Пейрол и коротышка обменялись взглядами.

- А давно вы видели месье Масбу? - спросил меня Пейрол.

- Капитана Масбу, - поправила Tante Матильда.

- Вы имеете в виду, в Англии? - спросила я. - Примерно год назад.

Tante Матильда ловко продела иглу сквозь туго натянутую ткань. - Они вместе обедали. Забавно, на днях они как раз об этом вспоминали.

- И эти встречи были регулярными? - спросил Пейрол.

- Да, пока мой дядя работал водителем грузовика, - сказала я.

Последовала пауза. Коротышка смотрел под ноги. Пейрол пробежал по губам языком.

- Мадмуазель, - внезапно сказал он, - вы знаете человека по имени Мэлколм Хейвард?

Я как следует подумала, прежде чем ответить. Видимо, он имел в виду Мэла. Сеть быстро затягивалась. Кажется, у них было всего две версии. Или я Крис Масбу, и тогда меня следует арестовать за темные делишки, которые проворачивали Крис с Мэлом, - или я Маргарет Дэвисон, и в этом случае они меня арестуют за мошенничество: подделка подписи Крис в целях получить её деньги. Что ещё хуже, они свяжутся с Тони. Единственное, что было мне на руку - это что они пока колебались, по какому пути действовать. Я видела, что они приехали с подозрением, что я не Крис, но эта версия с грохотом провалилась благодаря уверениям Tante Матильды. Но мне-то было без разницы: в любом случае меня арестуют за то, что я выдаю себя за другого человека.

- Да, - сказала я. - Да, я его знаю.

- Спасибо, мадмуазель, - сказал Пейрол. Потом обернулся к Tante Матильде и спросил по-французски, нельзя ли с ней переговорить наедине.

Я поднялась, чтобы выйти, но Tante Матильда жестом велела мне остаться.

- Давайте я провожу вас до дверей, - сказала она. - А поговорить мы можем по дороге.

Они были очень вежливы. Пожелали мне спокойной ночи. Выразили надежду, что я скоро поправлюсь. Сказали, что свяжутся со мной. Пейрол записал для меня свой телефон "на случай, если я что-нибудь вспомню и захочу ему рассказать".

Когда они ушли, я принялась мерить шагами комнату, прокручивая в голове весь разговор. Чем больше я думала, тем больше осознавала, насколько тонко Tante Матильда отмела подозрения, что я не её племянница. Но сбило меня с толку другое: как быстро она поняла, что я не её племянница! Осознав это, я отважно села в её кресло. Взяла в руки её вышивание. Поглядела на стопки брошюр, накладных и счетов. Ящик, в котором она копалась, остался незапертым. В приступе любопытства я открыла его. Там было полно всяких скрепок для бумаги, конвертов и наклеек с адресами. В углу какие-то пакеты из фольги с таблетками от желудочного расстройства. Я закрыла этот ящик и потянула за ручку второй сверху, до отказа забитый пачками старых писем, перевязанных резинкой, с марками разных городов. На глаза мне попалась английская марка. На верхнем конверте довольно худосочной стопки - не более дюжины писем - было написано карандашом "Мари-Кристин". Уже не контролируя себя, я сняла резинку и открыла верхний конверт. Внутри был единственный листок, сложенный пополам. Почерк был крупный, по-детски кособокий. По-французски, на школьном уровне языка, Крис благодарила Tante Матильду за шарфик, полеченный в день рождения. Я быстро сунула записку обратно в конверт и открыла другой.

- Ma shere Tante84, - прочитала я. Почерк был уже взрослый. Она извинялась за невозможность принять приглашение и приехать этим летом в Фижеак из-за "загруженности работой", и т.д, и т.п. Написано было четыре года назад.

Я быстро проглядела остальные конверты, думала, может, найду более позднее письмо. В середине связки отдельно лежала фотография, прикрепленная скрепкой к газетной вырезке. Фотография Гастона и Крис. Они стояли на какой-то площади, вроде Трафальгарской, на заднем плане было полно народу и голубей. На обороте было написано: "Avec Oncle Gaston - le cirque touristique85, 1990". Я снова перевернула её. И была поражена, насколько Ксавьер похож на Гастона. Но важно другое. Главное - Крис. Невысокая, худощавая, тонкокостная, она смотрела на меня, улыбаясь широкой улыбкой Масбу. Ее запросто можно было принять за Селесту. Запросто. Да они почти двойняшки! Но перепутать её со мной было невозможно.

