– Нам платят за то, что мы делаем.
– Много ты этих денег потратил?
Тон отвел взгляд. В восемнадцать лет бордели и ночные кабаки Рипарии его еще интересовали, к двадцати двум от них начало подташнивать. В зарплатный файл он заглядывал пару раз в год, не чаще. Чертова баба тем временем не унималась:
– С чем в голове и душе ты пришел к нам, я не знаю. Но ты не мог за эти годы не измениться. Все эти неписаные законы людей, держащих в руках оружие во имя Конфедерации… Их не татуируют на коже, но если бы они не были впечатаны в твой мозг и кровью товарищей вписаны в твое сердце, ты бы не стоял здесь сейчас со мной. Ты бы не выжил. Своих не оставляют. Мирное население не должно пострадать. Корабль всегда придет.
– Вы-то откуда знаете? – не сдержался Антон. Вот тебе и научно-дипломатическая мымра! Ходячая «памятка молодого бойца». Сколько раз перед строем он произносил, как заклинание, эти слова. И в пещерах Сколопакса, когда уже кончался воздух и они, оставшиеся от батальона десанта, впятером сидели на корточках в дальнем от завала углу, пытаясь сквозь каменную толщу расслышать гул двигателей. И в хортуланской пустыне, когда после очередного прорыва через зыбучие пепельные дюны он рявкал, заглушая стоны тех, кого эти дюны не выпустили, и глядя в отчаянные глаза тех, кто только что не смог выполнить первую заповедь «Своих не оставляют»: «Мирное население не должно пострадать! Корабль всегда придет!»
– Я-то уж знаю, – мрачно фыркнула Лисс, – а то бы здесь сейчас с тобой не стояла. Я знаю, например, что значит прятаться со скорчером и двумя запасными обоймами за зубцами крыши храма богини Анко на Сколопаксе, смотреть вниз на толпу беснующихся религиозных фанатиков и думать о том, успеет ли Гарик починить движки. А если успеет – то кто останется лежать на этой крыше ради того, чтобы остальные успели подняться на борт. И поэтому я очень хорошо знаю, что ни один из тех, кто эвакуировал нас с горящего ситийского космодрома, не способен сознательно причинить вред людям Земли.
Алиссия Ковальская, действительный член Звездного совета
– А Вы не выдаете желаемое за действительное? – лейтенанты спецназа не задают вопросы с такой покровительственно-насмешливой интонацией, что ты начинаешь остро сожалеть об отсутствии кринолина и возможности опуститься в глубокий реверанс. И не прибавляют чуть слышно в конце вопроса: «…моя госпожа». Поэтому Лисс сознательно понижает градус беседы.
– Да брось ты! Я же сижу на Мхатме с упоенным жаждой крови лицом, когда на потеху Носителю эбриллитового венца какого-нибудь несогласного расчленяют на мелкие кусочки. И вполне вписываюсь в атмосферу. Или хожу с ситийцами по их шахтам, переворачивая носком сапога изможденные тела и поддерживая беседу на тему, кто из этих полутрупов еще способен работать, а кого – в расход.
– Мне не нравятся Ваши примеры.
Как ни хорошо профессиональный солдат владеет собой, Лисс чувствует исходящую от него волну враждебности. Лейтенант отступает на шаг, как от ядовитой змеи, выражение глаз нечитаемо в полумраке.
– Не сердись. Это моя профессия.
– Зачем?
– Что «зачем»?
– Для чего Вы переворачивали носком сапога трупы на Ситии? – голосом спецназовца можно резать сталь.
Лисс с удивлением поворачивается к собеседнику. Пожалуй, это первый раз, когда он выказал интерес к чему-то, что она говорила. Ну, давай мы тебе расскажем. Не всю правду, но все-таки…
– У меня было задание. Достать из ситийских копей одного человека… раба. И привезти на Землю. Так бы они не отдали. Оттуда, из-под земли, не выходят живыми. Меня включили в состав межпланетной инспекции, которая, по сути своей, была фикцией: ничего существенного сделать мы не могли, только констатировать ужасные условия труда. Конфликт с ситийцами, при их зацикленности на все новых и новых видах оружия, гибелен для Конфедерации в ее сегодняшнем состоянии.
