– Вернемся в кинотеатр, – прочувствовал его настроение Ихара.

В полутемном зале они сидели втроем, слабый свет лился из амбразуры проекционной. Застрекотал проектор, на экране высветились кадры хроники. Вольнонаемные закрепляли под крыльями самолета контейнеры. Ихара давал пояснения.

– В контейнерах находятся блохи, зараженные вирусом…

Самолет разбежался по полосе и взмыл в небо. Далее изображение уже пошло от камеры, установленной на хвостовом оперении.

– Самолет летит над полигоном, – комментировал Ихара. – Высота небольшая, если подняться выше, то блохи могут погибнуть от холода. Смотрите, контейнер открывается…

На экране возле крыла возникло и растворилось в воздухе темное облачко.

– Распыление прошло успешно.

Самолет сел на землю, его обмыли из распылителей, экипаж вышел.

– И вот результат. Съемки на полигоне проводили через три дня.

На экране появились мертвые животные. Лошадь, корова, овца, верблюд. Все они были привязаны к вбитым в землю колышкам, а потому и не могли покинуть полигон. Проектор погас, в зале вспыхнул свет.

Ихара просто светился от счастья.

– Теперь вы понимаете, что нам не страшны советские дивизии, стоящие в Монголии. Всего несколько рейсов – и вся живая сила противника просто вымрет. А нам достанутся неповрежденные техника и боеприпасы. Бактерии и вирусы также можно сливать в реки, которые текут на территорию противника.

Гросс задумчиво смотрел на погасший экран, затем повернулся к Галицкому.

– Согласитесь, нравы войны сильно изменились с четырнадцатого года.

Николай сдержанно кивнул. Он понимал, что узнал много лишнего, того, что, возможно, знают даже не все сотрудники «отряда». Но пока Ихара выглядел вполне добродушно, и Галицкий не терял надежды в ближайшее время оказаться у себя дома.

– Продолжим знакомство с нашим хозяйством, я даже продемонстрирую некоторое оборудование в действии.

Ихара очень горделиво показал огромную холодильную камеру.

– Раньше мы могли проводить опыты по последствию обморожения лишь в зимнее время. Теперь же получили возможность делать это их круглый год. Мощные компрессоры позволяют понижать температуру да минус сорока градусов по Цельсию.

Гросс не стал уточнять, на каких подопытных животных проводятся опыты. Скорее всего и Ихара, и немец прекрасно понимали в некоторых вопросах друг друга без слов.

– Мои лаборатории специализируются на проблемах выживания в экстремальных условиях, – рассказывал Ихара. – В частности, мы занимаемся исследованиями влияния на живые организмы пониженного давления.

Ихара пропустил Гросса и Галицкого в помещение с барокамерой. Оператор поднялся со своего места и опустил голову в церемониальном поклоне.

– При помощи барокамеры мы моделируем попадание самолета в верхние слои атмосферы, – проговорил он.

– Вам повезло, сегодня как раз есть возможность увидеть все в действии, – улыбнулся Ихара.

Оператор отворил железную дверцу в стене. Двое вольнонаемных выкатили из нее рельсовую тележку, на которой лежал привязанный к носилкам китаец. Рот его был залеплен пластырем. Несчастный извивался, пытался что-то сказать.

– Не переживайте из-за него так, – Ихара покосился на Галицкого, который отвел взгляд. – Это преступник, приговоренный к смертной казни. По договоренности с властями Маньчжоу-Го они передают нам смертников. Хоть какая-то польза от этого негодяя.

– А что он совершил? – спросил Николай.

– Я не знаю. Разве это что-то изменит?

Вольнонаемные поставили носилки в барокамеру, закрыли люк, установили перед иллюминатором кинокамеру, застрекотал моторчик. Оператор смотрел на Ихару, тот дал отмашку. Загудел компрессор, выкачивая воздух. Стрелка манометра медленно поползла влево.

– Задержи понижение давления, – распорядился Ихара, заглядывая в иллюминатор. – Посмотрите, сейчас начинаются необратимые процессы. Особенно заметно это на лице. Лопаются капиллярные сосуды, глаза выпучиваются. Снижайте давление.