Я поняла, что жестоко обманулась. Tante Матильда с самого начала знала, что я не Мари-Кристин. Доказательством служил этот снимок. И ещё более странным было то, с каким спокойствием она уверяла полицейских в обратном. Как зачарованная, я озадаченно смотрела на фотографию. Потом отцепила её от статьи из газеты. И увидела свое старое фото с паспорта, расплывчатое, плохо отпечатанное. Под ним по-французски было несколько кратких строк о Маргарет Дэвисон, "une femme Anglaise qui est disparue", "Presumee morte"86, и т.д. Я торопливо скрепила фото и вырезку, надела на письма резинку и сунула их в ящик.

У себя в комнате я сидела за туалетным столиком, расчесывала волосы и глядела на бледное отражение, которое, возможно, было моим лицом. Я ждала, что с минуты на минуту войдет Tante Матильда и скажет что-нибудь разоблачительное. Я хотела подготовить для неё ответ, правдивый ответ.

Стемнело. По трубам побежала вода. Я услышала, как Tante Матильда крикнула кому-то "Bonne nuit87", но у меня она так и не появилась. Я твердила себе, что у неё нет никаких разумных причин приходить. Она не знает, что я видела фотографию и вырезку, так что каким бы не был мой статус-кво, - а он, оказывается, очень далек от того, что я навоображала, мое открытие ни в коей мере его не меняло.

Мне не спалось. Бросив безуспешные попытки, я встала и принялась собираться. Я не взяла ничего из вещей Крис кроме полюбившегося мне халата с пятнышком, джинсов, рубашки и (по причинам, носящим сентиментальный характер) зеленого шелкового платья, - все эти вещи я считала подарком Крис. Кроме них я забрала только то, что покупала сама. В Марселе я найду все, что мне понадобится, и недорого. Я упаковала и снова вынула эти несколько вещей. Потом снова упаковала. Потом вытащила, встряхнула их и снова уложила, потом переложила в другом порядке, и так без конца, лишь бы не думать, лишь бы заглушить тупую боль от необходимости окончательного и безвозвратного отъезда.

НАЧАЛО

Когда я спустилась завтракать, в кухне никого не было. Я варила кофе, и тут появилась Франсуаза.

- Ты что, только встала? - спросила она.

- Плохо спала, - ответила я, взглянув на часы. Было начало одиннадцатого.

- Я уже в банк съездила, - она выгружала на стол покупки. - А про тебя там спрашивали.

- Про меня?

Она кивнула.

- В банке? Когда?

- Вчера, или сегодня утром. Не помню.

- Полиция?

Она подняла на меня взгляд, выражавший глуповатое удивление.

- С какой стати полицейским спрашивать о тебе в банке?

Что ж, не полиция, так Мэл, одно из двух.

- И что обо мне спрашивали?

Она пожала плечами.

- Кассир только сказал, что человек задавал о тебе вопросы. Высокий человек.

Значит, скорее всего, Пейрол. Хотя, может, и Мэл: он тоже высокий.

- В очках, - добавила она.

- В очках? - Высокий и в очках - кто бы это? - В темных очках, может?

- Он не уточнил. Просто в очках.

- И что он хотел знать, этот человек?

Она покрутила головой.

- Кассир сказал только, что о тебе спрашивали, и все.

Странно. Очень странно. Я приняла решение.

- Франсуаза, ты не знаешь, где твоя мама?

- А в комнате её нет?

- Да, может быть, - сказала я, хотя знала, что нет, потому что уже стучала. - Мне надо с ней поговорить.

Но это пришлось отложить. У дяди Ксавьера на одиннадцать было назначено заседание праздничного комитета. Если я не возражаю, сказал он, я могу немного подождать, и после этого мы отправимся обедать. Я не возражала. По шкале ценностей обед с дядей Ксавьером был намного важнее таких побочных обстоятельств, как затягивающаяся сеть полиции или загадочное соучастие в моих преступлениях Tante Матильды, важнее даже некоего неизвестного, интересовавшегося мною в банке. Все это могло подождать. В этот последний день дядя Ксавьер имел приоритет. Мне хотелось, чтобы сегодня ему было хорошо. Я залезла в машину и вытянула ноги под приборной доской.