Вопрос:

— Каких черт и убеждений, необходимых атомщикам, нет у современных молодых специалистов? Какие навыки, умения, качества им придется приобрести, когда начнется восстановление Минсредмаша?

Разработчик компьютерных игр, 26 лет:

— Как мне кажется, в первую очередь они, современные молодые специалисты, стали жертвой снижения уровня образования, связанного с "выпадением" моего поколения. Причиной тому образовавшийся возрастной провал, когда попросту нет людей, которые были бы с точки зрения учащегося молодого человека авторитетны, но не авторитарны — в силу упомянутых возрастных различий. И разумеется, у сегодняшних молодых нет никакого опыта руководства разновозрастным коллективом, а специалистов среднего звена у старшего поколения может и не хватить для реализации программы восстановления Минсредмаша. Возможно, вообще имела бы смысл программа по возвращению не слишком далеко отошедших "в сторону" физиков 1990-х, многие из которых тот самый опыт управленческих решений и инженерного руководства получили — а знания можно и восстановить.

Студентка, филолог, 18 лет:

— Наше поколение в большинстве своем чувствует, ощущает, но не думает. Причем чувства даже не собственные, а сублимированные какие-то, навязанные информационным пространством. И это навязывание не рефлектируется — моими друзьями, например. Может быть, это из-за доступности секса, нам ничего сублимировать не надо, тут и падает "рамка" познания. Я думаю только вместе с кем-то из старших. В моей среде это не востребовано.

Поколение наше не имеет цели, все вроде бы хотят "зашибать бабки" — и все. Известность, кстати, тоже не нужна, были бы деньги. Но непонятно, зачем "им" это? На норковой шубе фантазия у моих подруг кончается. При этом некоторые считают себя интересными личностями и полагают, что никто не знает, о чем они действительно думают. Точно не знают, потому как они ни о чем не думают.

Есть индивидуумы с таким, с "нестандартно обкуренным" мышлением. Новые лишние люди… одна девушка из Сети на всех. Эти полтора процента круче предыдущих. Но чего делать — пока не знают, а некую "свою магию" уже осознают. Раньше этого рефлектировать не умели. А нынче магия — важна. Она вместо всего: вместо деятельности, вместо любви, вместо развития.

Спрятанный реактор внутри каждого человека. И не смешно это совсем…

Включаем видео, интервью с Львом Дмитриевичем Рябевым, министром среднего машиностроения СССР с 1986 по 1989 год:

Вопрос:

— Как бы Вы охарактеризовали то поколение атомщиков-средмашевцев, к которым себя относите? Каковы характерные черты этих людей? Что такое "средмашевский дух"?

Л. Рябев:

— Разговор, конечно, не обо мне, а о тех людях, которые во время Чернобыльской аварии взяли основную тяжесть на себя. С той огромной и опасной работой, которая была выполнена в сжатые сроки, я не думаю, что, кроме средмашевцев, мог кто-нибудь справиться. Во-первых, это было одно из самых дисциплинированных ведомств. Во-вторых, оно имело богатый опыт работы с радиацией, с ядерными установками и ликвидацией аварий, которые, к сожалению, за десятилетия работы Средмаша случались. Средмаш обладал всем комплексом организаций и подразделений для такой работы. В Чернобыле были и ученые-физики, которые глубоко разбирались в этих вопросах, и прибористы, и наши строители, монтажники, которые могли выполнить эту работу. В этом плане Минсредмаш являлся уникальной структурой, которая в основном взяла на себя всю тяжесть и ответственность за ликвидацию Чернобыля. Хотя после события Минсредмаш не раз подвергался критике: ведь именно на реакторе, спроектированном в Средмаше, проявились определенные конструктивные недостатки, приведшие к катастрофе. Но при тех нарушениях системы безопасности, которые были допущены, — авария была неизбежна. И в этом плане первооснова всего — это ответственность и нормальная работа тех людей, которым поручена грозная техника. Ядерные реакторы и сегодня, и завтра, как бы они ни совершенствовалась, остаются потенциально опасным объектом. Это должны понимать все, кто работает с реакторами.

