— Есть. Мои ключи. Скотина! Вы на машине? Мне срочно надо в порт.

— Я вас отвезу, если вы в состоянии ехать.

— Еще как в состоянии! Подождите, я только обуюсь. — Он почти бесшумно вышел в носках из комнаты и вскоре протопал обратно в ботинках, надев еще кожаный пиджак. — Поехали!

Он заметил, что я смотрю на шхуну на стене. Это оказалась не литография, как я подумал сначала, а самая настоящая фреска, сделанная прямо по штукатурке и обведенная черной рамкой. Краски были кричащие — особенно в тех местах где художник пытался изобразить игру закатных лучей на крутобоких волнах. Как рисовальщик, автор тоже был слабоват — руке его явно не хватало твердости. Тем не менее кренящийся к воде корабль создавал впечатление движения, и это было уже что-то.

— Нравится? — спросил Марио, уже стоя в дверях. — Это Джо нарисовал, когда был мальчишкой. Хотел стать художником. Жаль, не получилось. Зато сволочью стал отпетой.

Только сейчас я заметил, что картина подписана аккуратно выведенными печатными буквами: «Джозеф Тарантини, 1934». Рядом я прочел и название картины, видимо позаимствованное из какого-то календаря: «Лети вперед, корабль мой!»

Мы спустились вниз, к окаймленному пальмами приморскому бульвару, и доехали по нему в порт. Марио показал мне дорогу к автостоянке у волнолома, где я запарковал машину рядом с видавшей виды яхтой на трейлере. Свежий бриз нес с собой крупинки песка и швырял клубы водяной пыли на бетонный волнолом. С его подветренной стороны были пришвартованы около сотни яхт самых разнообразных классов и размеров — от прыгающих на волнах легких «скифов» до семидесятифутовых крейсерских яхт с мачтами высотой с телеграфный столб.

Марио обвел взглядом сверкающую на солнце бухту и застонал от досады.

— Нет ее, точно. Угнал мою яхту, подлец! — Он едва не плакал.

Я поднялся вслед за ним по засыпанным песком ступенькам серого домика с вывеской «Капитан гавани». Дверь оказалась заперта. Мы заглянули в окно: контора была пуста.

К пристани внизу подошла небольшая шлюпка с навесным мотором, в которой сидел какой-то старик.

— Где капитан? — окликнул его Марио.

Старик что-то крикнул в ответ, но слова отнес ветер. Мы спустились по трапу на плавучий дебаркадер, который медленно поднимался и опускался на волнах.

— Где капитан Шрайбер?

— Ушел в море на катере Береговой охраны, — сказал старик. — Они получили радиограмму с рыболовецкого судна в районе Сан-Педро. — Он снял мотор с кормы и положил на причал. — Около Сэнкчуари села на камни какая-то яхта — того и гляди, развалится. Что это у тебя с лицом, приятель? — спросил он без всякого перехода, разглядев избитую физиономию Марио.

— Не твое дело. — Марио ухватил старика за руку. — Какая яхта? Название?

Старик отпрянул.

— Но-но, полегче, приятель. Не надо так волноваться. Рыбаки не смогли подойти близко, названия они не прочли. У тебя пропала яхта?

— Угадал.

— Они сказали, спортивная яхта с алюминиевыми утлегарями.

Марио быстро повернулся ко мне.

— Сможете отвезти меня в Сэнкчуари? — Синяки и ссадины проступили резче на его побледневшем лице.

— Может, действительно не стоит так волноваться?

— Когда моя яхта разбилась на камнях? Не хотите везти — не надо. Сам доеду, на мотоцикле.

— Ладно, отвезу, — сказал я. — Это далеко?

— Меньше десяти миль. Поехали.

— Это твоя яхта, приятель? — Как крик одинокой чайки, вопрос старика был унесен ветром, оставшись без ответа.

Мы молча ехали по прибрежному шоссе. Марио, насупившись, сидел рядом со мной, зло поглядывая на разбитые костяшки пальцев, которые он время от времени яростно тер друг о друга. Со своей забинтованной головой и изрядно попорченной итальянской физиономией он был похож на раненого гладиатора. Я надеялся, что он не грохнется замертво у меня в машине.

— Кто вас избил, Марио?

Он ответил не сразу. Когда он заговорил, голос его дрожал от вновь нахлынувшего гнева:

— Их было трое. Двое держали меня за руки, а третий обрабатывал. Кто они — мое дело. Я сам с ними рассчитаюсь, с каждым по отдельности.

