Размышлять о причинах увольнения Тутмоса в свете этих новых открытий не имело смысла, — причины были очевидны, ибо истина, поведанная Тутмосом, звучала ужасно. К удивлению Катрины, успевшей ознакомиться с несколькими новостными передачами в доме убитых ею когнатов, после репортажа господина Химона паники среди местного населения не наблюдалось. Более того, информационные передачи словно игнорировали сообщение Тутмоса о катастрофе. Ни имени самого журналиста, ни обсуждения его кошмарного предсказания Кэти не встретила. Впрочем, на Торватине работало несколько тысяч голоканалов, из которых на местные студии приходилось не менее сотни, так что некоторые новости беглянка вполне могла пропустить.

Сейчас в Катрине боролись два простых чувства: жалось к свидетелю собственных преступлений и необходимость его ликвидировать. Катрина знала: в случае смерти Тутмоса несчастному грозят тысячелетия рабства — для отработки нового тела и воскрешения, вернее, перезаписи души. С другой стороны, возиться с Тутмосом у нее не имелось необходимости, с ним требовалось что-то решать. Жалось жалостью, однако, решила она, если прямо сейчас они не найдут с пленником общий язык, бластер не потратит слишком много заряда на еще одну дырку в его голове…

Красавица вошла в комнату тихонько, ступая на пальцах. Обошла Тутмоса, взглянула ему в лицо. Набыченные глаза, поднятые на нее, и вздрогнувшие от переживаний пальцы, после того как взгляд коснулся эстимета в ее руке, не производили положительного впечатления. Кэти осторожно взяла Тутмоса за локоть, заставила подняться, настойчиво, но мягко проводила к креслу, легонько толкнула. Потом сама плюхнулась на стул напротив и откинулась на высокую спинку, заложив одну ногу за другую. Перчатка бластера вновь защелкнулась на запястье, охватив предплечье и кисть. Беседа, таким образом, снова превращалась в допрос.

— Спасибо, — произнесла она очень тихо, чуть улыбнувшись алыми, без всякой помады, искусственно пигментированными губами.

— За что?

Катрина кивнула. Какая никакая, но это была реакция, по крайней мере, пленник мог говорить.

— За то, что помог мне в «Циркусе», — агнатка улыбнулась снова. — За то, что помог мне здесь.

— Я не помогал.

— Уверен?

Вытянув руку, Кэти чуть наклонилась вперёд, подняла эстимет и уперла лазерную мушку бластера прямо в лоб собеседника.

— Если ты не помощник, ты не нужен. Данное умозаключение подводит меня к следующему логическому шагу. Догадываешься, к какому?

Тутмос вздрогнул.

— Убьешь?

— Пока думаю. До тебя я кончала всех, с кем сталкивалась на Торватине. Поголовное бессмертие населения открывает широкие просторы для творчески настроенных убийц — подобных мне не мучает совесть. Когда я высадилась, то встретила шестерых охотников на болотах. Если бы встретила одного — убила бы одного. Встретила бы двадцать человек — убила бы двадцать. Судьбу шестерых мужчин решило всего лишь наличие у них оружия, индивидуальных жетонов и гражданской одежды. Впрочем, на охотничье оружие мне плевать, я бы убила их только за одежду. Улавливаешь суть? В доме, в котором я остановилась в первый день на вашей планете, проживала довольно большая семья — и находился мобильный синтезатор, в котором можно было создать бластер. Успокаивать детей, и смотреть за старушкой мне было недосуг — но мне нужен был лучевой пистолет. Итог, как ты понимаешь, совершенно очевиден — семья мертва и где-то хеб-седируется. Охранники «Циркус-Циркуса», которых я перерезала у тебя на глазах, были вооружены и многочисленны, но их судьба оказалась также определенной простейшим выбором. То же самое и с остальными… — Кэти сделала паузу, снова откинулась на спинку стула и поставила руку с эстиметом вертикально, локтем на колено. — Но ты — другое дело, Тутмос. Ты один и ты безоружен. И ты помог. Поэтому меня мучают сомнения…

— Не убивай.

— Причины? — Катрина оживилась.

