Нет-нет, игра с марионеткой мне явно не удавалась. Я решительно положила руки на крышку стола – жест волевой, но весь эффект портили кружевные перчатки.

– Господин Клаус, нам хорошо известно, что ни у одного фермера в нашей округе не было такой урожайности мари, как та, которую вы указали в контракте. И вы не можете не знать об этом. Понимаете, что это означает?

– Нет, просветите меня, если не трудно, – холодно и насмешливо улыбнулся промышленник. Его партнер глядел более дружелюбно, но тоже ухмылялся в усы.

– Мы можем обвинить вас в мошенничестве, – продолжила я.

Ожидаемого эффекта не последовало. Не к добру.

Господин Клаус положил руки на стол, сцепил их в замок и немного подался вперед:

– Я скажу вам, что это означает. Это означает, что прежде чем выдвигать обвинение честному человеку, необходимо хорошо проверить свою информацию. – Я открыла рот, но он поднял руку, предвосхищая поток слов. – Поверьте, у меня есть поставщик, который добивается даже большей урожайности, чем та, которая указана в вашем договоре.

Я проглотила его слова как горькую микстуру:

– Надеюсь, вы можете назвать его имя?

– Отчего же нет, это коллективное хозяйство катонских переселенцев.

Я недоуменно подняла брови. Не слышала о таком. Посмотрела на Ласа – но помощи от него не было никакой.

– Они находятся к югу от Кладезя, – пояснил фабрикант, видя мое замешательство. – Если необходимо, я могу предоставить документацию, которую показывал вашей матушке.

Поражение было полным и безоговорочным. Никогда еще не чувствовала себя такой идиоткой, как сейчас. Последней каплей стал вопрос господина Клауса – а знают ли наши родители о том, что мы пришли к нему с такими претензиями (тут смутился даже Лас). Теперь-то я прекрасно понимала, что с этим человеком нельзя быть слишком самонадеянной. Оставалось только вырастить этот треклятый урожай!

Уж будьте уверены, я приложу к этому все свои усилия, а также все усилия Ласа, хочет он того или нет!

Выйдя из конторы господина Клауса, я завернула за нагромождения каких-то тюков и остановилась на секунду, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Брат застыл рядом и смотрел сочувственно, будто мои проблемы не являлись и его проблемами тоже.

Из-за тюков раздался смеющийся незнакомый голос:

– Совершенно дикая девчонка! Я думал, она вконец запинает парня и нам придется скидываться ему на венок.

– Лучше приберечь денежки на валерьянку для бедняги, который когда-нибудь по глупости захочет стать ее мужем. – Язвительный голос господина Клауса я узнала без труда.

– Прямо так и сказал? – Алисия едва не поперхнулась чаем, который мы пили вприкуску с обсуждением последних событий, воспользовавшись отсутствием ее родителей. – И что ты сделала? Надо было дать ему пощечину! А Лас вызвал его на дуэль?

Кажется, мою подругу гораздо больше беспокоило мнение господина Клауса о моей персоне, высказанное в язвительном тоне, чем невыполнимые условия заключенного с ним договора.

– Стоп-стоп-стоп. Ты явно перечитала любовных романов. Я не пылкая героиня, Лас не рыцарь-защитник чести. К тому же мы подслушали разговор (пусть и случайно), а это не та ситуация, в которой можно выскочить перед носом обидчика с криком: «Как вы смеете, подлец!»

– И что ты собираешься делать?

– Ничего.

– Подобное оскорбление нельзя забыть! – Алисия с таким ожесточением сломала в руках сушку, что один из ее кусков нырнул ко мне в чашку.

– Я верю, что ты будешь мстить за меня жестоко и беспощадно. – Отчаянного ныряльщика пришлось осторожно выловить ложкой.

– Николетта, побудь хоть немного серьезной! Ты должна что-нибудь предпринять! Знаю! Вынудим его сделать тебе предложение, и ты его отвергнешь! Так и скажешь: «Еще недавно ваше мнение обо мне было настолько ужасным, что, памятуя о нем, я просто не могу стать вашей женой». – Глаза подруги горели экстазом. В своем воображении она уже поставила этот безумный спектакль. – Не правда ли, красиво звучит?

