Неожиданно раздался взрыв. Я упал на землю. Через минуту поднял голову, потом встал. Подошел к дымящейся яме. В трех метрах от воронки лежала Таня. Ей сзади посекло осколками ноги – остальное пришлось в бронежилет и вещмешок. Подошел к ней, внимательно смотря под ноги, так и есть: вторая оказалась в пяти метрах правее. Растяжка была поставлена наспех, и было видно, что наша, отечественная. Осторожно обезвредил ее и сунул гранату в карман разгрузки. Подошел к Татьяне, сел рядом, пощупал пульс. Таня была без сознания, но жива. Уже лучше! Быстро подхватил ее и унес подальше, потому что на звук взрыва могли нагрянуть самые нежеланные гости. Дотащив до густого кустарника – осторожно ее положил лицом вниз. Скинул с себя все лишние шмотки, достал штык нож и спорол сзади по шву голенища сапог. Осторожно стянул обувь. Все ноги в кровищи. Теперь остается распороть штанины и осмотреть раны. Да уж, девчонка в рубашке родилась. Достал флягу с виски и приложился к ней. От этого пойла аж дыханье перехватило. Блин, что с ней делать?! Ноги ей посекло капитально! Идти не сможет. Ну, что ж, начнем оказывать типа первую помощь. Открываю клапан нарукавного кармана, достаю: ИПП и промедол. Вколол обезбаливающее и уже думал накладывать бинты с ватой. Ё-мое! Надо ж обработать раны чтобы инфекция не попала и жгут наверное наложить, чтоб кровь остановить. Виски из фляги облил ноги девушки, бедра не особо сильно перетянул своим и таниным ремнями. Теперь можно осторожно перебинтовать. Таня начала подавать признаки жизни – стонать. Ну тут «дезинфекция» нужна была мне – снова приложился к фляге, пока не выпил все оставшееся содержимое. Откашлявшись, перевернул ее на бок. Снял с девушки каску, вещмешок и броник. Раложив жилет на земле – положил девчонку на него, на спину. Таня посмотрела на меня и сказала:

– – Что со мной?

– – Не боись, Таня, только ноги посекло. Я тебя дотащу, а потом в госпиталь и все заживет. Еще плясать будешь!

– – У меня ужасно болит и кружится голова, тошнит.

– – Видать, еще и контузило немного, скорее всего от взрывной волны. Не волнуйся, Танюша, все будет хорошо. Ты попытайся заснуть.

Пока девчонка пыталась заснуть – сходил и нарубил две жердины. Из этих палок и плащ-накидки смастерил некое подобие носилок-волокуш. Переложил девушку на свое «сооружение» и, взяв за один край, поволок на звук канонады. Перед этим быстро перераспределил содержимое вещмешков. У самого слезы текут. Даже сам не знаю почему. Видимо, шок выходит.

Вот так, открасовалась Танюша. Господи! Не уберег! Эх! Танечка! Ну, почему ты под ноги не смотрела? Так, младшой, прекратить истерику! О-о-о, да ты я вижу пьяный! Ну, ничего! Дотащу к нашим, а там уже вылечат девчонку и будет как новенькая.

В мирное время, когда служил в военкомате, занимался паспортизацией воинских захоронений времен ВОВ. Мы устанавливали погибших и т.д. Ох! Не завидую своему будущему коллеге. Сколько безымянных захоронений будет на территории Севастополя. Слава Богу, что Таня не пополнила ряды безымянных могил. Как жаль, что война всегда забирает самых умных, красивых и талантливых людей. Я не говорю смелых, потому что считаю, что смелость это не самая лучшая добродетель. Ведь погибнуть с криками «Ура!» не велика доблесть. А вот выжить, и принести наибольший вред врагу – это поважнее смелости. Смелым может быть и дурак, который не понимает опасности. Тут важнее понимать опасность, пытаться воспользоваться обстоятельствами и нанести максимальный вред врагу. Например, взорвать себя в кольце окруживших врагов. А еще лучше выжить и победить.

Теперь у меня американцы будут страдать за трех моих кровников: Оксанку, Светлану и Татьяну. Я теперь пленных брать не буду.

Через метров двести остановился передохнуть. Аккуратно положил носилки на землю и подсел к девушке. Достал свою флягу и начал поить девушку.

– – Ну, ты как? – спросил я

– – Нормально. Только заснуть не могу.

