Легко себе представить, с каким зарядом ненависти к немецко-фашистским захватчикам летели мы в район Большой Верейки...
По правую сторону Дона, северо-западнее Воронежа, шел бой: мельтешили огненные залпы артиллерийских орудий, медленно ползли танки, вскидывались на поле сражения султаны земли и дыма; горели посевы, рушились дома, гибли сады, умирали солдаты. Видно было, что ни та, ни другая сторона не одолевали друг друга, хотя и несли большие потери. Это и называлось на языке официальных сообщений "На фронте ничего существенного не произошло".
Пока не было воздушного противника, мы имели возможность осмотреться, оценить обстановку. Но вот на горизонте появилась группа немецких самолетов. Цель у них одна - нанести бомбовый удар по нашим танкам и артиллерии, по красноармейским окопам и траншеям. Если бомбежка будет удачной, немецко-фашистские войска хлынут на восток, к Воронежу, родине Кольцова и Никитина, песенной колыбели нашего народа, центру русского черноземья...
- Атакуем на встречных курсах! - передал я приказ летчикам.
В смешанной группе насчитывалось девять "юнкерсов" и шесть "мессершмиттов". При тройном преимуществе врага от нас требовалась особая осторожность, тем более что атака не носила внезапного характера и мы не имели превосходства в высоте. Выскочив вперед, как хищные акулы за поживой, Ме-109 попытались сорвать наш удар. Но каждый из нас отлично знал свой маневр. Взаимодействуя и прикрывая друг друга, наша пятерка отбивала атаки истребителей и настойчиво пробивалась к бомбовозам. Когда цели распределены, даже в трудной обстановке не нарушается согласованность. Нестеренко, Подколзин и я дрались с "мессерами", а Васько и Александрюк били по "юнкерсам".
Два бомбардировщика загорелись. Их экипажам стало теперь не до бомбометания. Потеряв уверенность в себе, они торопливо сбросили груз на свои войска и со снижением потянули на запад. Два "мессера" тоже вышли из боя, чтобы сопровождать горящих "юнкерсов". Теперь их осталось четыре, превосходство двойное. Это уже легче! Наши пехотинцы, наверное, тоже обрадовались, увидев разрывы бомб в расположении противника.
Через некоторое время повернули на запад и остальные семь "юнкерсов". Но прорваться к ним мы не смогли, поскольку их надежно защищали "мессершмитты".
Памятуя о том, что нашей главной задачей является прикрытие своих наземных войск, мы не стали преследовать врага. Ведь могла появиться другая группа бомбардировщиков. Так оно и случилось. С юго-запада к линии фронта шли два звена "юнкерсов" в сопровождении четырех Ме-109. Набирать высоту для удара сверху было уже поздно. Решил вести группу в лобовую атаку.
- Сомкнуть строй! - подал я команду.
Это требовалось сделать для достижения большей плотности огня. Когда расстояние между нами и вражескими самолетами стало предельно коротким, даже опасным, мы нажали на гашетки пулеметов. Нервы у гитлеровцев не выдержали, они резко свернули с боевого курса: одно звено - вправо, второе - влево. Когда мы развернулись для повторной атаки, заметили, что сзади к нам подходят "мессершмитты". Ну что ж, бой так бой! И в небе закрутилась гигантская карусель.
Немецкие летчики оказались довольно опытными, однако и среди нас не было зеленых юнцов. Погонявшись друг за другом, мы разошлись в разные стороны. Встретимся еще, померимся силами!
Возвращаясь в Телегино, я думал о том, что мы, пятеро советских летчиков, не смогли бы противостоять многократно превосходившему нас противнику без сплоченности, взаимной выручки, четкого взаимодействия. Каждый из нас был щитом для друга и мечом для врага. Анализировал я и тактику немецких истребителей. Активность они проявляли тогда, когда кто-нибудь из нас допускал ошибку и нарушалась слаженность в наших действиях. Хорошо, что мы быстро устраняли всякие шероховатости, в противном случае результаты этих двух схваток оказались бы иными.
