В истории русского Средневековья особое место занимают три проблемы. Особое в том смысле, что они оказывают сильное эмоциональное воздействие на широкие круги людей, интересующихся историей Отечества. Одна из них – проблема подлинности «Слова о полку Игореве», к которой мы обратимся позже, в главе 7 книги. Другая – отношения Руси и Орды; им будут посвящены главы 9–13. Третья – так называемая варяжская или норманнская проблема.

В массовом историческом сознании господствует представление, что по поводу образования государства на Руси в науке идет многолетняя, а точнее уже многовековая дискуссия между «норманистами» и «антинорманистами». Первые считают, что Древнерусское государство образовали скандинавы (в раннее Средневековье называемые в Западной Европе по-латыни норманнами – Nortmanni, т. е. северными людьми), а вторые с ними не согласны. Началась дискуссия в середине XVIII столетия, когда русский ученый-энциклопедист М.В. Ломоносов оспорил точку зрения на возникновение Древнерусского государства, высказанную немецкими историками, работавшими в России – Байером и Миллером. В дореволюционной историографии перевес был у норманистов, в советское же время господствовал антинорманизм, в то время как норманизм расцвел в XX в. в зарубежной, западной исторической литературе. Так или примерно так видят суть дела и студенты, приходящие в вуз со школьной скамьи, и взрослые люди, не занимающиеся историей профессионально, но интересующиеся ею.

Как говаривал в 1970-е гг. по другим поводам один из профессоров исторического факультета Московского университета, все это «в общем правильно, но неточно, поэтому совершенно неверно». Приведу пример. В исторической науке советского периода одним из главных борцов против «норманизма» был Борис Александрович Рыбаков, видный археолог и историк. В его трудах можно встретить немало выпадов против этого течения как лженаучного направления в буржуазной историографии. Однако если бы труды Рыбакова смог прочитать кто-то из историков XIX столетия, то, исходя из того, как в них представлен конкретный исторический материал, он сделал бы однозначный вывод: автор – норманист.

Почему? Дело в том, что никакой единой дискуссии между норманистами и антинорманистами с XVIII века до наших дней не идет. В любой дискуссии главное – ее основной вопрос. А с этой точки зрения по проблеме роли норманнов в истории Руси можно говорить не об одной, а о двух дискуссиях, и дискуссиях совершенно разных.

Первая началась действительно в 1749 г. с полемики Ломоносова и Миллера. Г.Ф. Миллер (ученый, позднее много сделавший для развития российской исторической науки – он первым начал изучение истории Сибири, издал «Историю Российскую» В.Н. Татищева, при жизни автора не публиковавшуюся) выступил с диссертацией «О происхождении имени и народа российского». До него, в 1735 г., статью, касавшуюся проблемы образования Древнерусского государства, опубликовал в Санкт-Петербурге на латыни другой историк немецкого происхождения, работавший в России. – Г.З. Байер; еще одна его статья на эту тему была опубликована там же посмертно, в 1741 г. В те времена еще не была развита такая историческая дисциплина, как источниковедение, дисциплина, призванная исследовать исторические памятники на предмет степени достоверности изложенных в них сведений. К историческим источникам подходили, как это принято сейчас называть, потребительски, с полным доверием, особенно если они древние.

