Через час показались юсовцы. Мы залегли в едва вырытых окопах. Подпустили их поближе и открыли огонь. Американские морпехи быстро попрятались за свою бронетехнику и стали вести массированный стрелково-артиллерийский огонь. Мы начали отходить к морю. Остановившись в развалинах домиков какого-то заброшенного дачного кооператива, остатки моего батальона снова заняли позицию. Рыть окопы не стали, да и не имело смысла. Просто выложили из обломков кирпичей и ракушки себе СПСы. Уж чего-чего, а уж обломков хватало. И жидали уже с минуты на минуту турков. Колонна появилась минут через пятнадцать на соседнем пригорке – далековато еще для того, чтобы мочить. Впереди шла техника, а за нею двумя колонами по обе стороны дороги шли солдаты. Ко мне подбежал прапорщик Патрикеев.
– – Володя, не выдюжим открытого встречного боя, может давай из засады вжарим им под хвост?
– – А у нас и выбора-то нет, Александр Иванович, тогда мы с вами накроемся женским половым органом. Вы возьмите остатки гранатометного взвода, пулемет и несколько стрелков. Постарайтесь незаметно просочиться вон к тем развалинам, что возле остатков водонапорной башни.
– – Точно, там и обзор хорош, и отрежем путь к отступлению колонны. И развернуться здесь негде. И колона будет справа от нас.
– В общем так: я пойду с гранатометчиком вон к тому дому, и ударим по головному. А вы, Александр Иванович, как только услышите шум мочите замыкающего. Ивко с остальными будет здесь мочить по оставшимся. Замочить всех времени не хватит, пока они перегруппируются и развернутся, но урон можем нанести ощутимый. И еще, работайте по ним не больше двадцати секунад, а потом – нах…й смываетесь. Короче, как говорится, быстро спускаетесь и еб…те все стадо.
– – Та знаю, Володя. Я понял. Главное еб…ом не щелкать.
– – А то, тогда будет торба нам. Если что, Александр Иванович, пробивайтесь к скалам на мысе Херсонес. Не поминайте лихом.
– – Ай, не пой Лазаря раньше времени, Володя, успеешь. Счастливо! А то вон уже дозорный машет.
Я крикнул Ивко и коротко поставил ему задачу. Немного передумал: должен оставаться в центре событий.
– – Коля, хватай гранатомет и пару выстрелов к нему и дуй вон к тому дому. Только как можно незаметнее. Когда головной колонны поравняется с тобой мочи его. Но ты должен не промахнуться. Ты просто не имеешь права промазать. Делаешь два выстрела и убегаешь. Иначе тебе кранты. Понял? Давай, парень, с Богом. – и сержант побежал выполнять мой приказ.
Из-за пригорка перевалил головной танк колонны турецких десантников с тралом. Из командирской башенки высунулся человек в шлеме. Он проехал мимо нас и я даже различил черты его чумазого чернозадого лица. С трудом держался, чтобы не дать команду "Огонь". Из-за пригорка переваливали одна за одной БМП турков в сопровождении пехоты. Насчитал десять штук, когда перевалила последняя. Наконец головной поравнялся с Ивко. Ну что же он медлит?! И как бы для моего успокоения, воздух прочертил дымный след гранатометного выстрела. Снаряд как раскаленный нож масло прошил фальшборт и разорвался внутри танка. Молодец, Ивко! Того, что сидел на командирской башенке взрывом выбросило и из люка повалил густой дым. Он не успел встать – очередь из “Утеса” его перерезала напополам. Развалины ожили стрельбой моих бойцов. Тут же взорвалась замыкающая боевая машина пехоты. Остальная броня начала отстреливаться, пехота залегла и пыталась вести ответный огонь. В ответ в них полетели гранаты и бутылки с "коктейлем Молотова". Рядом раздался хлопок и вдоль дороги легла лента “Змея Горыныча”, раздалась серия взрывов, внося смятение в ряды зажатой колоны. Машины начали разворачиваться, пытаясь столкнуть с дороги горящую замыкающую БМП. Потеряв еще две бээипешки им все-таки удалось уйти. После того, как вторая с конца машина столкнула на обочину горящую замыкающую броню. Наш налет продлился около минуты.
Ну что ж подведем итоги боя: один танк, три БМП. У меня потери: один ранен. Неплохо! А теперь пока не поздно нужно смываться к своим, а то сейчас здесь будет американская авиация все утюжить.
Мы быстро свернулись и бегом отправились к ближайшему сносному укрытию. Добрались до развалин какой-то воинской части. Там уже можно перевести дух. Через минут десять после нашего ухода с места засады, прилетели два "Хьюи" и "обработали" то место напалмом. Откровенно говоря, мне начинала нравиться партизанская война. Пришли, вломили и ушли.