На подходе к Ельцу, а точнее километрах в тридцати - двадцатипяти южнее города, мы обнаружили вражеский самолет Хе-126. Он шел встречным курсом на высоте около 1300 метров. Что делал лазутчик в нашем тылу - бомбил или фотографировал какой-либо важный объект? С какой бы целью он ни летал, уйти от нас не должен. Решено! На моем месте так поступил бы любой командир.
Летчик, пилотировавший Хе-126, перевел машину в набор высоты. Я понял его маневр: хочет добраться до облаков, скрыться и уйти от нас. До нижней кромки ему оставалось уже не более шестисот метров. Тогда я приказал звену Нестеренко отрезать противнику путь.
- Вас понял, - отозвался по радио Алексей и устремился на перехват "хеншеля".
Звено успешно справилось с поставленной задачей - заградительным огнем отсекло немецкому самолету путь к облакам. А мы с Александрюком, настигнув "хеншеля" над населенным пунктом Долгоруково, заставили его развернуться на 180 градусов и следовать на наш аэродром. Мы зажали его в огненные клещи, не позволяли развернуться ни влево, ни вправо.
Словно щука в сети, метался Хе-126, пытаясь вырваться из плена, однако всякий раз перед носом у него появлялась огненная трасса. Так мы вели его около пятнадцати километров, пока окончательно не прижали к земле. Убрав газ, вражеский летчик посадил машину на зеленое поле, прилегающее к оврагу. Мы видели сверху, как экипаж разведчика покинул машину и кинулся в укрытие. Короткими пулеметными очередями заставили бегущих залечь. А к ним уже спешили местные жители с граблями и вилами, мчался по дороге грузовик с красноармейцами. Участь экипажа Хе-126 была решена: война для него кончилась под Ельцом.
Не знаю, чем объяснить, но Георгий Подколзин решил уничтожить вражеский самолет. Он круто бросил свою машину вниз, но, видимо, не рассчитал и на выходе из пике зацепил левой плоскостью за крыло "хеншеля". Это произошло так неожиданно и быстро, что мою команду по радио о прекращении атаки Георгий уже не услышал...
Нелепая случайная смерть Подколзина опечалила полк. Землю, где жила в оккупации мать Георгия, мы освобождали уже без него...
В целях предотвращения таких неоправданных потерь командование части организовало на специальной площадке, неподалеку от аэродрома, тренировку летчиков в стрельбе по наземным целям. Руководитель полетов по радио своевременно напоминал истребителям, какой должен быть угол пикирования, в какой момент начинать вывод машины из пике. Тренировки закончили после того, как все без исключения летчики хорошо научились стрелять по наземным целям.
Глава пятая.
Орловское небо
К середине августа 1942 года закончились оборонительные бои войск Брянского, Юго-Западного и Воронежского фронтов против наступавших немецко-фашистских армий. Подвижные части противника заняли западную часть Воронежа. Линия фронта сначала стабилизировалась на рубеже Коротыш, Крещенка и далее, от Воронежа до Коротояка, по донскому берегу. Затем враг протаранил нашу оборону, и нам пришлось отойти на верхнее и среднее течение Дона.
Следует отметить, что советские войска оборонялись активно, на отдельных участках переходили даже в контрнаступление. Так, 17 августа части 6-й армии Воронежского фронта форсировали реку и на правобережье, севернее Коротояка, захватили плацдарм. Испытывая постоянное давление с нашей стороны, противник боялся снимать отсюда свои войска для переброски под Сталинград и на Кавказ, где шли жаркие сражения.
Летчики, техники и младшие специалисты 171-го истребительного авиационного полка с обостренным вниманием следили за сообщениями печати и радио о событиях на главных фронтах. Впрочем, нас радовал каждый успех советских войск и огорчала любая их неудача. Ведь война всюду громыхала на родной земле.
Я и мои однополчане, являясь, по существу, рядовыми воздушными бойцами, многого, конечно, не знали. Мы были хорошо осведомлены о действиях своей части, имели представление о событиях дивизионного масштаба. А обо всем, что находилось за пределами нашего личного участия, мы знали столько же, сколько было известно каждому воину Красной Армии.
