Ивар замолк.
– Кто-нибудь расскажет наконец, что за сплетни распускают обо мне в округе?
Ответом было еще более выразительное молчание, чем то, с которым я решила бороться до начала разговора. Не удивлюсь, если скоро при встрече со мной соседи начнут переходить на другую сторону дороги.
– Я с удовольствием отвез бы тебя на осенний бал, но теперь, после отъезда матушки, у нас нет экипажа, – сказал добродушный Лас, видимо почувствовав, что обстановка становится для меня крайне неуютной.
– Мы же недавно купили еще один экипаж, – оживленно откликнулся Оська.
– Он не покрашен.
– А зачем его красить, он и так в хорошем состоянии? – Оптимизм и энтузиазм хулигана были крайне и крайне подозрительными.
И поскольку на эту его фразу старшие братья ответили молчанием, я уже по выработавшейся привычке сразу после обеда пошла в сарай – проверить, как на самом деле обстоят дела.
Начнем с хороших новостей. Экипаж там действительно стоял – этот факт уже сам по себе оказался достаточно отрадным. Более того, карета была на четырех колесах, не разваливалась от времени и даже (о ужас!) вполне прилично выглядела. Не знаю, с чего Лас вдруг решил, что тут нужна покраска. Черный лак даже по углам еще не успел облупиться.
Я начала обходить имущество по кругу и, достигнув правой дверцы, наконец столкнулась с суровой реальностью. С этой стороны на черном боку красовались яркие золотые буквы «Тимофей и сыновья. Бюро ритуальных услуг», а ниже, помельче, серебряные «Легкий путь на небо». Вот вам яркий пример беспринципной изворотливости моей маменьки: данный экипаж наверняка куплен по до смешного низкой цене.
Значит, не нужно перекрашивать, да? В страшном сне не могло привидеться, чтобы приехать в такой карете на бал да даже просто проехаться по окрестностям.
Около входа кто-то захихикал. Я обернулась и конечно же увидела брызжущие радостью глаза Оськи.
– Доиграешься! Вместе поедем на этом чудном экипаже – будешь знать, – пригрозила я.
– А что тебе не нравится? Вещь в хорошем состоянии. – Мальчишка приблизился ко мне. – Мама так и сказала, когда Ефим вздумал ей возражать.
Насмешник повернулся ко мне спиной, чтобы продемонстрировать, что дверцы экипажа открываются без скрипа. Тут-то я и заметила маленькое пестрое куриное перышко, которое застряло у него в волосах на затылке.
Эх, Оська, Оська, не с той связался. Ты маленький и конечно же не помнишь, кто десять лет назад слыл главным возмутителем спокойствия в округе, а проказы этого возмутителя были иногда настолько великолепны, что обсуждались потом в каждой гостиной. Дамы посмеивались и говорили: «Какой прелестный ребенок, такая сообразительность». Нет, сама я лично никогда ничего подобного не слышала. Но надеюсь, они говорили именно так, а не сочувствовали моей матушке, вздыхая, что ей приходится воспитывать ужасную егозу. Ладно, не буду отвлекаться, а то еще не успею.
Я порылась в одном из нераспакованных чемоданов и извлекла изящную бутылочку с длинным горлышком, обернутую для сохранности в несколько слоев бумаги. Откупорила и тут же перелила половину содержимого в вазочку для цветов на прикроватном столике. Да простит меня столичный парфюмер.
Так, теперь экспедиция на кухню: надеюсь, там окажется то, что мне надо. Я долго стояла перед открытым сервантом, мучимая нелегким выбором между вареньем из жимолости и смородиновым сиропом. Потом все же решила, что ягоды будут выглядеть подозрительно, и выбрала сироп. Открыла банку и с помощью воронки перелила больше трети ее содержимого в свою бутыль, а затем хорошенько взболтала, чтобы жидкости внутри перемешались. Понюхала – сойдет. Вареньем, конечно, отдает, но не так чтобы слишком.
Последний решающий этап: прокрасться в общую ванну и поставить бутылек на видное место. Никогда еще так не радовалась тому, что размер комнат в нашем доме не позволяет каждому принимать водные процедуры у себя и поэтому для них отвели отдельный чуланчик. Но хоть раз это неудобство должно было сослужить мне службу.
