Мадлен замолчала. Я уже понял, что такова ее манера говорить, слушатель должен был выждать несколько мгновений, а потом повторить ее последнее слово с вопросительной интонацией.
— Имя?
— Я никогда не думала, что женщина может изменить фамилию через удочерение, но всегда знала, что это легко сделать выйдя замуж. И я вышла замуж за своего кузена.
В ее устах это прозвучало как хорошая шутка.
— Он был очень милый парень, намного моложе меня и очень меня любил. Ни одна девушка не хотела выходить за него замуж из-за горба и слабого здоровья. Поверьте, мы с Альбертиной очень о нем заботились! Я даже спала с ним — в благодарность за имя, понимаете? — и он был счастлив, что к нему относятся как к настоящему мужчине. Два года мы прожили очень счастливо, а потом он умер от лейкемии… двадцати лет от роду.
Она покачала головой.
— Даже если женщина — ла Дигьер не по крови, мужчине она счастья не приносит. Возможно, Сара и Шарлотта правы, что не выходят замуж? Впрочем, не важно, главное — я снова стала Жандрон, хотя со всеми этими историями уверена могу быть только в своем имени.
— Обещаю больше не ошибаться, Мадлен.
— Странно, не правда ли, что мы с Альбертиной, пусть и по разным причинам, вышли замуж за кузенов, но сохранили фамилии.
Рассказывая, Мадлен разложила доску, заварила отвар и разлила отвратительную на вкус вербену по чашкам. Она передала мне сахарницу, я положил несколько ложек, надеясь перебить вкус, но стало только хуже — отвар превратился в сироп, и я решил признаться, подумав, что простота не всегда хуже воровства:
— Знаете, Мадлен, я солгал. Я не люблю вербену. Мне просто ужасно хотелось с вами поболтать.
Она издала свой веселый, с первого раза покоривший меня смешок:
— Следовало бы наказать вас и заставить выпить все до капли, но у меня доброе сердце. Вино там, налейте себе сами.
Несколько глотков избавили меня от приторного вкуса во рту. Мои безансонские друзья Шанталь и Мишель называют этот процесс «противосахарной терапией».
— И помогите сложить белье. Я их не глажу: абсурдно тратить по полчаса на простыню, чтобы потом лечь и в две минуты смять ее. Когда я объявила, что постельное белье в этом доме больше гладить не будут, мою мать едва не хватил удар, но это случилось после истории с удочерением, и чувство вины не позволило ей оспорить это решение.
Мне впервые в жизни поручили подобное дело, я сконцентрировался, собрал волю в кулак и сделал все так хорошо, что Мадлен не заподозрила во мне новичка.
Идея поездки в Виши возникла как игра, после того как Шарлотта смоделировала на компьютере очередную схему спасения дома. Она все время их составляла, надеясь найти выход. Она сидела, мрачно уставясь на экран.
— Даже если Дюрьё даст мне прибавку, о которой я просила, если Сара станет обдирать клиентов как липку, а твой чертов издатель, мама, перестанет задерживать на полгода выплату жалованья, мы все равно не справимся. До конца лета нужно найти пятнадцать тысяч евро.
Она не сказала ничего нового.
— А продавать нам практически нечего, — вздохнула Альбертина, — остались жалкие крохи.
Кроме самого дома, как следовало из разговора Сары с Шарлоттой, слышанного мной днем.
— Большое поступление. Наследство. Некоторым везет — к ним является с визитом нотариус и сообщает о смерти американского дядюшки, — мечтала Сара.
— Надеяться не на что: у нас есть полное генеалогическое древо семьи с семьсот пятидесятого года.
— Ты должна снова выйти замуж, мама. Знаешь, богатый человек вполне может быть культурным и хорошо воспитанным.
Альбертина весело рассмеялась.
— Очень на это рассчитываю. В моем возрасте становишься придирчивой.
Сара продолжила свою мысль:
— Хрупкого здоровья. Никаких родственников, и ты будешь единственной законной наследницей.
— Дайте мне побыть замужем хоть недолго.
— Ладно, если он оплатит счета, мы будем великодушны. Вотрен всю жизнь в тебя влюблен, но у него нет денег.