Она вдруг замечает, что не слышит дыхания стоящего рядом Антона. Каменный столп производил бы больше звуков. Решив подумать об этом после, Лисс продолжает:
– Ну, я походила-побродила с прочими инспекторами по шахтам… Там, где они кривили нос и возмущались бесчеловечностью ситийцев, я восхищалась практичностью наших хозяев, обнаруживших прекрасный способ перерабатывать человеческую массу в топливо и драгоценности. На третий день инспекции коллеги от меня отшатывались, потом перестали садиться за один стол…
Лисс зло щурит глаза и усмехается.
– Зато ситийцы были в восторге: наконец-то прислали человека, способного оценить громадье их планов и эффективность каторжного труда. Идет по туннелям, вымощенным костями, и не требует пластиковый пакет. А уж когда я начала открыто завидовать всем прелестям их рабовладельческого садизма: хочу – куплю, хочу – на цепь посажу, хочу – уморю голодом… Счастье-то какое! Они тут же мне предложили кого-нибудь подарить.
– И Вы?
– С радостью согласилась. Таков был сценарий. Разыгранный до деталей. Я запрашивала с Земли разрешение привезти раба. Старательно конспектировала со слов принимающей стороны правила обращения. Тщательно выбирала хлысты и ошейники. Потом отправилась за самим объектом…
– Ну и?
– И ну. Ходила и переворачивала. Носком сапога. Пока не нашла того, кто мне был нужен. В груде таких же, как он, полутрупов. Слава богу, радушие ситийцев носит весьма условный характер: они сразу оговорили: готовы отдать что-нибудь еще слегка дышащее, но уже не способное к активному землекопству. А то бы пришлось объяснять, зачем мне эти мощи нужны. Выцепила носком сапога, покатала-поваляла, небрежно осмотрела, что-то ляпнула насчет костлявости, задохлости и заросшести, но, мол, в целом вполне работоспособен. Отмыть – так и служить украшением дома может. Знаешь, вся вспотела, пока выбирала слова… Чтобы они не догадались, что мне именно он нужен. И что, вообще, все это «хочу иметь раба» – чистая инсценировка.
– А если бы догадались? – голос Антона звучит хрипло, но Лисс опять предпочитает не заметить. Если лейтенант захочет рассказать, что его так задело, сам скажет.
– Похоронили бы заживо. Обоих. Там, в шахте. С них станется. Но ничего, обошлось. Хотя некоторые хозяева смотрели с подозрением. Пришлось даже учиться использовать хлыст. Знаешь, каково оно – на живом человеческом теле? Хотя тебе-то что.
Лисс вдруг вспоминает, с кем она разговаривает. Еще бы он не знал.
– Знаю, – неожиданно просто соглашается Антон.
Лисс несколько секунд ждет продолжения. Не дождавшись, резюмирует:
– Вот так вот. Мой подарок скрутили, засунули, как был, в полном беспамятстве, в грузовой отсек (грязным нечеловекам не полагается летать в пассажирских каютах). На Земле сдала по назначению. В следующую поездку на Ситию еще жаловалась им красочно, что сразу издох… подарочек. Они сокрушались и извинялись. А ты говоришь…
– Да ничего я не говорю… – Тон энергично потирает предплечья ладонями, и Лисс вдруг замечает, что его форменная куртка накинута ей на спину. И вид, и голос у него сейчас вполне лейтенантские, ни о каких реверансах и кринолинах и речи нет.
– Спасибо, что рассказали. Пойдем спать, да? – отстранившись, Антон пропускает ее к входному люку и уже в спину говорит очень утвердительно и удивительно дружелюбно:
– Вы не выдаете желаемое за действительное, ага. Спите спокойно… мирное население.
* * *
Церемониальный прием у Ее Величества царствующей королевы (мы вам – верительные грамоты, вы нам – загогулистую речь во славу грядущего взаимопонимания) плавно перетек в торжественное пиршество с обильными возлияниями опять же за мир и дружбу между народами. Никто из владетельных даров не упился настолько, чтобы начать пьяно махать мечом направо и налево, а жаль. Дабы утешиться, Лисс без труда превратила вечернюю ознакомительную прогулку по парадным залам Хаяроса и украшенным личными штандартами королевы и высших даров аллеям Хангафагона в тематическую экскурсию «Скелет в шкафу» по катакомбам и тайным переходам дворца. К концу дня у сопровождающих вид был настолько бледный, что они могли бы соперничать с самим лорд-канцлером.