– Привет, коли не шутишь, – усмехнулась Настя.

Эжен стоял в метре от ее машины, не приближаясь и не увеличивая дистанцию. Смотрел на нее вроде бы ласковым взором – впрочем, он прекрасный актер, мог своим лицом изобразить на заказ любую эмоцию. Даже в нужный момент блеснуть послушною слезой.

– С чем пожаловал? И зачем? – хмуро поинтересовалась Настя.

– Поболтать. Мы ж с тобой со всех сторон, как ни крути, родственники. Бывшие супруги. А теперь я женат на твоей матери. Твой получается, хм, отчим.

Говорил он с легчайшим, почти незаметным, но акцентом. Многие соотечественники, особенно эмигрировавшие в англоязычные страны, начинали в конце концов разговаривать с немножко иным, нездешним ударением.

– Ты выпрыгиваешь, как Петрушка из-за занавеса! – усмехнулась Капитонова. – Мог бы позвонить заранее, встретились бы не впопыхах, поболтали.

– Давай поболтаем.

– Занята я сейчас. Как ты здесь-то оказался?

Эжен юмористически развел руками: мол, чистое совпадение, глубокоуважаемая синьора.

– Значит, навел обо мне справки, – продолжала Капитонова. – Тебе известно, где я работаю и зачем сюда прибыла. Ладно, если хочешь поговорить, подожди. Сейчас клиент подъедет объект осматривать. Мне надо глянуть до него, что там мои рабочие наворотили.

– Напрасный труд.

– В смысле?

– Твой заказчик не подъедет.

– Откуда ты знаешь?

– Поверь.

Тут в сумочке у Насти зазвонил мобильник.

– Скорее всего, это твой клиент, – кивнул на аппарат бывший супруг. – Извиняться будет.

И точно: телефонировал пресловутый чиновник. Говорил смущенно, просил прощения, что ее подвел и приехать не сможет. Настя была сама любезность, а когда нажала на «отбой», бросила мрачно:

– Это ты все подстроил.

– Теория заговора? – понимающе поднял бровь Эжен. – Это мне знакомо. Во всех бедах на свете виноват бывший муж, да? Но не в этот раз.

– Откуда ж ты знал, что мой клиент на объекте не появится?

– Считай, что это маленькое чудо. Волшебство.

– Ага, а ты Дед Мороз. Или Санта-Клаус.

Настя упрямо поджала губы. Нажала единицу на мобильнике. Под номером один у нее в быстром наборе значился офис. А муж Сеня обозначался нулем – только не надо говорить, что по этому поводу сказал бы старик Фрейд!

В трубке прозвучал медовый голос секретарши Людки:

– Дизайн-бюро «Архимед», слушаю вас!

– Людочка, меня сегодня кто-то искал?

– Да, Анастасия Эдуардовна, заходил такой импозантный мужчина…

– Загорелый и подтянутый, но пожилой?

На слове «пожилой» Эжен ухмыльнулся.

– Да, а что? – В телефонном голосе Люды прозвучала смятение. – Нельзя было ему сообщать, где вы? Он сказал, что у него для вас и герра Вернера большой заказ будет.

– Понятно, – саркастически заметила Настя. – А еще что он изрек?

Смятение секретарши переросло в панику.

– Он сказал, что хотел бы на объекте побывать. А заодно познакомиться с вами. Говорил, что особняк на восемьсот квадратов на Новой Риге собирается нам заказать! – как козырной аргумент выдала секретарь. – Вот я и…

– Люда, – в сердцах сказала Настя, – сколько раз я тебя просила: не надо выдавать лишнюю информацию!

Капитонова повторила любимое выражение деда. «Не надо выдавать лишнюю информацию» – это было одной из важнейших жизненных заповедей кандидата в члены ЦК КПСС Егора Ильича Капитонова[2].

– Простите меня, Анастасия Эдуардовна, – залепетала Людочка.

– Бог простит! – Настя нажала «отбой» и досадливо молвила: – Болтунья эта Людка, уволю ее!

– Тогда уж казни лучше меня! – шутливо покаялся первый муж. – Это я соблазнил бедную девушку, мне она доверила драгоценную информацию. Я использовал ее и бросил!

– Да, по части использовать и бросить ты мастер, – вздохнула Настя. Ее злость куда-то испарилась. Она знала фантастическую способность Эжена влиять на людей. Даже она не стала в свое время исключением. Вызывать доверие, вызнавать разного рода сведения, убеждать – в этом дипломату (и, как Настя предполагала, шпиону) Сологубу не было равных. Профессия такая. И хватки своей за эти годы он не растерял. Значит, от дел не отходил? Значит, постоянно практиковался?