— Он никогда не просил меня стать его женой.
— Из робости, — подала голос Шарлотта. — Ты слишком красива для него.
— Красива! Красива! Как женщина пятидесяти пяти лет. Богатые мужчины женятся на молодых.
— И становятся рогоносцами. Умный человек ведет себя иначе.
— Ты хочешь, чтобы он был не только богат, но и умен?
— От этого зависит мир в семье. Вряд ли мы сумеем приспособиться к дураку.
— Тебе бы следовало подумать в первую очередь о матери и сказать: она не сумеет.
— Перестань, Мадлен, тебе известна ее самоотверженность: она сделает все, чтобы нас спасти.
— И где же вы отыщете для меня столь редкостный экземпляр?
— Уж точно не здесь, — ответила Шарлотта.
— На водах! — воскликнула Сара. — Только на водах. Они там лечатся, скучают, им нужно приятное общество. В Виши приезжают те, у кого больная печень, цирроз и сердечная недостаточность, Пломбьер, если не ошибаюсь, показан почечникам, Дакс — тем, кто страдает диспепсией, Бурбуль — золотушным, Амели — туберкулезникам, астматикам и сифилитикам, а если у человека хронический энтерит, ему самое место в Эвиане. Выбирай патологию по своему вкусу.
Последняя фраза вызвала бурный протест окружающих.
Шарлотта закрыла компьютер, который ничем не мог ее порадовать, и они принялись вчетвером развивать курортную тему, где бродят стада разочаровавшихся в любви миллиардеров — о, совсем не золотушных и уж точно не сифилитиков! — жаждущих встретить женщину своей жизни и открыть ей сердце и банковский счет.
— Все знают, что сердце как волшебное слово открывает путь к банковским счетам.
Когда-то Альбертина ездила в Виши с мужем, хотя печенью тот не страдал. Она хорошо помнила его изящную архитектуру, истинная ла Дигьер, она знала в этом толк, прогулки по паркам под прелестными аркадами и гостиницы конца века — девятнадцатого, естественно! — где к ужину выходили в вечерних туалетах, а чопорные слуги замечали малейший промах в одежде гостей. Пожилые господа и дамы вкушали, в одиночестве, каждый за своим столом, вареную, чуть сбрызнутую лимонным соком рыбу и тушеную морковь.
— Конечно, Виши!
Входя в отель, люди сдержанно приветствовали друг друга, изредка останавливались, чтобы обменяться парой фраз. Альбертина вспомнила: однажды они с Октавом видели, как двое отдыхающих украдкой, за спиной официантов, обсуждают погоду и поданную на обед рыбу.
— Флирт!
— Это подтверждает мою правоту! — победно воскликнула Сара.
Но тот отель был пятизвездочным, женщина, которой кровь из носу необходимо достать к концу августа пятнадцать тысяч евро, не может позволить себе такой роскоши.
Шарлотта предложила взять кредит:
— Объясню своему банкиру, что деньги нужны для того, чтобы найти мужа для матери.
— Придется платить за номер, нужны платья и драгоценности: я не подцеплю миллиардера в тряпках из «Труа Сюис».
— Ты никогда там не одеваешься, нам это не по средствам, — проворчала Мадлен.
— Драгоценности могут быть и поддельными, — сказала Сара. — В его возрасте он наверняка будет близорук и ничего не заметит.
Их понесло.
— Огромное состояние и цирроз!
— Ты станешь его последней любовью.
— Мы влюбимся в его наследство.
Мадлен абсолютно точно помнила состоявшийся тогда разговор — в этот самый момент домой как раз вернулись девочки.
— Что за наследство? — спросила Клеманс.
— То, которое мы получим от будущего мужа твоей бабушки, — пояснили ей.
Клеманс нимало не удивилась.
— Отличная идея. Я прочла в одной статье, что регулярная сексуальная активность — лучший естественный регулятор сердечной деятельности для людей пожилого возраста.
Слова «пожилой возраст» вызвало бурю протестов.
— Не смей комментировать сексуальную жизнь моей матери, — пригрозила Сара между двумя взрывами хохота.
— Еще чего! Вы с мамой первые начали.
— Не надо путать: мы говорили о свадьбе — не о сексе.