Время остановилось. Все тело затекло, и Михал впервые вдруг засомневался в том, выдержит ли он до утра. Ведь встал в четыре утра, до восьми вместе с нами работал на уборке урожая, с девяти до трех провел у себя в музее, а с четырех до восьми вечера опять участвовал в сельхозработах. Не так уж он не устал, как хвастался…
Чтобы не заснуть, Михал то и дело менял положение, заставляя себя быть внимательным. Вот и полночь. Теперь должен выйти в дозор союзник, все спокойней… Правда, его не слышно и не видно. Впрочем, в непроницаемой темноте ни зги не увидишь, а тишина царила полнейшая, только издали доносилось кваканье лягушек, да время от времени где-то залает собака. Тем не менее, Михал не самоуспокоился и бдил по-прежнему.
И вот внезапно совсем близко послышался шорох в кустах и чье-то тяжелое дыхание. Изо всех сил напрягая зрение, так что на глазах выступили слезы, Михал попытался хоть что-то рассмотреть в темноте. Ему показалось, что под дубом тень вроде бы немного сгустилась и даже пошевелилась. Пошевелилась и опять замерла. Что, если это крадется убийца? Под покровом ночной темноты, как и положено преступникам, он подкрался тихой сапой и сжимая в руке нож или дубинку, ждет, кто ему подвернется под руку. Ну нет, не на такого напал!
Осторожно, стараясь не издавать ни звука, ни шороха, Михал привстал на колени и привел свою алебарду в боевую готовность. Нет уж, убегать с криком он не намерен!
Опять все замерло, и это продолжалось так долго, что Михал не выдержал. Не выпуская из рук алебарды, он опять несколько изменил положение тела, устроившись поудобнее и немного расслабившись. В конце концов, настало время встретиться лицом к лицу с этим подонком, с этой законченной свиньей, который так нагло охотится за памятниками национальной культуры, убивая людей! Наверняка, и памятники уничтожит, разберет на кусочки, алчность этих подонков не знает границ, станет торговать ими направо и налево, попытается в разобранном виде вывезти за границу, чтобы там дороже продать.
Он, Михал, столько времени и сил посвящает поискам сокровищ, а эти свиньи… Свинячьи морды с алчным хрюканьем пожирали бесценные чашки из мейсенского фарфора, а самый большой и прожорливый кабан принялся грызть уникальный семисвечник. Михал ухватился за другой конец подсвечника, пытаясь выдрать его из алчной пасти, но кабан не выпускал. Михал тянул подсвечник к себе, но он тянулся вместе с кабаном, вот он уже хрумкает чуть ли не из рук Михала. В отчаянии Михал изо всех сил рванул к себе бесценное сокровище — и проснулся.
Неужели он все-таки заснул? Какая неосторожность! И сон привиделся дурацкий, свиные морды какие-то…
Встряхнув головой, Михал окончательно пришел в себя и прислушался. Под дубом больше ничто не шевелилось, зато ближе, у самых камней, послышался какой-то шорох. Михала бросило в жар. Изо всех сил напрягая зрение, он уставился в то место, откуда доносился подозрительный звук, и вроде бы различил какую-то темную массу, которой раньше там не было. Черное бесформенное пятно, очень может быть — притаившийся, пригнувшийся враг!
Подождав немного, враг принялся осторожно взбираться на кучу камней, нет, на стены замка, который защищал Михал! Не один враг, целая армия кровожадных врагов, дышащих жаждой мести! Он, Михал, единственный защитник замка, в котором хранятся несметные сокровища, и он будет защищать их до последней капли крови! Бесстрашно разил врагов Михал из своего арбалета, но те упорно карабкались вверх. Из-под их ног осыпались камни…
Михал опять раскрыл глаза, хотя готов был поклясться — ни на секунду их не закрывал. Замок и арбалет исчезли, а вот враг… Михал явственно слышал, как с той стороны кучи на нее взбирался враг, и камни осыпались у него из-под ног! Значит, Михал и в самом деле выбрал удачное место для засады, враг его так и не разглядел, иначе с таким шумом не взбирался бы на кучу камней. Не соблюдает никакой осторожности, сейчас покажется наверху…
О своем обещании не рисковать жизнью и с криком убегать от неприятеля Михал даже и не вспомнил. Крепче сжав в руке алебарду, Михал приготовился атаковать. Внезапно на верхушке насыпи выросла бесформенная черная масса. И эта черная масса с ужасающим хрипением ринулась на Михала. Спасая жизнь, Михал отскочил в сторону и инстинктивно изо всех сил ткнул алебардой в противника. Тот по инерции, с разбега сделал еще два шага и рухнул в колодец. Тонкий, короткий вскрик прорезал ночную тишину.