Конечно, последовали грозные выводы, которые звучали на Политбюро при рассмотрении этих вопросов, были освобождены от должности ряд руководителей, в том числе в Средмаше. Это были тяжелые времена для всех атомщиков. Откровенно говоря, часть людей, которые взяли на себя основной удар, вряд ли так должны быть оценены. Например, для Анатолия Петровича Александрова это буквально была личная трагедия, так он переживал. Хотя он сделал все возможное, все, что от него зависело, чтобы разобраться в причинах происшедшего и предпринять необходимые шаги, которые бы повысили безопасность атомных станций, и избежать чего-то подобного в дальнейшем даже при отклонениях от норм эксплуатации.

(…) Обстановка была все время очень серьезная. Постоянно было давление сверху, разгоны исходили из разных инстанций. Но больше всего нас угнетала неясность во многих ситуациях.

В ликвидации участвовали разные силы, но приблизительно с середины мая главный удар принял на себя Средмаш. Сама Чернобыльская станция принадлежала Минэнерго. Казалось бы, в первую очередь их работники должны были предпринимать все необходимые шаги и ликвидировать последствия аварии. Но руководители Минэнерго, начиная с министра Майорца, говорили, что они в вопросах, касающихся радиации, не разбираются. Хотя Минэнерго располагало более мощным строительно-монтажным комплексом, чем Минсредмаш, с точки зрения выполняемых объемов. Но им удалось уйти от работ, связанных с созданием укрытия. И все это было поручено Минсредмашу.

Помню, как в середине мая приехали руководители Минсредмаша во главе с Ефимом Павловичем Славским, который знал, что такое ликвидация радиационной аварии. Приехал Александр Николаевич Усанов — заместитель Славского, и с этого периода началась активная работа по проектированию укрытия, а затем с середины лета — по его возведению. Фактически были привлечены все строительно-монтажные организации Минсредмаша. В Чернобыле была организована колоссальная строительная база, организован транспорт, и все работали как на конвейере. Достаточно сказать, что в отдельные дни, точнее в сутки, укладывали до 10 тысяч кубометров бетона!!! Такой объем даже трудно вообразить. А делалось все это в условиях гигантских облучений!!! Были, конечно, комбинезоны, медицинское наблюдение. Но работа была тяжелейшая. И не случайно, что многих людей, кто там трудился, сегодня уже нет среди нас. Нет людей, с которыми я работал — Александра Николаевича Усанова, Юрия Сергеевича Крашенинникова, Курносова, монтажника Быкова и многих других.

Само укрытие было возведено в сверхсжатые сроки и в конце октября было принято межведомственной комиссией во главе с Лукониным. Было создано министерство Минатомэнерго, которому были переданы в эксплуатацию атомные станции.

Укрытие было рассчитано на 20 лет. Вот прошло уже 20 лет. Сегодня иногда раздаются критические голоса, но я хотел бы посмотреть на этих людей — что бы они могли сделать в тех условиях, в каких работали наши строители, монтажники, проектировщики, — в условиях незнания, огромных радиационных полей, страшного нажима сверху? Поэтому то, что было сделано в 1986 году для ликвидации аварии, заслуживает всемерной благодарности, памяти и высокой оценки.

Студентка, филолог 18 лет:

— Знаете, чем они отличаются от нас? Они не рассказывают, какие бывают люди, они рассказывают, кто и как действовал, что решал и что получилось. В этом поколении было модно работать и думать. Они смотрят на нас и в ужас приходят, от того, как мы вылетаем из институтов, можем не работать годами, крутиться так, продавать что-то или рекламировать. Раньше я думала, что они нас ненавидят, а теперь понимаю: они за нас боятся, что мы не справимся ни с собой, ни с техникой, ни с врагами…