— Вот что отвечу, — сказал я, вмешиваясь в разговор, (до этих пор я не принимал в нем участия, чтобы дать возможность успеть Франку Мальбону к нам на выручку). — Несмотря на все желание принести вам пользу, я должен сказать, что не принимаю ваших условий. И если бы я вынужден был насильно на них согласиться, то, получив свободу, признал бы их не правомочными.

— Каково! — закричал скваттер. — Так знайте же, что я не хочу слышать о ваших законах и не намерен жить по ним. Послушайте, землемер, — прибавил он с раздражением, — я не могу говорить о наших делах с этим молодым горожанином. Он жил постоянно в городе, у него свои правила, свой язык, которого я не понимаю.

Ты же житель лесов; подадим друг другу руки и заключим союз, ведь наши владения всегда находились рядом. Согласен ли ты помогать мне?

— Во всем, что только справедливо.

— Итак, по рукам. Вот что я хочу предложить тебе.

Мой сын Зефан ищет себе жену, а мои дети, как вам известно, намного превышают все надежды отца… Скажи, где найти в нашей стороне лучше их? У тебя есть племянница, Урсула Мальбон, которая сейчас с нами.

Говорят, что Зефан и Урсула созданы друг для друга. Они друг Друга знают и не в первый раз видятся, а это значит, что они близко знакомы для того, чтобы вступить в брак.

Я пошлю за судьей, и как только он придет, мы, не теряя времени, поженим молодых людей. После этого нам уже не трудно будет согласиться с генералом, тем более что вы с ним хорошие друзья. Тогда, может быть, я пойду на некоторые уступки. Я думаю, ты согласен принять мое предложение, которое для нас всех будет залогом мира?

Я ясно видел, что сначала землемер, и даже сама Урсула, которая предчувствовала планы старого скваттера, не поняли, что хотел сказать этим Мильакр. Но когда скваттер сказал о немедленном вступлении в брак, когда он предложил послать за судьей, тогда только истина разговора полностью открылась перед нами. Отступить или отделаться пустыми обещаниями не было никакой возможности. Нужно было идти напролом. Вскоре вместо удивления, которое выразилось на лице землемера, появилось выражение уязвленной гордости. Одна мысль видеть Урсулу замужем за таким существом, как Зефан, отдать ее в семейство скваттеров — возмутила его душу.

Между тем, Мильакр считал свое предложение как нельзя более естественным. Люди, подобные ему, только по кошельку различают людей. Для них образование, ум, душевные качества — одни пустые слова, на которые не следует обращать внимания.

— Я начинаю вас понимать, Мильакр, — сказал Эндрю, поднимаясь со стула и заслоняя собой молодую девушку. — Вы имеете дерзость говорить мне, чтобы я выдал замуж Урсулу за вашего сына и этим поступком выхлопотал для вас у генерала Литтлпэджа и полковника Фоллока разрешение продолжать ваше воровство…

— Берегись, старик! Не говори так.

— Если ты хочешь, я могу сказать иначе: благодарю за честь, сделанную мне и Урсуле, но повторяю еще раз, что никогда моя племянница не будет женой твоего сына.

— Почему ты не позволишь молодой девушке ответить самой? — закричал Мильакр прерывающимся от бешенства голосом. — Зефан не из числа тех, которых можно презирать. Я горжусь им, я его отец…

— Зефан примерный сын, — прибавила Пруденс в порыве материнской гордости. — Не знаю, какая бы девушка не согласилась отдать ему свою руку.

— Хвалите ваш товар, как вам будет угодно, если это вам доставляет удовольствие, — ответил спокойно землемер, — вы вправе это делать, но я никогда не изменю своего решения. Никогда это бедное дитя не выйдет за сына Мильакра, скваттера; будущий ее муж должен быть образованным, с высокими и душевными качествами, и характеры у них должны быть похожими.

Между присутствующими послышался ропот. Но эти голоса перекрылись звонким голосом Мильакра.

— Берегись, землемер, — закричал он, — повторяю еще раз: любое терпение может лопнуть.