И Байер и Миллер достаточно педантично, в духе немецкой науки, проштудировали известные в то время источники. Обнаружив в древней русской летописи – «Повести временных лет», – что основатель династии русских князей Рюрик и его окружение были варягами, приглашенными в 862 г. на княжение «из-за моря» (несомненно Балтийского) славянами и финноязычными племенами Севера Восточной Европы, они встали перед проблемой, с каким известным по западноевропейским источникам народом этих варягов отождествить. Решение было вполне естественным: варяги – это скандинавы, называемые в Западной Европе раннего Средневековья норманнами. Почему такое отождествление напрашивалось? Потому, что как раз в IX столетии у скандинавов развернулось так называемое движение викингов. Так принято называть миграционный процесс, охвативший предков датчан, шведов и норвежцев с конца VIII столетия и продолжавшийся до середины XI в. Его выражением стали набеги дружин норманнов на территории континентальной Европы (Франции, Германии, Италии, Испании) и Британские острова. Участники таких набегов и назывались викингами. Часто вслед за военными нападениями следовало оседание групп норманнов на той или иной территории – в качестве или завоевателей, или вассалов местных правителей. Варяги, таким образом, были истолкованы как те же викинги, но действовавшие в Восточной Европе. В пользу этого говорило и скандинавское, по мнению Байера и Миллера, звучание имен первых русских князей – основателя династии Рюрика, его преемника Олега, сына Рюрика Игоря, жены Игоря княгини Ольги. Наконец, в «Повести временных лет» прямо было сказано, что варяги, пришедшие с Рюриком, звались русью, так, как другие варяги зовутся свеями (шведами), другие урманами (норманнами, в данном случае в узком смысле – норвежцами), другие готами (жители острова Готланд в Балтийском море), другие агнянами (англичанами)[16]. Поскольку в тогдашней историографии появление правящей династии отождествлялось с возникновением государства, постольку Байер и Миллер вполне логично приходили к выводу, что Древнерусское государство основано было норманнами.

Но дело происходило в стенах Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. Эта территория на памяти большинства участников событий конца 1740-х гг. была отвоевана Петром I у шведов – то есть потомков раннесредневековых норманнов. Более того, совсем уж недавно, в 1741–1743 гг., Швеция вела новую войну с Россией, в начале которой ею вынашивались планы возвращения утерянных прибалтийских земель. И вот в такой ситуации историки – иностранцы по происхождению утверждают, что русскую государственность создали предки этих самых шведов[17]! Такой подход не мог не вызвать протеста. Выражением его стала позиция Ломоносова, выступавшего главным оппонентом. Ученый-энциклопедист, до этого специально историей не занимавшийся (свои исторические труды он напишет позднее), раскритиковал работу Миллера как унижающую историю России. При этом он не сомневался, что приход в Восточную Европу Рюрика был актом образования государства. Но происхождение первого русского князя и его людей Ломоносов истолковал иначе, чем Байер и Миллер: он утверждал, что варяги были не норманнами, а западными славянами, жителями южного побережья Балтийского моря.

Начавшаяся в середине XVIII в. дискуссия[18] перетекла в XIX столетие. Сторонники отождествления варягов с норманнами (к ним принадлежали крупнейшие представители российской историографии – Н.М. Карамзин, М.П. Погодин, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский) пытались подкрепить свое мнение новыми аргументами, их оппоненты, «антинорманисты», множили версии о «нескандинавском» происхождении варягов: предлагались отождествления их с западными славянами (наиболее распространенная версия), финнами, венграми, хазарами, готами… Но по-прежнему все спорящие не сомневались: именно Рюрик и его варяги, пришедшие в Восточную Европу в 862, по летописи, году и основали государство на Руси.

К началу XX в. дискуссия практически затихла. Причиной этого было в первую очередь накопление научных знаний, особенно в области археологии и лингвистики – науки о языке. К тому времени начались археологические исследования русских древностей, и они показали, что на территории Руси в конце IX–X в. присутствовали тяжеловооруженные воины скандинавского происхождения. Это коррелировало с известиями письменных источников, летописей, согласно которым иноземными воинами-дружинниками русских князей были варяги. С другой стороны, лингвистические изыскания установили скандинавскую природу имен первых русских князей (Рюрика, Олега, Игоря, Ольги) и многих лиц из их окружения первой половины X в. (упоминаемых в летописи и в договорах Олега и Игоря с Византией). Из этого естественно следовал вывод, что носители этих имен имели скандинавское, а не какое-то иное происхождение. Ведь если, скажем, считать, что варяги были славянами с южного побережья Балтики (напомню, самая популярная версия среди «антинорманистов»), то как объяснить тот факт, что имена представителей общественной верхушки южнобалтийских славян (Славиний ободритов и лютичей), упоминаемые в западноевропейских источниках IX–X вв., звучат по-славянски (Драговит, Вышан, Дражко, Гостомысл, Мстивой и т. п.), а имена действующих в Восточной Европе варягов – по-скандинавски? Разве что через фантастическое предположение, что южнобалтийские славяне на родине носили славянские имена, а придя к своим восточноевропейским собратьям, зачем-то решили «прикрыться» скандинавскими псевдонимами…