Обеспокоенная странным поведением Леся пополудни и вечером, Касенька проснулась ночью и, обнаружив отсутствие мужа, решила поискать его. Заглянула в другую комнату, в ванную и, наконец, на кухню: он сидел на стуле — брюки измазаны какой-то клейкой белой жидкостью, в лице отчаяние и ужас, дикий взгляд устремлен на дверцу холодильника.
Вконец встревоженная Касенька решила на всякий случай обуздать свои финансовые претензии…
Утро следующего дня определенно стало самым роковым в жизни Леся. В виду ядовитости сокрытого в морозильнике деликатеса ни в коем случае нельзя было допустить жену или ребенка к этому холодильнику, ныне зловещему. Лесь беспрерывно вскакивал, доставал из холодильника то масло, то ветчину, то снова убирал разные продукты. Он до последнего затянул уход на работу, изводясь подоплекой своей медлительности и одновременно предвкушаяk очередное опоздание. Наконец, выбежал из дому вместе с женой, порываясь вообще отобрать у нее ключи от квартиры, схватил такси до работы и прямо в дверях столкнулся со своим завом, которому долго и сложно объяснял, как у него сломался набитый ветчиной холодильник и как починка сего агрегата чрезвычайно затянулась. Добрался он до своего стола бледный, измотанный, близкий к помешательству.
— Ну, явился! — набросился на него потерявший терпение Януш. — Куда, черт побери, ты засунул пояснительную записку к общей концепции, которую получил от заказчика на прошлой неделе?
— От какого заказчика? — механически переспросил Лесь, не успевший толком оклематься.
— От жилищного кооператива. Насчет котельной.
— А, этот. В портфеле.
— Ну, так давай, на кой черт таскаешь с собой?! Документ должен быть в деле, я ищу его, как идиот, по всей мастерской!
— Сейчас отдам, не ори…
Раскрыв портфель, Лесь обомлел. Как раз пояснительную записку вместе с другими бумагами он вчера извлек из салатницы и даже не вытер. В портфеле лежала стопка документов, хотя и тоненькая, зато тщательно склеенная растекшимся мороженым. Этот кошмар окончательно добил Леся. Он застыл, напряженно глядя в портфель, бездыханный и бездумный.
— Ну что ты стоишь? — яростно зашипел Януш. Подошел, вырвал у Леся портфель и заглянул.
— О Боже!..
Заинтригованные его изумлением Барбара и Ка ролек вскочили и сунули носы в портфель. Секунду они рассматривали невообразимое «нечто», потом переглянулись…
— Вам смешно, — нахмурился Януш. — А мне что делать? Достань и отмой, ведь это же служебная документация.
— А как отмыть! — простонал Лесь. — Воды-то нету!
— А вы поплюйте, — находчиво посоветовала Барбара.
— А может слизать? — искусительно предложил Каролек.
Лесь в ужасе уставился на него: лизать отраву?!
— Лижи, мой, плюй, делай как знаешь, но приведи бумаги в человеческий вид! Господи Боже, как тебе в голову пришло завернуть мороженое в пояснительную записку?!
Лесь совсем обалдел и потерял голову. Для мытья документации извел две бутылки минералки из ресторана напротив: и впрямь из-за слабого напора на четвертый этаж вода не доходила. Дрожащими руками он разложил мокрые бумаги по всем столам, отрешенно разглядывая расплывшиеся печати. Затем лихорадочно приколол на своей доске кальку: он, мол, занят работой, может, оставят его, наконец, в покое, перестанут лезть с разговорами, и он хоть минуту отдохнет, соберется с мыслями…
— Не рассиживайся, а берись за работу, — ворчал Януш. — Срок интерьера через две недели, тебе же всю колористику делать. И тут еще целая кипа чертежей, думаешь, я один успею? Размечтался! Пошевеливайся-ка давай Христом Богом!
— Ладно, Янушек, не ругайся, — примирительно бормотал Лесь. — Все будет сделано…
В комнате стало тихо, и тишина постепенно умиротворила истерзанную его душу. Благословенный покой низошел на Леся, и он начал даже различать лежащие перед ним чертежи. Глубоко вздохнул, закурил, взял карандаш…
И вдруг словно громовой удар: ведь он здесь для того, чтобы… Меч судьбы со свистом рассек служебную идиллию. Его страдания и этот кошмар — так себе шуточки, самое страшное, неотвратимое еще впереди!