Он сунул руку в карман пиджака и вытащил тускло поблескивающий предмет. Я оторвал глаза от дороги, чтобы его рассмотреть. Это был алюминиевый кастет с обмотанной клейкой лентой рукояткой и пятью отверстиями для пальцев. Марио надел его на правую руку и с силой впечатал ее в открытую ладонь левой. — Еще поквитаемся! — глухо прорычал он.

— Спрячьте это, — сказал я. — За такой кастет вполне могут упрятать за решетку. Где вы его взяли?

— Отобрал у клиента. Я когда-то барменом работал в городе. — Он поцеловал ударную кромку кастета и опустил его обратно в карман. — Думал, может, когда пригодится. Хорошо, что не выбросил.

— С этой штукой попадете в переделку еще похлеще. Так все-таки за что вас избили, Марио?

— Из-за моего паршивого братца, — ответил он. — Он смылся в пятницу вечером, а меня оставил расхлебывать кашу, которую он заварил. Его дружки решили, что я с ним заодно. Даже не предупредил меня заранее. Они ворвались на мою яхту посреди ночи и стащили меня с койки. С троими мне было не справиться.

— Это случилось той ночью, когда вы с Джо вернулись из Энсенады?

Он подозрительно посмотрел на меня.

— При чем тут Энсенада? Мы с ним уезжали на четверг и пятницу рыбачить возле острова Каталина. Ночь простояли на якоре.

— Поймали что-нибудь?

— Ни черта. А почему вы заговорили про Энсенаду?

— Я слышал, у Даузера есть филиал в Мексике. Ваша лояльность по отношению к Даузеру очень трогательна, особенно после того, что он проделал с вашим лицом.

— Не знаю никакого Даузера, — заявил он без особой уверенности. — Вы, часом, не из налогового управления?

— Часом, нет. Я же сказал вам, я частный детектив.

— А теперь чем занимаетесь? Вы сказали, что виделись с Галли. Значит, вы ее уже нашли?

— Вчера ваш братец крепко треснул меня по голове. Это почему-то не дает мне покоя. — На самом деле мне не давал покоя мертвый Даллинг.

— Я одолжу вам кастет, когда разделаюсь с этими сволочами. Сейчас будет поворот.

Мы поехали по выбитой в земле колее, петлявшей через поросшую травой поляну к краю нависшего над морем утеса. Ближе к обрыву виднелась эвкалиптовая рощица. Деревья с гладкими и розовыми, как человеческое тело, стволами, казалось, старались теснее прижаться друг к другу под сильными порывами ветра. Среди деревьев стояло несколько видавших виды деревянных столов для пикников. Марио побежал по тропке к краю утеса, я — следом. Впереди, за деревьями, я увидел море, сверкающее и переливающееся, как ртуть. Потом я заметил серый катер Береговой охраны примерно в полумиле от берега. Он направлялся на север, возвращаясь в Пасифик-Пойнт.

Тропа заканчивалась у покосившегося деревянного барьера, за которым утес отвесно обрывался в море. Сотней футов ниже, которые казались сотней ярдов, набегавшие волны разбивались о его скалистое основание. Марио перегнулся через барьер, всматриваясь вниз.

Там, в кипящей вокруг базальтовых зубьев белой полосе прибоя, лежала наполовину перевернутая яхта. Одна за другой на нее накатывались волны, накрывая почти целиком, и пенными водопадами обрушивались вниз, стекая по накренившейся палубе. Паруса безвольно хлопали на ветру, точно сломанные крылья. Спасти яхту было невозможно. Марио скорбно раскачивался в такт ударам волн о корабль. Незачем было даже спрашивать, его ли это яхта. Каждый накрывавший ее вал исторгал из его груди стон, и лицо его было мокрым не только от долетавших снизу брызг.

— Интересно, что произошло с Джо, — сказал я.

— Погубил яхту, подлец, погубил! — завывал Марио. — Плевать мне, что с ним произошло. Хорошо бы, чтоб утонул.

Над морем пронесся баклан, точно чья-то черная душа, летящая в ад. Марио мрачно проводил птицу взглядом.

Когда подошел катер Береговой охраны, мы уже ждали на причале. Серый корпус ткнулся в автомобильные покрышки, прибитые к стенке дебаркадера, и на причал прыгнули двое мужчин. Один, загорелый парень в форме лейтенанта Береговой охраны, был, судя по всему, командиром катера. Другой был седобород, в старом синем кителе без знаков различия. У него были бесцветные, изъеденные морской солью глаза, упрямое выражение лица и повадки старого боцмана.