Литмир - Электронная Библиотека

Даже мертвый, он будет лежать только в супружеской постели. Даже мертвый… Это была единственная мысль, которая крутилась в голове с того момента, как она увидела, что Херефорд понесся к королю.

Лестничный пролет был слишком мал для того, чтобы протащить могучего Реднора. Херефорд, Честер и все остальные толпились внизу, шумно обсуждая, как же лучше всего это сделать. Леа вышла к лестнице. Ее никто не заметил, и вопли спорящих прекрасно доносились до нее. И вдруг Джайлс, стоявший у нее за спиной, все понял.

— Он жив! — закричал старик.

Леа бросилась вниз по лестнице и в шаге от Реднора в ужасе замерла. Шлем, камзол, лицо, руки, штаны — все было в кровавой коросте. Она вдруг подумала, что будет всю жизнь ненавидеть лютой ненавистью Джайлса, если он сейчас ошибся. Никто — даже Кейн — не может потерять столько крови и выжить. У нее и в мыслях не было, что он в сознании, хотя глаза у него были открыты.

— Положите его на постель, — попросила Леа. Кто-то сорвал покрывала, а Леа поспешно сбросила на пол подушки, чтобы не мешали.

— Надо разрезать кольчугу.

— Нет! — раздался слабый голос. Леа испуганно посмотрела на мужа. Реднор так дорожил своей «второй кожей», что собрал остаток сил и выдавил из себя слово протеста.

— Родной мой… любимый, — зашептала она, — но у тебя кровь…

Боль немного отступила, и Реднор даже сделал попытку улыбнуться.

— Это кровь… лошади… и… других людей… Это не моя…

Леа вдруг успокоилась. Если Кейн говорит, что это кровь лошади, значит, так оно и есть. Слезы выступили у нее на глазах. Она наклонилась к мужу и нежно поцеловала его в грязное, опухшее лицо — сначала в щеку, а потом в губы. Наконец она собралась с духом. Нужно действовать четко и быстро.

Несколько неприятных минут было потрачено на то, чтобы стянуть с Реднора кольчугу. Потом Честер и Херефорд поняли, что их помощь больше не нужна, и пошли вниз разбираться с пленными.

Леа была только рада их уходу. Она тут же разрезала на Кейне белье и не стала обнажать только левую ногу. К счастью, раны на теле оказались не страшными, и Леа даже не стала их трогать — природа сама справится, — только смыла кровь вокруг. А вот с правой рукой дело оказалось посерьезнее. Колотая рана до сих пор кровоточила. Видимо, придется зашивать. Леа впервые пожалела, что нет рядом мамы. Эдвина легко управлялась с ранами куда страшнее этой! Леа всегда стояла рядом с ней и внимательно смотрела. Но она никогда в жизни не зашивала ран сама!

— Родной мой, — нежно окликнула Леа Реднора. Кейн повернул к ней голову и открыл глаза. — Мне нужно зашить тебе руку. Это будет больно…

— Да, да, конечно, — как ни в чем не бывало, ответил Реднор. Его выдало только тяжелое дыхание. — Ты не пугайся. Бывало и хуже. Ну, потерял немножко крови… Ну, болит где-то, все это не смертельно.

— Я могу зашить твои раны?

— Зашивай. И не торопись — я вытерплю, не важно, сколько времени это займет у тебя.

Его спокойствие передалось Леа. Джайлс закрепил запястье Реднору, чтобы Кейн ненароком не дернул рукой. В помощники себе Леа позвала старую служанку. Гарри встал в изголовье — кто знает, вдруг придется удерживать Реднора или нужно будет поднести ему вина, чтобы поддержать сердце. Леа мельком посмотрела себе на руки — не трясутся ли? Она собиралась шить особым, маминым способом: на одном конце нитки делается петля, а потом через нее протягивается остальная ниточка. Такой шов непрочен, для мощных мышц ног или спины он не годится. Но для рук он просто замечателен. После него не остается чудовищных рубцов, и рука прекрасно двигается.

Наконец все позади. Не потребовалось помощи ни Джайлса, ни Гарри. Леа бережно укутала мужа и вышла из комнаты. Она не стала спрашивать у него: «Как ты себя чувствуешь, дорогой?» или «Не хочешь ли чего-нибудь?» Глупые вопросы. Чувствовал он себя отвратительно и не хотел ничего, кроме того, чтобы оставили его в покое. Если ему будет что-то нужно, сам попросит. Кейн лежал с закрытыми глазами, дыша тяжело и прерывисто. Сказывалось то, что у него сломаны ребра. Но с этим Леа ничего не могла поделать. Если б он был без сознания, можно было бы поправить их и наложить тугую повязку. Сейчас все-таки лучше оставить его в покое.

