— Милорд, сейчас немножко пощиплет. — Леа положила на рану мазь. Кейн тяжело вздохнул, но девушка истолковала этот вздох по-своему. — Простите меня, — пробормотала она, — уже почти все. Осталось намазать еще одну ссадину, и я оставлю вас в покое.

Реднор понял, что терпение его на исходе.

— Дай-ка, мазь сюда! Остальное, я сделаю сам! — резко одернул он Леа.

Леа послушно протянула ему склянку с лекарством. Он заметил, как дрожат ее губы.

— Глупышка, это вовсе не из-за того, что ты делаешь мне больно или я не доверяю твоему умению. Просто… — Ну что он мог сказать?! Кейн рассмеялся. — О Господи, я не могу тебе ничего объяснить, дитя мое!

— Да вас всего трясет, вы замерзли! Вот ваша рубашка, милорд! — Леа лихорадочно бросилась к лавке, на которой лежала одежда Кейна.

Он расхохотался.

— О, нет! Чего, чего, а вот от холода я не страдаю, это точно! Видит Бог, мне скорее жарко, и даже слишком! Хотя, возможно, ты права, и от рубашки мне станет прохладней.

Он натянул через голову рубашку и тут же прибавил к ней верхнее платье, понимая: чем больше на нем одежды, тем безопаснее для них обоих. Леа вновь приблизилась к нему, чтобы помочь разобраться с застежками камзола. Он почувствовал, что больше не может противиться своему желанию. Вряд ли будет большим грехом, если он поцелует ее… Реднор притянул девушку к себе. Леа не выказала ни малейшей попытки к сопротивлению. Медленно, высматривая на ее лице малейшие признаки отвращения, Реднор приблизился губами к ее нежному рту и заставил языком его открыться. Леа, к его удивлению, не проронила ни звука. Мгновение ее рука блуждала бесцельно в воздухе, но стоило Реднору чуть отстраниться, как она обвилась у него вокруг шеи, недвусмысленно удерживая на месте.

— Я болел оспой! — закричал он и грубо оттолкнул девушку. — Это могло плохо кончиться для нас, миледи. Еще чуть-чуть, и ты лишилась бы девственности. Ты что думаешь, я железный?!

Леа не могла вымолвить ни слова. Покраснев до корней волос, она стояла перед ним, смиренно опустив голову. Грех вожделения, как же быстро он охватил ее! Она не только не могла противиться; более того, ей не хотелось отрываться от его шершавых обветренных губ…

— Не… не думайте обо мне дурно, милорд, я ничего не могла с собой поделать, — боясь поднять глаза, прошептала она, заикаясь, и еще больше смущаясь.

— Это моя вина. Прости меня. До сегодняшнего дня мне совершенно не хотелось жениться, хотя наши отцы только и твердили об этом. Мне казалось, что тебе нужно повзрослеть и подготовиться к супружеской жизни. Однако теперь я вижу, в этом нет никакой нужды, ты получила отличное воспитание. Леди Леа, а вы и вправду так мало знаете о поцелуях?

Слезы ручьем полились по щекам девушки. Как же быстро возмездие настигает злодеев! От стыда за свое непристойное поведение она готова была провалиться сквозь земля.

— Конечно! — в отчаянии закричала Леа. — Спросите маму — никто, кроме нее, никогда не целовал меня! Да и она это делала так редко! Милорд, если я и совершила что-либо дурное, то только слушая разговоры прислуги и пение бродячих артистов… — Она разрыдалась, по-детски размазывая слезы по щекам.

Реднор отлично понимал, что она не врет. Присматривали за Леа отменно, ни на минуту не спуская глаз. Ревность, так внезапно взыгравшая в нем, относилась не к какому-то конкретному человеку. Просто Леа поцеловала его, уродливого и искореженного шрамами, так тепло и ласково. А что будет, когда она попадет ко двору и за нею станет виться шлейф молодых угодников?

— Ну, будет плакать! Ты хочешь, чтобы сюда сбежался весь замок? Вытри слезы. — Он наклонился, подобрал оброненный ремень, подпоясался и подошел к Леа. — Это моя вина, — теперь он говорил как можно мягче. — Ничего плохого в том, что ты поцеловала меня, нет, мы ведь помолвлены. Наоборот, я благодарен тебе, что ты не оттолкнула меня; я так ужасен, что почти ожидал резкого отказа. Увы, вместо того, чтобы радовать тебя, я весь день только и делаю, что обижаю.