Ночь прошла относительно тихо. Мы снова решили пробиваться в порт на мысе Херсонес. И решили идти по береговой полосе, заваленной скалами. Днем идти сами понимаете – это самоубийство, поэтому шли ночью. Дошли до берега к рассвету, пприказал всем спрятаться в пещерах, а точнее гротах, которые там обнаружили. Выставили охранение, а остальные вымученные двухдневным бодрствованием сразу залегли спать. Я тоже поспал часа четыре. Дождались ночи и пошли в порт. За ночь одолели около шести километров. Потому что идти по скалам да еще и ночью это просто мучение. Под утро нарвались на какой-то, видимо, передовой отряд американских морских пехотинцев. Их было около шести десятков. С боем прорвались дальше, но потеряли троих убитыми и четырех ранеными. Прошли еще около километра в поисках места, где можно переждать до наступления темноты. Раненых несли на себе. На горизонте виднелись силуэты кораблей, но разобрать их принадлежность не составляло возможным, поэтому на всякий случай спрятались под скалами. Через два часа к нам прибилась группа бойцов-десантников из 104-го парашютно-десантного полка псковской дивизии ВДВ, который еще не успел эвакуироваться. Их было пять человек, во главе с сержантом. Лишние люди нам не помешают. Тем более, что под обрывами мыса Херсонес можно спрятать не только полсотни человек, но и всю сотню. Ближе к обеду наше охранение успело поднять тревогу, так как за нами оказывается шла группа американских горных стрелков, примерно семь десятков рыл. Завязался горячий бой. Один за одним убивали моих бойцов. Но и противник нес потери. Наконец подошли так близко, что дошло дело до рукопашной. Я отбросил бесполезный автомат, потому что не осталось к нему патронов, поднял всех и, выхватив саперную лопатку, пошел на ближайшего американского стрелка. Замахнулся и направил удар в голову, он отпарировал его винтовкой. Юсовец взял М-16 за дуло и нанес удар – я отклонился, винтовка улетела из рук и он выхватил штык-нож. Думать было некогда – этот пендосовский ублюдок может в меня сейчас очередью полоснуть из той же волыны, потому что она улетела недалеко и в два прыжка можно ее взять. Опять ударил лопаткой секущим в лицо. Он успел отпрыгнуть и полоснуть ножом воздух через мгновенье после того как там находилась моя грудь. Юсовец ударил меня ногой в бок, успел захватить его ногу, но под действием удара отлетел к большому камню и ударился плечом. Противник тоже упал, но успел полоснуть меня по плечу штыком. Я взвыл от боли и ударил по руке пендоса лопаткой. Кисть вместе с ножом висела на лоскутке кожи, из зияющей раны торчал обломок кости и била струйка крови. Янки закричал диким голосом, но я уже встал и его крик прервал ударом лопатки по горлу, а потом еще и еще, и еще. Для верности выхватил его нож и перерезал этому заокеанскому уроду горло. Наконец встал, вытер об труп руки, схватил его винтовку, примкнул штык-нож. Тут из-за камня на меня выскочил еще один горный стрелок, но успел завалить короткой очередью из винтовки, воткнул штык-нож в горло и повернул, пока не услышал хруст позвонков, а точнее я его почувствовал.
Стрелки не ожидали от нас такой прыти и отступили. Все знали, что это не надолго, поэтому нужно было уходить. Мы потеряли 15 человек убитыми, 6 тяжелоранеными и 4 легкоранеными. Но сваливать было уже поздно – нас зажали с двух сторон. Пришлось быстро организовать круговую оборону и начать отстреливаться. Да и боеприпасы были на исходе. Горные стрелки три раза нас атаковали, но безуспешно. Нас оставалось всего двадцать пять человек. Ночью нам удалось пробиться еще на километр, где укрылись в найденных гротах. На утро добрались наконец-то до порта, но в окрестностях зрелище было ужасающее: сплошные трупы везде, а в море где-то метров на сотню от берега было сплошное месиво из трупов и мусора. Воды и продуктов у нас не было. Раненых не могли бросить и несли с собой. Перевязывали их своими разорванными майками. Для того, чтобы хоть как-то напоить раненых я посылал бойца за морской водой, но ему пришлось заплывать аж метров на двести от берега и нырять в глубину, чтобы взять чистой морской воды. Потому что на поверхности она была вся кровавой и в солярочных разводах. Попытались кое-как опреснить воду путем процеживания сквозь кепки, но она становилась от этого еще гаже. А костер развести не могли – чтобы не привлечь дымом авиацию и наземные части противника. Раненые орали от боли и жажды, потому что морская вода ее только усиливала. После этих боев американцы некоторое время нас не трогали, а только с помощью мегафонов начали агитировать. А когда им это надоело, вертолеты просто начали "обрабатывать" береговую линию. Чуть позже на силуэтах кораблей появились легкие дымки и через некоторое время до нас донеслись звуки выстрелов, так как ветер дул с моря. И на берег обрушился стальной шквал снарядов корабельной артиллерии. Земля загудела и затряслась под ударами главных калибров кораблей противника. Казалось, что землетрясение содрогает недра севастопольской земли, как это было уже не раз в истории существования города.
