– Чешуйчатые, – исправляет Тон, грустнея на глазах. – Кожистые были крылья. Гораздо практичнее, чем ваши мочалки, между прочим.

– Ну, куда нам…

– Со свиным рылом в калашный ряд.

– ???

– Земная пословица. Что ты делал три года на Анакоросе?

– Год. Потом меня забрали по дуэму с Дар-Акилой.

– И что?

– И ничего. Помнишь, когда Сид был маленький, он терпеть не мог, когда ты трогал его игрушечную лошадку?

– Да. Здоровская была. С пушистым хвостом. Даже у меня такой не было. А значит, когда он подрос…

– Он все равно не отдает ничего из того, что считает своим. Имей это в виду, если в твоей голове бродят какие-то мысли по поводу Аккалабата.

– Нужны вы мне… Вот если бы драгоценные реликвии королевского дома Дилайны… Не может быть, чтобы при межпланетном переезде прекрасная Лулулла не прихватила из родительского дома шкатулку с семейными прибамбасами.

– Представь себе, нет. Во всяком случае, не так, чтобы об этом было известно. Платья и украшения великой прародительницы хранятся в сокровищнице. Частично – в храме Лулуллы. Того, что тебя интересует, там нет.

– Зная неподдельную страсть ряда аккалабатских даров к тому, что они считают своим, я все-таки пошарю… здесь во дворце, по некоторым частным коллекциям. Ну, и вообще… – Тон делает неопределенный жест рукой.

Хьелль использует перерыв в разговоре, чтобы сменить тему.

– Как ты попал в земной спецназ? Они соображают, кому поручили себя охранять?

Тон поеживается. На какое-то мгновение на месте уверенного в себе командира Звездного десанта – растерянный мальчишка, большую часть жизни живущий под чужим именем.

– Можно, я не буду рассказывать? Я все равно ничего точно не помню. После операции.

– Это была операция? – не выдерживает Хьелль. – Или просто сдирали с мясом?

– Некоторым отрубали руки. По локоть и выше. Я легко отделался, – Тон, как маятник, раскачивается на стуле, сжав руки в кулаки между коленками и каким-то чудом ухитряясь в этой позе сохранять равновесие. Говорит он размеренно и монотонно, и Хьеллю уже не хочется знать, что было дальше. Но Тон почему-то рассказывает.

– Короче, когда я начал хоть что-то соображать… это была Рипария. Самое омерзительное место Внешнего кольца. База подготовки спецназа Конфедерации. Мне популярно объяснили, из какого дерьма меня вытащили земляне и скольким я им обязан. Предложили жизнь, новое имя и пристойную биографию в обмен на потенциальные боевые навыки. Как ты догадываешься, я вообще ничего не умел… особенно с огнестрельным оружием. Но скорость реакции и прочие наши свойства, не привязанные к артефактам… это все осталось. Через три года я получил лейтенантские нашивки и тридцать парней, которые по моему приказу идут под пули и лазерные лучи.

– И вершат справедливость, свергая кровавые режимы, не угодные Конфедерации? Сжигают в постели злодеек-королев с кучей дочек и всей дворцовой челядью? Отрубают руки по локоть наследным принцам, чтоб неповадно было?

Судя по тому, как Тон зажмуривается и перестает качаться на стуле, удар попал в цель. Хьелль про себя считает до десяти. Потом до двадцати. На «восемнадцати» Тон открывает глаза и нарочито медленно встает со стула. Теперь он возвышается над Хьеллем, засунув руки в карманы.

– Хьелль, мне было пятнадцать. И я хотел жить. И сейчас хочу. У меня большие жизненные планы. Не смей меня упрекать. Вздумаешь помешать – разнесу башку из скорчера. Во славу кровавого режима Дилайны. Заруби на своем длинном носу.

Развернувшись на каблуках так, что в каменном полу, кажется, остаются вмятины, Тон выходит из комнаты. От резкого хлопка двери единственный в комнате светильник гаснет.

Верховный главнокомандующий Аккалабата продолжает сидеть, пялясь в темноту открытыми глазами. Потому что, когда он закрывает их, то видит выжженную яму с остатками человеческих и нечеловеческих тел на месте королевского дворца Дилайны. Главнокомандующий пытается решить, какие дальнейшие действия сделают его большей сволочью по отношению к людям, которых он любит, каким образом убедить Сида, что им на Аккалабате дозарезу необходимо консульство Конфедерации, хотя бы состоящее из одного человека, и как доказать Лисс, что этим человеком должна быть она.