— А ты не знаешь? — Тутмос окончательно пришел в себя. Жажда жизни или же жажда денег, которых стоит стандартное воскрешение и новое тело, заставили его мозг усиленно работать. — Ты говоришь, тебя не мучает совесть, — воскликнул бывший репортер, — но ведь техническое воскрешение — это не все. У меня и так нет средств на хеб-сед, я уволен. Если ты убьешь меня сейчас, то следующие несколько тысячелетий я буду агнатом-рабом, отрабатывающим новое тело. Неужели непонятно? И потом, ты ведь ограбила казино, зачем тебе я?

— Ты свидетель.

— Камеры и так тебя засекли!

— Но ты со мной разговаривал. Ты знаешь, куда я пошла и где я остановилась.

Тутмос клацнул зубами, кулаки его напряглись.

Собственных зубов Катрине было жалко, так что она просто щелкнула предохранителем. Журналист намек понял.

Пару секунд они сверлили друг друга взглядом. Наконец Тутмос сдался, осознав полную невозможность сопротивления. Как бы быстро он ни бросился на нее, луч бластера окажется много быстрее. А обращаться с оружием девица умела — достаточно было того, что он видел в казино.

— Пощади… — прошептал он, поникнув плечами и опустив руки между колен. Взгляд его был просящим, но не униженным, твердым.

— Ты пока жив. Выбор зависит вовсе не от моего желания, а от моих возможностей. Я просто не знаю, что с тобой делать.

Тутмос вновь поднял глаза и сокрушенно покачал головой.

— Раз так, то следовало оставить меня в «Циркусе». Зачем ты взяла меня с собой, если не знаешь, что со мной делать?

— Ошиблась. Не знаю, почему. А оставлять тебя в «Циркусе» живым я бы не стала, так что не каркай. Если бы ты остался в «Циркусе», остался бы мертвым — живой очевидец мог проследить, куда я пошла. А убивать не хотелось.

— Так и не убивай! — Тутмос вскинулся. — Какая разница, тогда или сейчас?

Кэти молчала. Упертый в колено бластер безучастно пялился в потолок.

Наконец, внимательно проследив за лицом молодого человека, она медленно кивнула. То, что она видела, нравилось ей. Тутмос был молод, искренен, честен.

Так, по крайней мере, говорила ей его мимика. Нахмуренные брови, сжатый и прямой рот, играющие желваки скул и, главное, гордый взгляд, который он не отвел даже под дулом пистолета, несмотря на явный страх, переполняющий сердце, и общее ужасное положение, не обещающее пощады. Конечно, одних образовательных файлов, которые Кэти скачала со специального сайта Сети, вряд ли достаточно, чтобы считать себя полноценным психологом, однако в данном конкретном случае она не могла рассчитывать на что-то иное. Ведь не договор с ним подписывать, на самом-то деле!

Кроме того, пока она находилась в ванной, он не убежал, а это кое-что значило. Прежде всего, конечно, то, что он ощущал себя виновным. А также то, что он был любопытен. Ведь Тутмос до сих пор не знает про ее дар. И, следовательно, не имеет понятия, каким образом ему удалось выиграть кучу денег в чет-нечет, и почему, а главное, каким образом, были убиты многочисленные охранники в казино. Возможно, из-за него? Ведь это Тутмоса начала избивать охрана, это за него вступилась незнакомая девица, устроив в «Циркусе» настоящую огненную резню. «Ну что же, — подумала Катрина, — любопытство — не порок».

— Живи, — произнесла она, сама удивившись собственному великодушию. — Но ты останешься со мной до утра. У меня уже нет сил куда-то бежать, а отпускать тебя сейчас — просто самоубийство. Согласен?

— Отпустишь утром?

— Точно. Попытаешься уйти раньше — убью.

— И как это будет выглядеть? В смысле как ты собираешься отпустить меня на свободу?

— Элементарно. Свяжу по рукам и ногам, заткну рот кляпом, суну в руки кухонный нож и уйду. Пока развяжешься, я успею оказаться далеко. Еще вариант — я просто оставляю тебя в комнате связанным без ножа в руке. В течение дня приходит консьержка — она вызовет полицию, и тебя освободят. Последний вариант более предпочтителен, поскольку снимет с тебя подозрения по поводу бойни в «Циркусе». Ты сможешь вещать полицейским чистую правду и сваливать все на меня.

— Не слишком гуманные варианты! Консьержка может заявиться в номер и к вечеру.