– И давно вы без света сидите? – поинтересовался Михеев, потирая лоб, расшибленный о незамеченную полку.

– Вчера обрезали, – хмыкнул отец.

Дядя Леня понимающе кивнул, а я непонимающе спросила:

– Кто обрезал? Почему?

– Долгая история, Ника, – вздохнул отец.

Мы сидели на кухне, и пили настоящий сибирский чай, благоухающий добрым десятком таежных трав. Жутко клонило в сон, и голова моя все ниже нависала над плечом Хуана, приводя сидящего напротив Челнокова в состояние тихого бешенства. За несколько минут толкотни в коридоре мне удалось предупредить родителей, дядю Леню и самого кубинца, чтобы при Павле никто не упоминал о нашем с Хуаном близком родстве. Надежда поскорее отделаться от человека, заставившего меня впервые за семь лет вспомнить, что в груди моей бьется нормальное женское сердце, а не кусок брони, крепла с каждой секундой.

– Допивай скорее, Элька, – буркнул старший брат, принявшийся уже за третью пол-литровую кружку. – И поедем в гостиницу. А утром – домой.

– Ну, Па-а-а-ша-а-а… Папки все равно дома нет. И все мои каникулы не будет. Можно я с Никой останусь? – заканючила Эля, входя в образ капризной пятилетней девчонки.

Теперь понятно, почему вредная тетка, проживающая в нашей бывшей квартире, объяснила Эле, где искать выселенных Евсеевых – не вынесла молящего взгляда этих невинных зеленых глаз. Но разжалобить Павла было куда труднее.

– Я сказал – нет! – отрезал он, на секунду становясь точной копией своего отца. – Завтра же мы едем домой.

– Молодой человек, – вмешался отец, вероятно, тоже попавший под Элины чары. – Поверьте, мы будем только рады, если эта милая барышня останется у нас. Я прекрасно понимаю, что вы привыкли совсем к другим жилищным условиям, но одну ночь она уже провела под нашей крышей, так что…

– Дело не в этом. – Павел одарил меня и Хуана испепеляющим взглядом. – Собирайся, Эля.

– О’кей, братишка, – закивала Эля, ставшая подозрительно покорной. – Только сначала выйдем на пять минут.

И прихватив свечу, она с видом заговорщицы увлекла Павла в одну из пустующих комнат. Не успели наши кружки показать дно, а отец с дядей Леней обсудить какие-то медицинские премудрости, как показавшийся в конце коридора огонек возвестил о том, что брат с сестрой возвращаются. На кухне сразу стало в два раза светлее – свет исходил от расплывшегося в блаженной улыбке Элиного лица. Надо же! Уломала-таки братца. Интересно, как она его…

– В этом доме пара метров провода найдется? – как ни в чем не бывало, поинтересовался Павел. – Не привык я как-то без телевизора. Кстати, а телевизор у вас есть?

Телевизор был. Но посмотреть его нам не удалось. Сначала пришлось оказывать первую помощь дернутому током Павлу, успевшему, однако, последним усилием несанкционированно подключиться к воздушке, питающей соседний барак. Затем, ободренные сияньем реанимированных лампочек Ильича, мы с Хуаном устроили небольшую экскурсию по двум жилым комнатам. В одной из них, обставленной в стиле пятидесятых, с панцирными железными кроватями и «лебединым» ковриком, нам и удалось припереть отца к стенке.

– Как ты, папа? – спрашивает Хуан, пристально разглядывая отца при электрическом свете. – Как самочувствие?

– Мама знает? – добавляю я.

На лице отца высвечивается полное непонимание вопроса.

– Вы о чем, детки?

– Как о чем? О твоей болезни, – отвечает Хуан. – Я торопился, как мог.

– Та-а-к. – На лице отца вспыхивают проблески понимания. – А теперь с самого начала, и в подробностях.

– Ты тоже в подробностях, пап, – бурчу я. – Что у вас тут вообще творится?

Поскольку подробности с обеих сторон могли занять немало времени, решено было перенести их изложение за круглый кухонный стол. И вот что у нас получилось.

Примерно год назад отца угораздило возглавить местную общественную организацию «Экологическая вахта». А возглавив, начать непримиримую войну с самым главным человеком нашего региона. Нет, не с губернатором. И не с начальником ФСБ. С Виктором Николаевичем Крешиным – директором известного на всю страну химического комбината, который в наказанье неизвестно за какие грехи был построен у нас еще в далеких 60-х.