Голова у китайца стала раздуваться. Раздувалось и тело. Ихара недовольно морщился, чистота эксперимента оказалась нарушена. Веревки, которыми был привязан несчастный к носилкам, врезались в плоть, из-под них уже сочилась кровь.

Голова, раздувшаяся, как футбольный мяч, взорвалась, брызнув кровью. Галицкий, видавший всякое, пошатнулся, но все же устоял на ногах. Немец брезгливо кусал нижнюю губу. На этот раз он не произнес своего любимого слова «впечатляет».

Затем Ихара еще демонстрировал клетки с крысами, колбы с черными блохами. «Экскурсия» подходила к концу.

– Нас ждут в столовой, – ближе к вечеру напомнил Ихара.

– Спасибо, но я не голоден, – ответил Гросс.

– Я тоже, – негромко проговорил Галицкий после того, как перевел ответ немца.

Глядя на китайца или японца, европейцу трудно понять, что у них творится в голове. Даже Николай, долго проживший в Маньчжурии, не мог с уверенностью сказать, какие планы у Ихара на будущее – его, Николая, будущее. А потому сам решил спросить об этом напрямую.

– Господин Ихара, как долго вам еще потребуется моя помощь?

– Наш гость завтра днем улетает в Токио. Тогда и поговорим о дальнейшем.

Это прозвучало предостережением. Дальнейшее могло означать работу в «отряде». А Галицкому даже думать об этом не хотелось. Он и так еле сдерживался, испытывая к Ихара прямо-таки звериную ненависть. Даже если китаец, взорвавшийся в барокамере, и был преступником, осужденным на смерть, то медик не мог выступать в роли палача.

Когда удалось улучить минутку, оставшийся один на один с Гроссом Николай напомнил гостю:

– Вы хотели поговорить со мной о прошлой войне.

– О, да.

– Думаю, лучше всего сделать это у меня дома. Я приглашаю вас. У меня есть неплохие запасы спиртного. После увиденного у меня есть только одно желание – напиться.

– Солидарен, – согласился Гросс. – В моем багаже тоже кое-что припасено.

– Тогда попросите господина Ихара об этом. Вам как гостю он не откажет.

Ихара заметно расстроился, когда немец сказал, что хотел бы побывать в гостях у Галицкого, но все же не стал настаивать, чтобы тот остался в гостинице «отряда».

– Я дам вам машину с шофером, – предложил он.

Выезжали из «отряда», когда уже начинало темнеть. На шоссе Галицкий обернулся. Следом за ними катил еще один автомобиль. Впрочем, этого и следовало ожидать. Ихара не рискнул бы отпускать немца без надежной охраны.

– Как вам сегодняшний день? – устало спросил Гросс.

– Я хотел бы вообще стереть его из памяти, – признался Галицкий.

– Я вас в чем-то понимаю. Но такие опыты нужны, – принялся рассуждать немец. – Исследовать действие лекарств или изучать человеческие болезни на лабораторных животных неправильно. И, если есть возможность работать с людьми, нельзя ее упускать. Только так можно быстро достигнуть результата.

Николай принялся доказывать, что опыты над людьми проводить нельзя, даже если те преступники.

– Я сомневаюсь, что Ихара сказал нам правду. и тот китаец был приговорен к смертной казни, – проговорил Гросс.

Машина остановилась возле дома, где жил Галицкий. Второй автомобиль проехал чуть дальше, из него никто не вышел. Водитель-вольнонаемный сказал, что будет ждать в машине, и передал немцу упакованные в бумажные пакеты продукты. Только сейчас Николай вспомнил, что у него нет ключей, ему ничего из вещей так и не вернули.

Окно в квартире Маши горело, пришлось постучать.

– Николай Васильевич! – обрадовалась девушка. – Я так волновалась. Куда вы пропали?

– Как-нибудь расскажу. Мне ключи нужны. Что-нибудь о Дурове известно?

– Он в городской больнице. Это все, что я про него знаю.

Маше хотелось расспросить Галицкого, но тот был не один. Поэтому она только шепнула, что еще нескоро ляжет спать. Мол, если Николай захочет, может зайти к ней на чай позже.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».