На пороге я неожиданно столкнулась с Оськой, но вовремя собралась с мыслями.
– Смотри у меня, – погрозила пальцем. – Не вздумай лить мою пену от столичного парфюмера в свою ванну, я, между прочим, отдала за нее целый лад.
Оська сделал большие невинные глаза и проскользнул мимо меня внутрь.
И ведь нальет. И немало нальет, потому что разбавленная вдвое пена будет плохо пениться. Я села на подоконник в коридоре и стала ждать окончания его купания. Ждать придется долго: Оська у нас как лягушонок, силком из воды не вытащишь, но ради такого торжества я подожду.
Через полчаса за дверью послышались возмущенные восклицания, и я поняла, что мои труды увенчались успехом. Еще через пять минут наружу выскочил наспех одетый Оська и, увидев меня, сразу закричал:
– Как ты могла?! Это нечестно! – Он указывал на меня пальцем в сине-сиреневых разводах и смешно корчил такую же сине-сиреневую мордочку. – Даже больше тебе скажу, это… это… это подло! Вот!
Эх, не думала, что он в воду вместе с лицом погружаться будет. Но, судя по всему, смородина у нас уродилась на славу.
– А запустить курицу ко мне в комнату – это, значит, милый комплимент сестре? – спокойно спросила я.
– Какую еще курицу? С чего ты взяла, что это я?
– От перьев надо было лучше почиститься.
Он на секунду замолк, затем поморщился и снова осмотрел свою приобретшую новый оттенок кожу:
– Как же я на улицу выйду?
– У меня есть мыло, которое сможет это отмыть. – Придворные дамы «шутили» над своими соперницами так, что мне с моим сиропом впору быть канонизированной, но, к счастью, в ближайшей к дворцу дешевой лавке бакалейщика продавалось ядреное мыло, способное справиться не только с ягодным соком, но и с синькой.
Оська с надеждой поднял на меня свои невыносимо выразительные глаза.
– Я тебе его дам, если ты мне пообещаешь слушаться…
– Обещаю! – поспешно крикнул он.
– …и в наказание за курицу закрасишь надпись на дверце нового экипажа, – продолжила я.
– Угу, угу, где мыло-то? – Мальчишка в нетерпении подергал меня за рукав.
Вы бы поверили? Я – нет, но мыло все же отдала. Прилагательное «ядреное» использовалось к нему не для красного словца – этот химический брусочек драл кожу так, что умываться им можно было только в очень сложных обстоятельствах и под беспрестанное оханье. Откуда я это знала? Ой и не спрашивайте.
Я уже собиралась потушить свечу и лечь в постель, когда из коридора послышались подозрительные шорохи и звуки. Если это снова чудит кто-то из братьев – выставлю из дома! Ночь, проведенная на конюшне, заставит хулигана ценить тепло, а заодно меблированность и приятный запах родного жилища. Я осторожно приоткрыла дверь: на другой стороне коридора так же неожиданно приоткрылась противоположная дверь, и в проеме показалось пятнистое лицо, подсвеченное снизу пламенем свечи. От неожиданности мне примерещилось невесть что, и я отпрыгнула от двери, прижимая свободную руку к позорно колотящемуся сердцу. К счастью, разум тут же оценил ситуацию и взял бразды правления:
– Оська, ты чего не спишь? Опять очередную пакость затеял? Ты бы краску для начала с лица как следует свел, а то нянька завтра по утру увидит, начнет рыбьим жиром отпаивать.
Пятнистая физиономия перекосилась в гримасе отвращения:
– Да не пакощу я, больно надо. Пока отмывался, Ерем куда-то пропал.
Вот это уже нехорошо: каким бы смышленым ни был младшенький, никто еще не отменял нашего долга приглядывать за ним.
– Пойдем внизу посмотрим, может, он на кухню залез, – предположила я.
– В отличие от некоторых Ерем не имеет привычки уничтожать запасы колбасы по ночам.
– Так, может, как некоторые, хомячит варенье прямо из банки.
Несколько секунд мы поперебрасывались призывающими к дальнейшей словесной дуэли взглядами, но потом как-то вместе решили, что в данной ситуации это глупо, и, скрипя половицами, двинулись вниз.