– – Ты постарайся, малышка. Сон – это ж найпервейшее лекарство! А до наших совсем немного осталось. А там госпиталь с белыми простынями.

– – Какой ты хороший. – слабым голосом сказала Таня и на глазах появились слезы.

– – Да ладно тебе. Спи лучше.

Ранение неособо серьезное – доживет. Проверил ремни-жгуты и глянул на часы – пора их снимать. Сказано – сделано. Долго задерживаться не стоило. Решил отдохнуть минут с десять и продолжить путь.

Когда одеревеневшие от ноши плечи и руки пришли в мало-мальское состояние нормы, поднялся и потащился дальше. Не заметил в кустах согбенную фигуру в маскировочном халате. Когда прошел мимо этой лесной поросли: ко мне тихонько подкрались. На мой затылок опустился приклад автомата, и отрубился, только в затухающем сознании мелькнула мысль: «Наши!».

Очнулся в какой-то землянке на грубых нарах. Возле меня лежали еще человек десять и человек пятнадцать сидели на полу или на таких же “топчанах” у противоположной от меня стены. Я был в камуфляже, но без бронежилета, ремня, шнурков и оружия. Еще раз огляделся: народ собрался здесь самый разный. Одни были в форме, а другие – в гражданке. После удара прикладом в голове стоял ужасный звон и хотелось пить. На соседних нарах сидели два мужика и играли в кости, сделанные из затвердевшего хлебного мякиша. Дернул соседа слева за рукав:

– – Слышь, браток, а где я?

– – В приемнике-распределителе фильтрационного лагеря для военнопленных и военных преступников.

– – А какого черта здесь? Я ведь ничего такого не совершил.

– – Да все здесь такие – ничего не совершавшие. А ты как сюда попал?

– – Выходил из окружения, раненную девчонку на себе пер, а потом на меня какие-то мудаки напали и прикладом по башке, а дальше не помню.

– – Понятно. Только особисты тебе не поверят. Мародерство пришьют, как пить дать. Девчонка хоть живая?

– – Типун тебе на язык. Та живая. Кстати, меня зовут Володей.

– – Можешь меня Михалычем называть.

– – Слушай, Михалыч, а воды здесь раздобыть можно?

– – Можно, если у тебя есть деньги. За деньги здесь все можно. А если нет бабулесов, то можно подохнуть от голодухи. Можно заработать деньги услугами.

– – Слушай, прямо как на зоне.

– – А что? Уже приходилось что ли? А здесь и есть зона.

– – Да нет, Бог миловал пока.

– – Михалыч, а тебя-то за что загребли? Ты вроде гражданский.

– – Да мародерку шьют. А взял-то всего пару консерв у убитого. Жрать-то хочется.

– – Ясно.

Тут зашел боец с автоматом и крикнул мою фамилию. Неторопясь встал, подошел к нему и он, защелкнув на моих запястьях наручники, вывел из камеры. Конвоир вел меня по небольшому пустырю, огороженному колючкой, к какому-то вагончику. Меня завели в прокуренную комнату, где сидел мужик с сединой на висках в камуфляже с погонами майора. Позади вагончика тарахтел дизельный генератор, который давал электричество вагончику. Майор указал мне на стул на другом конце стола, я сел.

– – Ну, что, молодой человек? Сразу сознаетесь или будете мурку водить?, – спросил он беззлобно, что-то написав на чистом листе серой бумаги.

– – В чем я должен сознаваться? – сразу напрягся я.

– – Да ладно расслабься это я так, прикалываюсь. Закуривай.

– – Да нет, спасибо, бросил. – отказался я, хоть и хотелось курить. Первый принцип: никогда на допросе не бери у следователя сигарету, конфетки или еще чего-нибудь, потому что ты невольно попадаешь в психологическую зависимость от него. Надо брать разговор в свои руки.

– – Молодец. Ну, давай, фамилия, имя, отчество, дата и место рождения.

– – Свешников Владимир Анатольевич, 23 июня 1983 года, в городе Симферополь.

– – Хорошо, чем ты можешь подтвердить свою личность? Или кто может подтвердить твою личность?

– – Так у меня же документы на руках были.

– – У тебя их было аж два комплекта.

– – Так это на погибших товарищей, для сдачи в штаб, чтобы не считали их пропавшими без вести. Плюс еще санитарка Таня, которую я тащил может подтвердить. И вообще, на документах все-таки фотографии есть.