утро разбудило Мэда ударами топора по дереву где-то во дворе. Он проснулся сразу, но еще некоторое время прислушивался, пытаясь определить, что же, собственно, происходит. Деревьев рядом с постоялым двором он не приметил.

– Что ж это Руфийну-то с утра неймется? – недовольно пробормотала Фивиль.

– А ты пойди погляди, потом мне скажешь, – посоветовал Малаган обманчиво ласковым тоном.

Непохоже, чтобы лангер обрадовался присутствию живой «грелки». Девушке полагалось исчезнуть еще до рассвета. Поэтому Фивиль послушалась беспрекословно.

– Чегой-то строют, а чего непонятно.

В отличие от гулящей девчонки, Мэд сразу догадался, что господин Руфийн решил поскорее воплотить давешнюю задумку в жизнь. Не исключено, что оборотистый орк всю ночь был занят подсчетом грядущих прибылей и, едва рассвело, распорядился начать постройку сарая для кулачного боя. О предприимчивости орков ходили легенды, уступавшие по красочности только байкам о вековечной тангарской скупости.

Мэд выпроводил девушку, дав ей на прощание целый полусеребряный ягр в возмещении морального ущерба. Лишь бы исчезла поскорее.

– А что же господина Валлэ не видать? – спросил он как бы невзначай у хозяина постоялого двора, когда спустился в трапезную.

– Еще до рассвета убыл. Шибко торопился. Прямо пятки у него горели, – пояснил орк. – Чего на завтрак изволите?

– А что есть? – по традиции поинтересовался Мэд, но без всякого энтузиазма.

– О! – Глаза орка закатились под лоб от нескрываемого восторга. – Каша с подливкой и домашняя колбаса. – Ухмылка на его лице была самая что ни на есть издевательская. – И пиво, – добавил он, на радостях потирая ладони. – Но уже не за так, а за деньгу.

Кто сказал, что в провинции живут одни лишь доверчивые простаки?

Утро случилось серое, холодное и неуютное. С тяжелых небес сочилась мелкая водяная пыль, мгновенно пропитывающая волосы и одежду всякого, кто встретил этот рассвет не в тепле собственной постели. Волны лениво накатывались на грязно-желтый песок, хрипло кричали чайки, а черные мокрые скалы стали невольными немыми свидетелями того, как к берегу медленно причалила лодка. Гребцы не поленились вытащить ее носом на песок, чтобы пассажирка могла выбраться, не замочив ног. Угрюмый старшой неразборчиво пробурчал, что неплохо было бы расплатиться прямо на месте, и несказанно удивился, когда получил в грязную ладонь золотую монету с узнаваемым монаршим профилем. Однако столь быстрое обретение вожделенной монеты почему-то заставило загребного решить, что с остальными деньгами госпожа путешественница расстанется с такой же легкостью. Вот тут-то его ждало разочарование, сопровождаемое чувствительным ударом сапогом в пах и последовавшим за ним купанием в ледяной воде.

– Кому-то еще нужны деньги? – спросила решительная пассажирка у остальной команды, небрежно вытаскивая из потертых ножен свой меч. – Нет? Это замечательно.

Легкой походкой человека, привыкшего к долгим пешим переходам, женщина пошла вдоль берега в сторону Лорарда, оставшегося в нескольких ги южнее. Толстая коса, едва достававшая до лопаток, задорно подпрыгивала в такт шагов. Сырость и ледяной ветер сделали пальцы рук путницы синеватыми, и она старательно прятала их в складках растянутого свитера крупной деревенской вязки, из тех, что носят рыбаки на северных островах. Толстые штаны пузырились на коленях, не скрывая свой преклонный возраст. Единственными приличными и добротными вещами в облачении женщины были высокие шнурованные ботинки с меховым отворотом и ножны ее меча, украшенные узорными накладками из старинной бронзы.