Леа покачала головой. Кейн внимательно наблюдал за девушкой. Если она притворялась, то он это почувствует, но если она вела себя так помимо своей воли…

— Подойди ко мне, — строго сказал он, — и поцелуй меня еще раз как положено.

Леа покорно приблизилась к Реднору и подняла лицо, все еще мокрое от слез. На этот раз она и не пыталась обнять его, но, когда он поцеловал ее, она задрожала и доверчиво прильнула к его телу. Лорд Реднор с усилием совладал с собой и осторожно отстранил от себя девушку.

— Теперь иди. Ступай, иначе я снова невзначай обижу тебя, и мне в который раз станет стыдно.

Стол накрыли под самый вечер. Весь ужин Леа просидела не шелохнувшись. Вконец измученная дневными событиями, она не проронила ни слова, хотя прекрасно понимала, что надо просто из вежливости поговорить с графом Гонтом, который к тому же и сидел рядом с ней. Но сил у нее на разговор уже не осталось. Старый Гонт с расспросами не приставал, а лишь временами бросал пронзительный взгляд то на унылую девушку, то на побледневшего сына, рассеянно ковырявшего вилкой по тарелке. «Похоже, этот медведь напугал до смерти малышку Пемброков, — подумал старик Гонт. — Надо будет понаблюдать за ней».

При первой же возможности Леа спешно покинула пышное застолье. Ей хотелось побыть в тишине и одиночестве, чтобы хоть немного успокоиться. Она старательно прикрыла за собой дверь спальни, зажгла от кремня свечной огарок и принялась за шитье. Это привычное занятие немного отвлекло ее, но что-то все равно не давало покоя… Одежда лорда Реднора!

Леа собрала вещи Кейна и принялась за дело. Вначале все нужно очистить от пыли и крови. Пока отмокала рубашка, Леа сбрызнула водой бархатный камзол и старательно оттерла темно-бурые пятна. Все отчистилось довольно неплохо, только вот камзол оказался сильно поношенным. Она пригляделась к работе. Изумительная дорогая ткань, но пошито грубо. А не сшить ли ей самой к свадьбе рубашку для Кейна? Хотя, возможно, предусмотрительный отец уже все приготовил. Ну, а если все-таки попробовать?

Она тщательно сняла размеры с камзола и принялась за рубашку, откисавшую в лохани. Пятна почти сошли, но оказалось, что, несмотря на великолепие материи, пошита она была, как и камзол, из рук вон плохо. Леа повесила рубашку сохнуть у огня в комнате мамы — в ее собственной камин отсутствовал — и принялась латать темно-голубые штаны. Зажечь свечи она не решилась, и потому пристроилась поближе к огню: свечи стоили дорого, и мать пользовалась ими чрезвычайно редко. За этим занятием и застала Эдвина свою дочь.

— Леа! Что это ты делаешь? — удивленно спросила она.

Погруженная в собственные мысли, Леа некоторое время смотрела на маму с явным недоумением.

— Чиню его одежду, — сказала она, наконец, так, словно в мире не осталось других мужчин, кроме одного-единственного — Кейна Реднора. — Она в таком плачевном состоянии. Мама, у меня лежит отрез ткани, приготовленный для нового белья. Могу я пустить его на новую рубашку для Кейна? По-моему, материала хватит, и если я начну шить сегодня вечером, то успею в срок.

Эдвина бросила на дочь долгий изучающий взгляд.

— Да, конечно, у тебя все получится. Если уж тебе так хочется поступиться своей обновкой… — Эдвина подумала, что могла бы пожертвовать всем ради дочери или своих родителей, когда они еще были живы. Но пойти на это ради совершенно незнакомого мужчины, который и так получит возможность вертеть ею как ему только заблагорассудится… Это выходило за пределы ее понимания.

— Ничего страшного, у меня есть две рубашки, которые еще вполне можно носить. — Камин полыхал огнем, и лицо Леа порозовело. Эдвина не могла бы сказать наверняка: покраснела дочь от смущения или от жара, исходившего от пылающего очага.

— Зажги свечи, а то подожжешь волосы.

Леа немедленно повиновалась. Она встала, сходила за свечами и установила их на столе неподалеку от очага. Эдвина поймала дочь за руку, когда та подошла к рубашке лорда Реднора — проверить, не высохла ли она.