– Ну, садись ко мне в машину, – уже вполне миролюбиво предложила Настя. – В ногах правды нет.

– Но правды нет и выше, – буркнул бывший супруг, обошел ее «Лексус» и уселся на пассажирское сиденье.

– Что привело тебя ко мне? – спросила Настя. – Только не нагромождай диких историй, как ты умеешь. Давай коротко и ясно.

– Мама пропала, – лапидарно ответствовал Эжен, а потом пояснил, словно Настя не могла усвоить с первого раза: – Мать твоя исчезла, жена моя нынешняя, Ирина Егоровна.

– Хм? Может, у нее Альцгеймер начался? – усмехнулась Капитонова.

– О чем ты говоришь! – поморщился он. – Какой Альцгеймер?! Ей шестьдесят пять!

– Ну да, совсем еще девочка.

– Не надо так громко ревновать, Анастасия Эдуардовна.

– Вот еще! – Она дернула плечом. Сологуб помнил этот ее жест со времен юности. И он любил его. То была целая эпоха в его жизни: четыре года, когда он, как султан, паша, Гумберт Гумберт, жил одновременно и с матерью, и с дочерью.

– А почему ты здесь ее решил искать? Думаешь, я в этом замешана? И в багажнике своей машины вожу мамин хладный труп?

– Ох, Настя. Ты стала очень резкой. Подожди, не кипятись. Согласись: раз я приехал к тебе – значит, у меня имелись на то основания.

– Основания? Какие?

– Веские, Анастасия Эдуардовна, веские.

«Нет, с этим Эженом просто невозможно. Как был хамелеоном, так и остался. Ни слова в простоте, все время с ним надо быть в напряжении. Сеня хоть свой, понятный, близкий!.. Ах, да что я до сих пор их сравниваю!» – досадливо оборвала она себя.

– Поясни уж, сделай милость.

– Мы с гражданкой Ириной Капитоновой, матерью твоей, – начал Эжен, – проживали в Пало-Альто, штат Калифорния, США. Как ты, наверное, знаешь, у Ирины Егоровны был рак.

– Еще бы мне не знать! Все-таки мы с Сеней ее тогда вылечили.

– Ну-ну, – саркастически молвил Эжен.

– А что – нет?

– В некотором роде, конечно, можно утверждать подобное, – обтекаемо молвил бывший супруг.

«Он – мой отчим, подумать только! – мелькнуло у Насти. – И все эти годы прожил, надо же, с моей матерью, не развелся».

А Сологуб меж тем продолжал:

– У Ирины Егоровны действительно в девяностом году наступила стойкая ремиссия. Но болезнь никуда не делась. Однако твоя мать внимательно следила за своим здоровьем. Каждые полгода проходила полную диспансеризацию. И много лет все было в порядке. Но, как известно, рак никто еще не смог победить. Твой Сенечка не исключение. И недавно ей сказали, что конец близок – вопрос трех-четырех месяцев. И Ирочка впервые пала духом. Много плакала. Жалела себя. А потом вдруг исчезла.

– И ты думаешь, что она приехала повидаться со мной? Мог бы позвонить мне, спросить. Не пришлось бы тебе из-за океана в Москву тащиться.

– Она очень изменилась в последнее время. В лучшую сторону. Стала мягкой, кроткой.

– Она, может, и изменилась. И стала на старости лет сентиментальной. Но, по-моему, я – совсем не тот человек, которого она хотела бы увидеть перед смертью.

– А я разве говорю, что она приехала к тебе? Она приехала в Россию.

– Почему ты так уверен?

– Есть основания.

– Господи, Эжен! Я терпеть не могу твои недомолвки! Неужели нельзя толком сказать, почему ты думаешь, что она – в России?

– Ты знаешь о таком понятии: прайвеси? Так вот, в Америке оно свято соблюдается. А у вас в стране – нет.

– Что ты хочешь сказать?

– Господи, почему тебе обязательно надо называть все вещи своими именами! Короче: мне сообщили, что Ирина Егоровна прилетела в Москву, прошла таможню в Шереметьеве.

– А, вот оно что! У тебя везде есть информаторы! Ну, могу тебя проинформировать: на моем горизонте мать не появлялась.