Сколько времени он пребывал в неподвижности — Михал не знает. Не сразу дошел до него весь ужас содеянного — он убил человека!
Из сладкого сна нас с Люциной вырвали безжалостно и самым некультурным образом. Не выпуская из руки алебарды, второй рукой Михал Ольшевский безжалостно тряс за плечо то меня, то Люцину и хрипел нечеловеческим голосом:
— Я убил его! Я убил его! Он подкрался ко мне и напал сверху! В черном плаще! А я ткнул алебардой и убил его!
Одного взгляда на холодное оружие было достаточно, чтобы убедиться — парень не выдумывает, он и в самом деле кого-то убил. Вся алебарда была в сгустках крови и грязном липком месиве.
Дрожащими руками набросила я халат и никак не могла нашарить на полу тапок. Люцина, тоже взволнованная, все же пыталась сохранить хладнокровие и даже смогла задать вопрос:
— А где труп?
— В колодец свалился! — провыл Михал.
— А кто это был? Мы его знаем? Почему в плаще? Кто-то из предков?
— Я не разглядел! Он кинулся на меня сверху! А я пнул алебардой. И убил!
Убедившись, что разбудил нас, Михал бросился обратно к колодцу, а мы с Люциной, дрожа всем телом и стуча зубами, поспешили за ним, теряя по дороге тапки. Я пыталась успокоить Михала, бормоча что-то о необходимой обороне, спасении жизни и т. п., но Михал явно меня не слышал. Из-за овина послышался лай собаки.
— Учуяла труп! — мертвым голосом прошептал Михал одними губами.
— Собакам положено, — успокоила парня Люцина — А до этого Пистолет не лаял?
— Не знаю… Я не слышал.
Люцина вдруг громко сказала:
— Слышите? Собака лает, вместо того, чтобы выть! Ей же положено выть. Может, бандит не насмерть убит?
Искусствовед воспрянул духом:
— Хорошо бы не насмерть!
Я бы тоже предпочла живого врага, хватит с нас трупов. Осторожно заглянув в яму, мы разглядели на ее дне неподвижную черную массу. Неподвижную…
— Неплохо бы посветить, — сказала Люцина. — Где ваш фонарь?
Михал беспомощно огляделся. И в самом деле, ведь у него был фонарь. Куда же он подевался? И мы не захватили фонарики, хотя они и были под рукой, у постелей. Поискали на том месте, где лежал в засаде Михал, но не нашли. Опять заглянули в колодец — враг по-прежнему не подавал признаков жизни. В самом деле, вроде, в черном плаще.
— Что теперь будет, что теперь будет! — стонал Михал.
— Зачем же, сынок, ты его убивал? — спросила Люцина. — Ведь тебе велено было только напугать его и с криком скрыться.
— Сам не знаю, — оправдывался Михал. — Убивать я не собирался. Он так неожиданно напал на меня… Свалился сверху, с кучи камней. Чуть не придавил, ну я и ткнул алебардой… Совсем забыл, что надо сбежать…
Пистолет перестал лаять в колодец и гавкнул в сторону поля. Михал сумбурно, но искренне поведал о драматических событиях. Мы всем сердцем ему сочувствовали, но что делать — не знали. Хорошо, что в этот момент появился Марек. И разумеется, накинулся на нас:
— А вы что тут делаете? Я же просил…
Пришлось коротко информировать о происшествии.
Теперь мы все трое подчеркивали — человека в черном плаще Михал убил, действуя в пределах необходимой обороны. Возможно, о событиях мы рассказали несколько сумбурно, но это все равно не давало Мареку права холодно ааявить:
— Никакого человека тут не было.
— Так ведь в колодце лежит! Убитый! — возмутилась Люцина.
Марек заглянул в колодец. Встав на колени на краю колодца, он посветил вниз фонариком. Мы ждали, затаив дыхание, не решаясь тоже посмотреть.
— С ума сойти! — произнес наконец Марек и встал. — Подождите здесь, я сейчас принесу лестницу.