Едва заметная тропка начиналась там, где возле скал расступались бурые заросли кустов приморской колючки. В самом начале весны, когда на кустах не оставалось ни единого колючего плодика, здесь можно было ходить без опасений серьезно порезаться, а вот осенью эти заросли представляли собой непреодолимое препятствие. Тропинка, в сущности, была настоящим подарком для путешественников, и женщина не поленилась, проходя, обрубить особо отросшие за предыдущий сезон ветки. Говорят, что в старые времена воров иногда казнили, скидывая в заросли приморской колючки. Это считалось лютой казнью, похуже колесования. Тропинку же наверняка прорубили контрабандисты – подлинные хозяева здешних земель, потому что славный город Лорард испокон веков жил контрабандой из Тассельрада и обратно, благо граница пролегала рядом, да мелкой торговлей с поселками, расположенными ниже по реке. Только ленивый не тащил через кордон дешевую шерсть, пеньку и всякую домашнюю мелочь из здешней меди. А уединенный, отгороженный зарослями пляж прекрасно подходил для легких суденышек с двойным дном, курсировавших туда-сюда через призрачную границу.

Со своим появлением на Ахейских островах весна в этом году тянула до последнего. Бесконечные дожди и туманы никак не давали солнцу прогреть тощую бесплодную землю. Мокрый снег срывался почти до конца алсира. И вдруг нежданно подул теплый ветер, распогодилось, море из свинцово-серого стало веселым и синим, а кустарнички офола мгновенно украсились мелкими сиреневыми цветочками. Над камнями заструились струйки пара, как над шкурой овчарки, зашедшей с дождя к теплому очагу. Хрупкая северная весна пробудила островитян от спячки и хандры. Арамидиль – праздник встречи весны отгорел кострами под камышовыми куклами. С ними сгорало все прошлогоднее зло вместе с болезнями и голодом. С ними сгорела и последняя связующая нить между кераганцами и Джасс. На следующий день она покинула остров. Но прежде тщательно убралась в своем домике, оставив своей возможной преемнице и ткацкий станок, и травы, и посуду, уйдя, как привыкла – налегке, не обременяя себя ничем, кроме лишней смены одежды. До берегов Игергарда пришлось добираться в два приема. Сначала купеческая шикка доставила Джасс на Медные острова, а уж после она напросилась к капитану-пройдохе, на чью тикку охотилась половина игергардских пограничников. Более бандитской команды Джасс видеть не доводилось и в бытность свою подручной Дрэгора Банна.

Все-таки она чересчур засиделась на своих одиноких островах, задавшись однажды целью основательно потеряться среди неласкового холодного моря. Видят боги, она старалась изо всех сил, видят боги, то не ее вина, что ничего из попытки не вышло. Чашка с руной «край» раскололась совсем не зря. Она была только самым первым знаком, которых потом было так много, что и не сосчитать. Снились сны, не желающие забываться, гадальные пластинки ложились причудливым образом, заговоры получались необычные, но, самое главное, приносили ветра. В их прихотливых узорах заклинательница погод читала так же ясно, как начальник тайного сыска читает в зашифрованных донесениях агентов. Ветра говорили: «Беги, ибо ты в опасности! Беги и не оглядывайся! Беги, но не пытайся больше прятаться, это не поможет!»

Джасс и сама прекрасно понимала, что любая уловка срабатывает только один раз, а ее преследователи совсем не дураки. Не дураки и не ротозеи, а как раз наоборот – великие и могучие маги. Только тот, кто ничего не смыслит в волшебстве, может верить, что, стоит ему спрятаться получше, замаскироваться понадежнее, исчезнуть из поля зрения друзей и врагов, и уже никто и никогда не сможет выйти на его след. Опасное заблуждение, стоившее жизни многим и многим. Этому Джасс научил Хэйбор, а он знал, о чем говорил. Мир слишком похож на полотно, но не плоское, а объемное, и все в нем взаимосвязано так плотно, что даже травинка, выросшая возле дороги, может повлиять на жизнь проехавшего по ней короля. Что же говорить о том, как влияет на окружающий мир существование человека. Никто не знал, куда направлялся Хэйбор, никто в Храгассе не знал его имени, но спустя столько лет его нашли в захолустном, проклятом всеми богами городишке на самом краю мира. Нашли по тем невидимым следам, которые оставляет на лике мироздания каждая жизнь, будь то жизнь мотылька, или реки, или простого человека, или не простого человека. Насчет себя Джасс даже и не обольщалась. Она лишь пыталась увернуться от цепких рук чужой судьбы.