— Я не имею никакой в тебе нужды, Мильакр, и ни в ком из твоих сыновей, — ответил тихо Эндрю, обняв Урсулу, которая смело посмотрела на толпу и таким поведением поощряла своего дядю. — Посторонитесь, я вам приказываю, не смейте останавливать брата, который спасает дочь своей сестры… Назад, говорю я вам, потому что я не хочу больше оставаться здесь. Через час или два, несчастный, ты поймешь всю цену своего низкого поведения и будешь жалеть, что не поступил, как подобает честному человеку.

Тут шум усилился до того, что невозможно было понять ни одного сказанного слова. Мильакр ревел, как разъяренный волк, выкрикивая проклятия и ругательства. Молодые скваттеры подражали ему. Они столпились около двери, к которой медленно подходил землемер.

Вдруг посреди этой неразберихи раздался выстрел, и Эндрю Койеманс, раненный, упал на пол.

По закону природы излишек страсти всегда успокаивает сердце. Человек поддается бешенству только до тех пор, пока следствие его — преступление не откроет глаза виновному и не вернет его на истинный путь, и это совершенное преступление останавливает руку, охлаждает чувства и возбуждает совесть. То же произошло и со скваттерами. Глубокое молчание наступило вместо прежнего шума, так что можно было слышать прерывистое дыхание Урсулы, которая в оцепенении, как бы пораженная громом, стояла возле тела своего дяди. Все молчали, никто не пытался выйти, все были неподвижны, как статуи. Трудно было понять, кто стрелял в землемера.

Сначала мои подозрения упали на Тоби, от которого можно было ожидать подобного поступка. Но потом я подумал на Мильакра, что показалось более верным.

Впрочем, это были только одни догадки. Сказать правду могли только одни скваттеры, но они не могли изменить себе. Они решили или вместе спастись, или вместе погибнуть.

Едва я пришел в себя, моим первым движением было схватить Урсулу на руки и бежать с ней. Это я успел бы сделать, потому что все были поражены случившимся и не обратили бы на нас внимания. Но Урсула не хотела и думать о бегстве в подобную минуту.

Вырвавшись из моих объятий, она упала на колени возле своего дяди.

— Он еще дышит! — сказала она прерывистым голосом. — Благодарю тебя. Боже, он еще дышит! Рана может быть не очень опасная, если только не медлить и оказать помощь.

Тут Урсула показала всю энергию своего характера.

Быстро поднявшись, она подошла к скваттерам, которые молча смотрели на землемера. Впереди их стоял Мильакр — мрачный и как будто волнуемый тревожными чувствами.

— Неужели никто из вас мне не поможет спасти того, кто был для меня вторым отцом?.. Неужели вы все одинаково жестоки и нечувствительны? — спросила Урсула с жаром, который будто передался в сердца окружающих молодую девушку, потому что они все стали внимательно и участливо слушать ее.

— Помогите мне, — продолжала она, — поднять его и перенести на кровать, где майор Литтлпэдж осмотрит рану. Вы не откажете мне, Мильакр, в этой просьбе; вспомните, что и с вами случалось такое или, по крайней мере, может случиться."

Зефан подошел к ней первый, и, с его помощью, а также Урсулы и Лавинии, мы положили землемера на кровать Пруденс, стоявшую в главной комнате.

Скваттеры, посоветовавшись между собой, вскоре скрылись один за другим, и в доме остались только Мильакр, его жена и Лавиния. Лавиния помогала Урсуле привести в чувство несчастного землемера; что же касается самого скваттера, то он сел в углу возле огня, между тем как Пруденс заняла место в другом — противоположном.

Мильакр, казалось, взвешивал свое преступление и то наказание, какому он может подвергнуться. Несмотря, однако на то, он полностью собой владел и искусно скрывал чувства, обуревавшие его душу.

Но Пруденс не могла себя сдерживать, она бесконечно вздрагивала, таким образом, было видно неспокойное ее состояние. Я уже насмотрелся на раны во время моей военной жизни и мог по первому взгляду определить, смертельны ли они или нет. Тут нечего было и сомневаться: рана землемера несомненно была смертельной. Пуля прошла насквозь.