Я забулькала, безуспешно стараясь сдержать смех:

– И после этого ты меня призываешь к серьезности?

– Не смейся!

– Ну как же не смеяться, если ты противоречишь любой логике? С чего бы господин Клаус стал делать предложение? Ты слышала, какого он обо мне мнения?

– Я тебя научу, как его заставить.

– Боюсь, твои уловки мне не подойдут. К тому же это безнравственно – пытаться играть чувствами человека. У меня сейчас совершенно другие заботы.

– И почему именно ты обязана так печься о вашем имении?

– А потому, что, если вдруг мне суждено остаться старой девой, я вынуждена буду жить у своего брата, и в таком случае хотелось бы жить в довольстве и комфорте.

– Как всегда, расчетлива.

– Меня волнует другое: почему Лас так же не хочет жить в довольстве и комфорте?

– Просто у него отсутствует мотивация, – пожала плечами Алисия. – Он обеспечен всем, что нужно.

Значит, ему должно требоваться больше. У меня в голове возникла шальная идея:

– Я знаю, как создать у него мотивацию! Он сделает тебе предложение, а твоя матушка, как всегда прямолинейно и без церемоний, скажет ему, что он слишком беден, чтобы надеяться на успех!

Теперь уже забулькала чаем Алисия:

– Но разве кое-кто пять минут назад не говорил, что безнравственно играть чужими чувствами? К тому же в данном случае речь идет о чувствах родного брата!

– Он же не щадит моих чувств, когда я переживаю за его будущее и будущее его наследства! Ну Алисия, ну, пожалуйста, тебе и надо-то всего лишь улыбаться ему чуть чаще.

– И как я умудрилась завести столь бессердечную подругу? – Алисия сощурила красивые глазки. – Но учти, мне нужен равноценный обмен: я улыбаюсь Ласу, а ты улыбаешься господину Клаусу.

На следующий день я оделась попроще, под тоскливо-голодный взгляд Оськи набрала в корзинку столичных конфет на гостинцы и отправилась покорять прилегающие фермерские просторы. Покорять предполагалось с помощью мелких подарков и скромного личного обаяния – другим оружием я не располагала. В общем, успех мероприятия был крайне сомнителен.

Начинать следовало с не очень добрых, но все же знакомых, на полях которых работали (отбывали наказание) родственники. Фермера, которому я отдала на растерзание Ефима, звали Станом. Он был очень высок, крепок и явно не рад моему появлению.

Общую недоброжелательную атмосферу усугубляли упрямая коза, которую фермер вытаскивал за веревку из сарая, а также печальная фигура Ефима на горизонте, обессилено повисшая на черенке лопаты и гипнотизировавшая картошку взглядом – видимо, в надежде, что когда-нибудь та выкопается сама. Господин Стан оказался на редкость изобретательным и здравомыслящим человеком, не отправил моего брата на общее поле, а заставил вкалывать на небольшом, но самом сложном участке, окруженном кустарниками и плодовыми деревьями.

– Вы не вовремя. – Фермер озвучил очевидное, а коза подтвердила сказанное противным блеяньем.

– Простите, но я только хотела с вами побеседовать. Может, я вам помогу? – дружелюбие и еще раз дружелюбие – больше крыть мне все равно было нечем.

– Бе-э-э!

При этом заявлении у господина Стана, похоже, начался нервный тик. Но когда его взгляд упал на зависшего над корнеплодами Ефима, душераздирающее зрелище, видимо, напомнило ему о том, что у нас вся семейка с приветом.

– Бе-э-э!!

– Держите козу, – протащив упирающееся животное на метр вперед, он вручил мне веревку.

– Бе-э-э?

Когда я говорила о помощи, то имела в виду, что могу принести что-нибудь, сбегать за батраками или дать бесполезный совет. При идеальном стечении обстоятельств собеседник должен был от моей помощи отказаться, испытав при этом прилив горячей благодарности. Ведь главное что? Конечно же благородный порыв!