Ага, прям я тебе все и доложила.

– За меня не переживай – я найду, чем удивить. Ты попросту изреки требуемое, и попрощаемся. Или тебе все-таки неймется испытать незабываемые ощущения сексуального домогательства? Уверяю тебя, фантазия у меня буйная и далеко продвинутая, как ты уже мог догадаться, так что дело твое…

– Дорсет, – Кондрад прервал мой пламенный монолог.

– Ну и чудненько. – Я слезла с «насеста» и уже направилась к окну.

Но меня остановили следующей фразой:

– Тебе это ничего не даст, без бумаги с моей подписью слово не сработает.

Вот же гад, информацию в час по чайной ложке выдает:

– Спасибо за предупреждение. Что хочешь за подпись?

Ну сколько можно на меня пялиться? Терпение – это такая штука, которая всегда в дефиците, и я к этому кризисному моменту все ближе и ближе.

В комнате повисла затянувшаяся тишина, во время которой мы втроем усиленно мучили мозги, по разным поводам, разумеется. Я искала возможность добиться вожделенной бумажки, Иалона сопела в две дырки, изыскивая способы отмщения, а Кондрад, очевидно, просчитывал варианты – у него в голове статистический калькулятор щелкал и в глазах мелькали циферки. Время неумолимо пинало меня в пятую точку, и, грозно сдвинув брови, я осведомилась:

– Твое решение?

Снизу зашлась в хохоте принцесса; она сообщила мне, икая:

– Сейчас он выберет кандалы и рабский ошейник, благо половина экипировки уже на нем.

Я тоже хихикнула, слишком уж мой вопрос напоминал брачные притязания нашего Властелина железных колец. В зеленых глазах неоном замигал знак вопроса, и, с трудом приняв солидный вид, поделилась:

– Внутренняя конфронтация. Подпись будет?

На полном серьезе он взялся учить меня жизни:

– Ты совершаешь большую ошибку…

– На ошибках учатся…

– А после ошибок лечатся! – закончил за меня герой не моего романа.

– Я пропиталась народной мудростью до самого низа, вернемся к глупостям. Ты дашь бумажку, или будем по-плохому… – Если б он только знал, сколько всего можно совершенно случайно и совсем не желая того найти в недрах Всемирной паутины, он бы меня уже два часа боялся.

– Думаю, ровно через час после побега ты вернешься сюда в мое полное распоряжение, поэтому не вижу препятствий сделать даме услугу за маленькое, но приятное вознаграждение.

Надеяться никому не вредно. Поверь, мой сладкий, я вывернусь наизнанку, но тебе постараюсь не попасться. Впрочем, свое мнение придержу-ка я покуда при себе.

– И какое это «маленькое» условие? – подозрительно сощурившись, полюбопытствовала.

Меня наградили невинным взглядом белого агнца. А я, овца, так и поверила… волку в овечьей шкуре.

– Всего-навсего твой поцелуй.

Уговорил, шалун. Я согласная! Только вот кроме меня тут обретается еще одна личность со слабым желудком.

– Принцесса сообщает, что ее может стошнить, – перевела рвотные позывы Иалоны на понятный язык.

– При чем здесь принцесса? Я говорю о твоем поцелуе, Илона, – нахально заявил невозможный, невоспитанный, но такой очаровательный тип.

Выпятив нижнюю губу в задумчивости и набивая себе цену, я выдвинула встречное условие:

– После того, как подпишешь пропуск.

– Согласен, – довольный волчий оскал.

– У, змей-искуситель.

– Иалона, мигом вылезла и рванула строчить этот чертов пропуск.

Слава богу, дело сдвинулось с мертвой точки, авось успею к часу Х. По своим личным наблюдениям и рассказам папы-военного я знала, что за пару часов до рассвета внимание караульных сильно падает, к тому же полумрак и неожиданность. Существовала и дополнительная причина – мне не улыбалось болтаться по городу дольше, чем необходимо, но без одежды и транспортного средства снаружи делать было нечего.

Сотельница усердно скрипела пером по бумаге, выводя местные иероглифы, а я, изнывая в ожидании, старалась выбросить из мыслей красавчика. Пути Господни неисповедимы, но искренне уповала не свидеться больше. Ну и зачем врать? Хочу я увидеться. Правда. Но и домой хочу тоже. Взвесив два хотения, убеждаюсь, что дом с отрывом победил: два – один. Вот и славно.