Оставлять ее на Земле сейчас, когда в поисках своих семейных ценностей по Хаяросу рыщет наследник королевского трона Дилайны, Хьелль не намерен. И Тону мешать не собирается. Интересно, обретя искомое, тот сразу помчится мстить направо и налево или сначала отрастит кожистые и чешуйчатые и до одурения натешится своим вторым конформом? Хотя… у Тона-то он, по-моему, первый.

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

– Ты как?.. – обеспокоенно спрашивает лорд-канцлер, поднимая голову от бумаг и устало потирая виски. Сначала спрашивает, а потом понимает неуместность вопроса и заканчивает его уже не обеспокоено, а недоуменно:

– …сюда попал?

– Через дверь. У тебя открыто было, – хладнокровно сообщает, непринужденно усаживаясь напротив и закидывая ноги на стол, источник богатейшей гаммы чувств, сменяющих друг друга на лице лорд-канцлера.

– По моим представлениям, дар Аккалабата, лишенный дружеского участия в трудный период своей жизни, должен валяться без чувств в постели, а не шататься по дворцовым кабинетам, – ехидно замечает лорд-канцлер, пытаясь скрыть вздох облегчения. Хьелль лишь чуть бледнее обычного, черты лица еще более обострились, под глазами залегли серые тени, но никаких признаков того, что друг сейчас потеряет сознание или скорчится в кресле от боли.

– Я решил, что, раз ты так занят дипломатическими реверансами, что не можешь уделить другу причитающееся ему время… навещу-ка я тебя сам, – это жизнерадостное сообщение сопровождается извлечением из-под орада кожаного футляра с набором гребней, ножей и прочих инструментов, владеть которыми каждый дар умеет с детства, баночек с мазью и пульверизатора с обезболивающим гелем. Весь арсенал ухода за линяющими крыльями бодро выстраивается на столе и начинает наступление на лорд-канцлера.

– Помощь страдающим друзьям… – тяжелая щетка с костяной ручкой отодвигает свиток с программой завтрашнего развлечения гостей с Земли.

– …является первым долгом и обязанностью… – отворачивается и катится по столу, посланная щелчком в направлении чернильницы, крышечка от баночки с мазью.

– …каждого благородного дара Аккалабата… – сама баночка с душистым, вязким содержимым устанавливается прямо под носом лорд-канцлера на очередном проекте договора.

– Конечно, если этот благородный дар… – острые металлические зубцы расчески впиваются в столешницу в нескольких миллиметрах от его руки.

– …не совершенная скотина… – гибкое лезвие вонзается по соседству с расческой.

– …полностью погрязшая в придворных интригах.

Сид едва успевает заслониться толстым фолиантом по государственному праву Империи от зловещего пшикания пульверизатора, направленного прямо ему в нос.

– Знаешь что? – мстительно произносит он, прочихавшись. – С таким хамом, как ты, даже не хочется делиться весьма интересными наблюдениями, которые я сделал вчера во время визита на корабль Конфедерации.

– Ну и не делись. Жадина.

– Ну и не поделюсь.

Хьелль уже смахнул в сторону все важные и неважные бумаги и, обнажившись до пояса, удобно устроился на столе спиной к Сиду. Спина и крылья выглядят хоть и не безупречно, но ухоженными. Однако Сид не выдерживает:

– Слушай, ты восьмилетнего мальчишку нашел из военного корпуса тебе перья раздергивать? Или слепого итано с полным нарушением координации движений?

Ловкие ладони разминают поднимающие крыло мышцы, соскальзывают на опускающие, больно пощипывают сухожилия у основания несущей поверхности. Маленькие щипчики выдергивают остатки старого оперения, шпатель втирает обезболивающую мазь. Все время процедуры Хьелль благодарно постанывает, а лорд-канцлер, не переставая, брюзжит. Плотная и эластичная серая поверхность под пальцами кажется не такой эластичной, как положено, синяки и кровоподтеки на спине выглядят расползшимися больше, чем всегда.