Лесь прямо окаменел от ужасной констатации: ведь отравительские намерения вовсе не приведены в исполнение. Отравленное мороженое в холодильнике отнюдь не решает проблемы. Препарат надо извлечь, привезти, накормить им кадровичку… Любой ценой он должен найти в себе силы на героический поступок. Хочешь не хочешь, надо выполнить задуманное!
Лесевы треволнения до сих пор были чепухой по сравнению с тайфуном, разгулявшимся в его душе при воспоминании об этом его долге. Волосы встали дыбом, перед глазами заплясало страшное видение: кадровичка — крылатая гарпия — протянула когтистые лапы к отравленному мороженому Калипсо. Гарпия клацала челюстями, глаза горели алчным огнем. В голове у Леся все вдруг как-то поехало. Он возомнил себя чем-то вроде Георгия Победоносца, бьющегося с драконом, которому надобно отрубить голову, даже несколько голов, и он должен исполнить это во что бы то ни стало, без колебаний, не заботясь о последствиях! Отрубить голову гарпии мороженым Калипсо!
Через некоторое время дикое смятение в голове несколько улеглось, осталась лишь нервная дрожь. Мифическое видение поблекло. Грядущее свершение, вероятно, будет менее эффектен о, зато куда ужасней. Он отравит кадровичку! Не отступит, просто не имеет права поддаться слабости!..
Да, над ним тяготеет чудовищный фатум: этому нельзя сопротивляться, этого нельзя избежать. Лесь с отчаянной решимостью подумал: чем скорее, тем лучше. Дольше этих пыток не вынесет. Мужественно положил он карандаш, вскочил было со стула, и тут… взгляд его упал на Барбару.
Барбара точила карандаш, наклонившись над корзиной для мусора. Барбару обтягивала блузка с глубоким треугольным вырезом, и очарованный Лесь примагнитился к месту накрепко. Он снова плюхнулся на стул, не отрывая завороженного взгляда от выреза: на истерзанную душу мигом низошел благодатный покой. Преступные замыслы как-то вдруг потускнели.
Барбара выпрямилась, Лесь снова вскочил со стула и снова сел: Барбара принялась точить второй карандаш. Закончила, Лесь вскочил, она взяла третий, и Лесь сел…
— Никак гимнастикой занимаешься? — подозрительно спросил наблюдавший за ним Януш. — Неужто совсем ослабел?
Барбара и Карлек тоже уставились на него, и душа Леся запылала негодованием: «Толстокожие, в сущности, особи, — подумал он раздраженно. — Ну что они понимают?..» Гордость росла и распирала его при мысли о том, сколь недоступно их ограниченным умишкам глубина его печального и мрачного существа. Разве кто-нибудь из них посягнул бы когда-нибудь на преступление?..
— Мне надо кое-куда съездить, скоро вернусь, — сухо объявил он, не снисходя до каких-либо объяснений.
Увлекательное декольте Барбары господствовало в его уме и сердце, вытесняя все остальное и прочее. Пленительная картина так увлекала, что он почти забыл, зачем едет, и лишь зрелище препарированного мороженого в холодильнике снова низвергло его в когти кошмара. Отравленное мороженое Калипсо зловеще заблестело упаковочной фольгой.
Пакет из-под молодого картофеля с шестью пачками отравы жег руки, когда он поднимался по служебной лестнице. На четвертом этаже шаги его замедлились, он прислонился к стене и заглянул в пакет.
Стафилококки… Смертельная отрава, убийственный яд… Славянские воины с криком хватаются за грудь на пиршестве Брунгильды… Бьющаяся в судорогах пани Матильда… Хладный труп на катафалке…
И что, он должен дать отраву женщине? Должен заставить это съесть, должен присутствовать при исчезновении стафилококков в ее пищеводе? Должен ее отравить, вульгарным образом отравить? Ни за что!!!
Испарина выступила у Леся на лбу. Возмущение, протест рвали его на части. Убить кадровичку… Как это должен? И вообще, кто сказал, должен?! Вовсе не должен — убивает, ибо такова его воля! А если не воля, так и не станет убивать! У него есть свобода выбора, вот сейчас войдет нахально в ее комнату, поклонится, предложит соблазнительный пакет с мороженым… Или не предложит… Ну, конечно же, ничего он не должен!