Слава Богу, раны не были серьезными, в постели он проваляется, по меньшей мере, недели три, но это только из-за ребер. Леа тревожило лишь одно — уж слишком спокойно держался муж. Когда она шила ему руку, по лицу Кейна текли слезы, но он ни разу не закричал и даже не застонал. Леа никогда не думала, что есть мужчины, которым стыдно показывать, что им больно. Она помнила отца и его солдат… Те не стеснялись ни стонать, ни кричать. Но Реднор был воспитан иначе. Ни старый Гонт, ни Джайлс никогда не поощряли слез и жалоб. Более того, такое поведение было всегда поводом для насмешек. Мачеха была единственным человеком, кому мог пожаловаться Кейн, но, увы, у нее не было желания с ним общаться.

Леа ничего этого не знала, и потому спокойствие Реднора ее пугало. Она просидела рядом с ним несколько часов, боясь шевельнуться и прислушиваясь к его вздохам. В комнате стемнело, и Леа, наконец, встала, чтобы сходить за свечами. Она бросила взгляд на мужа. Кейну, видимо, стало лучше — дышал он ровнее. Она принесла свечи и поставила их так, чтобы свет не падал ему в глаза. Потом она вновь пристроилась на краю постели с шитьем в руках.

— Леа… — открыл глаза Кейн.

— Родной мой, я здесь. — Она ласково прикоснулась к его ладони. Рука была теплая и немного влажная.

— Уже совсем стемнело?

— Милый, на дворе ночь. Не надо разговаривать. Постарайся заснуть. Может, тебе свет мешает?

— Где Джайлс?

— Внизу.

— Скажи ему, что мне нужно немедленно переговорить с Филиппом Глостером. Пусть он ко мне приедет. Я ведь не могу ходить.

— Сейчас?!

— Да, сейчас. Не спорь, Леа. Я только силы потеряю, но поступлю по-своему.

Леа прикоснулась ко лбу Реднора, потом послушала пульс. Жара у Кейна не было, сердце билось ровно, хотя и часто.

— Я не брежу, — обронил он, поняв смысл ее жестов. — Я даже съел бы что-нибудь. Только подложи мне подушку под спину…

Вот это хорошо, ну просто замечательно! Леа стрелой полетела за холодным мясом и вином. Когда умирают, — есть не просят.

Она отставила в сторону опустевшую тарелку.

— Кейн, может, убрать подушку? Ты тогда ляжешь.

— Пока не надо. Мне больно двигаться, кроме того, так мне будет легче говорить с Филиппом.

Леа как-то смущенно замолчала.

— Мне нужно кое-что тебе сказать. — Это была странная фраза, она очень редко так говорила. Кейн тотчас открыл глаза. — Нельзя лежать в сапогах, — продолжила осторожно она. — Ой! Не смотри так мрачно! Я не прикоснусь к тебе даже пальцем, если ты не разрешишь! Если ты мне не доверяешь, я позову кого-нибудь, только скажи.

Реднор отвернулся и молча уставился в окно. Жена права — рано или поздно ему придется снять сапоги, но при всем желании самому ему не справиться. При воспоминании о детстве его пробил мерзкий липкий холодный пот. В те годы старый Гонт вел себя как безумный. После смерти жены, потеряв от горя рассудок, он всю злобу вымещал на маленьком мальчике, беспрестанно внушая ему, что у него не нога, а копыто. Однажды доведенный до отчаяния Кейн сорвал ботинок с левой ноги и закричал, что у него никакое не копыто, а нога, человеческая нога, просто изуродованная!

— Ты видишь уродливую ногу, а я — копыто, — повернувшись спиной, злобно ответил ему Гонт. Он сразу пожалел об этих словах, потом даже пытался извиняться, но сын больше не доверял ему. С тех пор никогда и никому Реднор не показывал свою ногу. Прошло уже двадцать с лишним лет, а страх все еще жил в нем.

Филипп грустно смотрел на друга.

— Я еще никогда в жизни не видел такого идиота! Посмотри на себя!

— Если бы не ты, не лежать мне здесь, — покорно улыбнулся Реднор.

— Ты любишь убивать. Если бы не эта твоя страсть, ты бы здесь и вправду не лежал.

65
{"b":"187062","o":1}