С этого момента жизнь моих родителей превратилась в настоящий кошмар. Письма с угрозами и регулярный грязевой душ, который выливали на отца городские СМИ, оказались всего лишь первыми ласточками. Упрямый главврач попал под следствие за получение несуществующей взятки, и был с позором выставлен с работы.

– А оно тебе надо, пап? – Я глубоко вздохнула. – Времена героев-бессребреников и идейных борцов давно прошли… Даже на Кубе. Верно, Хуан? Плюнь ты на все, и живи спокойно. В нашей стране к голосу «зеленых» еще не скоро станут прислушиваться. Это тебе не Англия, где даму, вышедшую прогуляться в норковом манто, тут же оприходуют баллончиком с краской. Маму бы хоть пожалел! Она-то почему должна страдать, пока ты удовлетворяешь свои амбиции?

– Ника! – возмущенное мамино восклицание заставило меня проглотить несколько фраз, которые нашептало мне мое безотцовское детство.

– Амбиции, говоришь? – как ни в чем не бывало, переспросил отец. – Нет, амбиций не было… Патриция, правда, одна была. А в основном самые обыкновенные Дашеньки, Машеньки, Сереженьки и Олежки. Их каждый день приводили родители в мой центр на обследование. И ждали от меня чуда. А я не волшебник! Я – врач. И повидал в жизни всякое. Но не такое. Будь у меня побольше времени и сил, я бы по кирпичику этот комбинат разнес! Голыми руками.

– Ну, зачем голыми руками? Вам Пашка взрывчатку достать поможет, – встряла Эля. И едва сдержала крик после того, как брат от души наступил ей на ногу.

– Взрывчатку… – грустно усмехнулся отец. – На комбинате охрана, как на суперсекретном объекте. У нас так лаборатории, разрабатывающие биологическое оружие не охраняли… Но, думаю, можно и без взрывчатки обойтись. Совсем недавно у нас появился реальный шанс добиться закрытия комбината. Нам бы, как говорится, только день простоять, да ночь продержаться. Я был уверен, что продержусь, но тут появились вы с Хуаном…

– Ты думаешь, Валер, их могут как-то использовать?.. – Дядя Леня выразительно посмотрел на нас.

– Конечно. Иначе, какой смысл посылать Хуану «электронки» от моего имени? С визой ему помогать…

– Да, визу мне сделали быстро… – Задумчиво кивнул Хуан. – Теперь мне кажется – даже слишком быстро. Но как это может повлиять на твою борьбу? Не понимаю…

– Я пока тоже не понимаю.

Отец встал, чтобы подбросить угля в печку. Мама привычным движением смахнула веником угольки, просыпавшиеся на оббитый стальным листом пол. Пламя загудело в трубе, и этот звук ясно дал мне понять – я дома. И никуда отсюда не уйду. Черт! Угораздило же меня вернуться именно в тот момент, когда нашим домом стала эта развалина. И, похоже, надолго.

– Судя по украденным документам, Крешин хочет, чтобы ты задержался здесь, Хуан, – продолжал тем временем отец.

– Он что, международный скандал раздуть хочет? – фыркнул дядя Леня. – Нелепость какая-то… Только внимание ненужное к себе привлечет. «Гринпис» сейчас на коне…

– Все это – гадание на кофейной гуще. – Мама энергичным жестом выплеснула остатки чая на блюдце и, вглядевшись в разбросанные чаинки, покачала головой. – Пойдемте-ка спать. Утро вечера мудренее.

– Точно. Поеду я. – Поднялся Михеев. – Диночка, наверное, уже с ума сходит. Слышите, какая метель разыгралась?

Мы прислушались. За гулом пламени и пением чайника завывания ветра были едва различимы. Но стоило нам вывалиться всей гурьбой в коридор, чтобы проводить дядю Леню, как Хуан восхищенно ахнул:

– Санта Мария! Я даже не думал, что это может быть так…

Эля с братом тоже как завороженные уставились на сварливо скрипящий фонарь, мутным желтым пятном мотающийся в белесой непроглядной тьме. Колючая снежная пыль клубилась в подъезде, делая мучительным каждый вдох.

– А теперь – спать! – снова повторила мама, едва мы переступили порог кухни.