– Иалона, ты что, доклад сочиняешь?

– Да нет, стараюсь предусмотреть все сюрпризы.

– Умница, хоть какая-то польза от монаршего образования отыскалась.

Дождавшись, когда принцесса поставит последнюю точку, я потеснила ее высочество, схватила лист, помахав им для быстрой сушки чернил, и пошла к пленнику, прихватив допотопное приспособление для письма, именуемое гусиным пером. На подступах меня проинформировали:

– Прежде чем поставлю подпись, я хочу знать, что именно подписываю. Подержи лист, пока я не прочитаю.

Делать нечего, пришлось поработать пюпитром. Да в курсе я, что это подставка для нот, но слово уж больно звучное и красивое. По мере прочтения выражение лица Кондрада менялось от спокойного до крайне удивленного. Наконец, подняв на меня глаза, он спросил:

– Скажи, а пункт одиннадцать «вспомоществование в изъятии крупного домашнего скота» ты серьезно предполагаешь использовать?

Удружила ты мне, принцесса, нечего сказать. Я состроила невозмутимую физиономию:

– А то! Я, может, себе нормальной житухи не мыслю, пока всех окрестных козлов и баранов не экспроприирую. И не надо предлагать мне помощь психиатра, всяк по-своему с ума сходит. У тебя свой экстрим, у меня свой. Подписывай, я выполню условие и разбежимся. Харэ ржать! Возьми себя в руки!

– Я не могу, они у меня прикованы, – выдавил Кондрад на полувсхлипе. – Ты все так замечательно объяснила, что я даже не буду интересоваться, на кой ляд тебе нужны «средства передвижения о четырех ногах или колесах, шелковое постельное белье и золотые столовые приборы».

Заставь дурака Богу молиться, весь лоб расшибет.

– А чтоб было! Для пущей важности!

– В этом случае я попросту обязан удовлетворить просьбу дамы. Давай перо.

Я вложила в его пальцы требуемый предмет и поддержала бумагу, пока он ставил росчерк.

– Спасибо, премного благодарна! – раскланялась вежливая беглянка, запихивая вожделенный пропуск в надежный «тайник». Благо места там хватало. Подоспело время выполнения моей стороны договора. Все бы ничего, неудобство заключалось в его позе. Вариантов было два: или усесться на мужчину верхом, что меня не устраивало в силу двусмысленности положения, или устроиться рядом. Из двух зол выбирают меньшее. Я залезла на кровать, зажала между ладошками его лицо и наклонилась к губам. Планируемый мной легкий поцелуй перерос в затяжной и глубокий. Раньше доводилось слышать про «сладкий поцелуй», но мне тогда было смешно до колик. Это же не конфета или пирожное; приятно, не более того.

Моя ошибка. Сейчас я чувствовала сладость и, только собрав силу воли в кулак, смогла принудить себя оторваться от его губ. Почему все, что есть хорошего в жизни, либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению? Сфокусировавшись и проморгавшись, я увидела самодовольную усмешку, от которой меня словно ледяным душем окатило. Суперотрезвляющее средство!

Не говоря ни слова, я спрыгнула с постели и принялась закреплять скрученную из простыней веревку к одному из четырех столбов по углам ложа, предназначенных для поддержки балдахина. Зафиксировав ее специальным узлом «булинь» и укрепив «контролькой», я подергала и повисела, проверяя на прочность. Результат меня удовлетворил, можно отправляться в путь. Все это время Кондрад с любопытством наблюдал за моими манипуляциями, и только когда я направилась к окну, захватив с собой собранную сумку, до него дошло, как именно я намереваюсь слинять. Он рванулся и заорал:

– Ненормальная, ты что творишь? Убиться надумала? Не дури!

Ах да, чуть не забыла! Я вернулась обратно и уставилась на мужчину, соображая, как половчее провернуть задуманное. Бог с ними, с китайскими церемониями:

– Извини, дорогой, придется завязать тебе рот. Мне необходима фора.

– Я все равно тебя найду и сдержу свое слово! – выпалил обманутый в своих расчетах Властелин, грозно сверкая глазами.